(3-я часть трилогии)

(Путь к исторической родине немецкой семьи –

преодолеть себя, не теряя равновесия)

Оскар Шульц

редакция:

Антонины Шнайдер-Стремяковой

«В своём стремлении все муки uспытал.

В итоге сыном Vaterland(-a) стал.

В стране отцов с своими рядом жить,

Чтоб равным среди равных быть.»

Рейнгольд Франк.

Сердечное спасибо всем членам моей семьи, родственникам

и знакомым, которые, делясь опытом и своими мнениями,

способствовали созданию этой книги.

Предисловие

(Генрих Нойгебауер, Доктор наук)

Как мне известно, это первая книга, в которой её автор – немец из России – Оскар Шульц, встав несколько в стороне, пытается с иной, новой позиции оценить два важных аспекта: проблемы интеграции своих земляков и слабое содействие этому процессу коренным населением. В связи с тем, что это сделано на основе не только собственного опыта, но и с привлечением чрезвычайно широкого круга родственников и знакомых, результаты этой попытки воспринимаются как очень убедительные.

Многолетний опыт интеграции, накопленный родственниками и знакомыми, их советы, и сделанные автором анализы и обобщения можно рассматривать как особо важное достижение. И дело не в том, будут ли все или только частично использованы советы. Книга пробуждает мысль, заставляет думать. Здесь в ходу старое правило: на ошибках учатся, но не обязательно на cобственных. Книга четко показывает, что для интеграции в новое общество, в такое, какoe оно есть, а не в такое, которое мы себе придумываем, – нет альтернативы. Поэтому возвращенцы есть те, кто должен пристроиться к большинству, а не наоборот. Кто это своевременно не поймет, будет и впредь жить инородным телом в этом обществе. Особенно трудно перестроиться ненемецким членам семей ауссидлеров. Но иного пути нет, с этим каждый должен считаться. И это в книге представлено в убедительной форме.

Автор категорически выступает против псевдонаучного утверждения, будто лишь второе – третье поколение ауссидлеров интегрируется. На сотнях примеров доказывается, что скорое приживание на новой родине зависит лично от каждого человека, от его убеждения, настроя, настойчивости и упорной, неослабной борьбы за это. Такой целеустремленный человек в состоянии осилить этот барьер и прижиться буквально в течение нескольких лет. Ассимиляция – дело другое, на это уйдет вся жизнь. Поэтому существует реальная возможность не только для земляков, не знающих родной язык, но и для ненемецких членов семей по существующим правилам не просто приспособиться, но и интегрироваться.

Для коренного населения книга тоже полезна, если её прочитают. Оно увидит, что не существует единого образа немца из России, что наши земляки, в зависимости от возраста, росли и формировались в самых различных условиях жизни в Советском Союзе. Общее для них одно – все они жертвы тоталитарной системы. И это автор убедительно показал на примере своей большой семьи. А именно с этой стороны наши земляки совершенно незнакомы местному населению.

В ГДР было не лучше. В середине 60-ых годов я в Москве познакомился с дюжиной студентов и аспирантов. Ни один из них не знал о существовании в СССР советских немцев вообше, тем более, что их около двух миллионов.

Трагедия российских немцев разыгралась вдали от Германии, поэтому так трудно коренным немцам увязать это с судьбою ауссидлеров, понять, что и их страна причастна ко всему этому. Неопровержимое доказательство тому высказывание одного, до недавнего времени очень влиятельного политика, что его сердцу ближе униженный африканец, чем немец из Казахстана.

Прочитав книгу, многие коренные немцы могли бы пополнить свои знания по истории немецкого народа. А тем нескольким тысячам, которые по долгу службы должны заботиться о поздних переселенцах, я бы эту книгу порекомендовал прочитать как обязательную литературу.

Я нахожу очень полезным, что автор предлагает книгу на двух языках: немецком и русском.

                  От автора

 Лучше сожалеть о том, что сделал, чем бесконечно страдать

от угрызений совести, что ты мог бы это сделать, но не сделал.

Мне больно видеть, как болезненно приживаются некоторые наши соотечественники на новой родине. А ведь было всё сто раз передумано: „Едем домой, на родину предков.“ У большинства не возникает особых проблем. Но у части переселенцев это не сразу получается и они впадают в отчаяние, чувствуют себя чужими и отвергнутыми. Oднако, есть жизненный опыт других, который может облегчить эти страдания и показать, как легче войти в новую жизнь.

Мне представилась исключительная возможность проследить и проанализировать особенности процесса интеграции на примере дальних родственников и их потомков: семья Wollschläger в 1890г., Zech – в 1912г., троих двоюродных – Langhans в 1943-45гг., дети кузенов – Pede Reinhold и Langhans Herbert – в 1976-77гг. и свыше 30 семей – с 1988 по 1994гг. Все они здесь прижились за 5-7 лет. Сейчас, когда у многих прибывающих снизился уровень знаний немецкого языка, процесс интеграции протекает значительно труднее. Но правила – от этого не изменились. Чтобы прижиться в новой стране, каждый должен пройти определённый путь.

Я не согласен с распространённым мнением, что лишь „третье поколение сможет интегрироваться“. Такое утверждение вызывает сомнение, неуверенность и отчаяние, лишает людей моральных сил и вызывает комплекс неполноценности. Поэтому мне хотелось бы ободрить тех соотечественников, которые ещё не смогли интегрироваться, показать пути, которыми шли мы, члены моей семьи, родственники и знакомые, и раскрыть таким образом определённые возможности.

Эта книга задумана и для коренных немцев, так как она возникла на основании моих контактов с ними и даёт ответ на их вопросы.

Книга не претендует на звание литературного произведения, это лишь попытка помочь людям, призыв задуматься. Поэтому она предлагается на двух языках для разных читатeлей.

Примечание: Перевод всех вставок – стихов и цитат слелан автором.

Оскар Шульц

Пять историй

«В начале, когда ещё ты у нуля,

учи язык – хватай быка за острые рога»

Иоганн Варкентин

Цель была ясна: быстрее окунуться в новую жизнь, чтобы чувствовать себя здесь немцем среди немцев. Пока мы, поздние переселенцы, видели перед собой приветливые лица наших опекунов из ведомства по делам иностранцев, которые, хорошо артикулируя и повторяя сказанное, очень старались обучить нас жизни в новой среде, всё было ясно и казалось простым. Однако с течением времени доброжелательные «опекуны» исчезли, и каждый был вынужден делать само-стоятельные шаги в новый мир. Очень скоро выяснилось, что совсем непросто общаться с местным населением на нашем, полученном от матери, диалекте. Да и мой запас немецких слов был настолько скуден, что его хватало лишь для короткого разговора с моими новыми саксонскими соотечественниками. Так определилось главное – надо расширять знания немецкого языка.

Для чтения не возникало никаких помех – книг было достаточно. Вход в библиотеки бесплатный или недорогой. И я стал штатным посетителем городской библиотеки и Deutsche Bücherei in Leipzig. Однако в письме мне недоставало знаний грамматики. Тут существовала только одна дорога – учение. В 67 лет? После долгих размышлений я пришёл к выводу, что другого выхода для достижения поставленной цели нет. Важно было не только научиться правильному письму, но и его практическому применению. Речь шла об овладении новыми выражениями для воспроизведения мыслей и о правильном построении предложений вместо автоматического перевода с русского на немецкий язык. Для начала предстояло решить: на каком диалекте? Саксонском? Однако, в самой Саксонии пять довольно различных говоров.

Всё решил случай. Мы были в Германии второй месяц, когда выдалась возможность поучаствовать в недельном семинаре, и мы, 40 человек, поехали на автобусе из Лейпцига в Тюрингию. Наш сопровождающий из Красного Креста сидел рядом с шофером, и они переговаривались всю дорогу. Я сразу заметил, что они очень плохо понимали друг друга, потому что всё время повторяли: „Wie bitte?“(Как, простите? Что вы сказали?). Я схватил ручку и принялся считать, кто и как часто использовал эти слова. Результат оказался 50:40. Таким образом, два немца из разных регионов, Саксонии и Нижней Саксо¬нии, 90 раз не были уверены, правильно ли они поняли друг друга, просили повторить сказанное и всё время переходили на литературный немецкий язык.

Я сделал вывод – вначале надо выучить литературный язык. Легко сказать, да не просто осуществить. Пока я громко читал книги или подражал разговору, услышанному по телевидению, казалось, что я делаю успехи. Но общаться с местным населением – это было совсем другое дело. Страх допустить ошибки и быть непонятым был так велик, что приходилось принуждать себя к этому.

В это время я посещал своих родственников, которые за несколько лет до нас приехали в Германию и считали, что уже интегрировались. Я попросил их совета. Вот некоторые из высказываний:

– Райнгард, 65 лет. Жил в Германии 22 года. Он убеждённо сказал: «Бороться! Бороться со своей неуверенностью! Нужно побороть свой страх и самому идти на контакт с местными жителями, затевать с ними разговоры, завязывать знакомства. А если ты не понял какое-то слово или не уловил смысл, то не забудь про два волшебных слова: ,Wie bitte?’ Твой собеседник тоже не всегда будет тебя понимать и наверняка будет использовать эти два магических слова. Эти слова – лучшее связующее звено между всеми диалектами в Германии».

– Эмиль, 40 лет, служащий, приехавший в возрасте 17 лет полагает: «Чувствовать себя здесь как дома? Это зависит целиком и полностью лично от каждого – это дело воли. Пока человек понимает и ощущает свою родину там, в стране, которую он оставил, такое ощущение в нём не может даже возникнуть. Но голое желание быть здесь дома ничего не даёт. Только упорное стремление и активность могут настолько изменить внутреннюю суть человека, что он будет не только говорить, но и думать и даже видеть сны по-немецки. И тогда он достигнет той внутренней зрелости, которая породит ощущение, что он здесь дома, что это его родина. Эта способность созревать является индивидуальной у каждого человека. Один готов к этому уже во время приезда даже при слабых знаниях родного языка. Другой не сможет достичь зрелости даже при хороших знаниях языка, а иные до самого конца жизни».

– Герхард, 35 лет, служащий, приехавший в возрасте 12 лет, высказался так: «Нужно по эначимости поставить немецкий язык перед русским, на первое место. Кто не сможет этого сделать, никогда не сможет перестроиться, почувствовать cебя здесь дома. В первые 5-6 лет я полностью забыл русский язык, т.к. у меня тогда не было русскоязычных друзей, a когда в возрасте 25 лет он снова мне понадобился, я его восстановил».

– Ида, 39 лет, домохозяйка, приехавшая в возрасте 20 лет, утверждала: «Мне хорошо, я чувствую себя как дома, потому что всегда, хоть там, хоть здесь, воспринимала себя немкой. Я не обижаюсь, когда коренные немцы называют громко болтающих по-русски «русскими». В таких случаях это только констатация факта, а не оскорбление. И когда я слышу, что наши соотечественники приехав сюда, не хотят учить немецкий язык, полагая прожить лёгкой жизнью, тогда мне становится горько и стыдно. Я не понимаю, зачем эти люди приехали в Германию.

Есть переселенцы, которые ещё там, тем режимом были овеяны ореолом почёта и славы, и привезли его с собой в Германию. Они чувствуют себя здесь обиженными и обойденными. Такие люди убеждены в том, что у них пытаются отобрать заслуженную славу. Мне жаль их. Но существует только одно лекарство против этой болезни, а именно: заработать этот венец славы здесь в жёсткой конкурентной борьбе».

– Анна, 43 года, медсестра, приехавшая сюда в возрасте 31 года, поделилась сокровенным: «Это очень приятное, потрясающее чувство, ощущать себя здесь как дома. Меня совсем не обижает, если кто-то замечает в моей речи всё реже встречающиеся ошибки и поправляет меня. Я чувствую себя превосходно в своём коллективе. Никакую другую страну, а только эту я считаю своей родиной».

– Элла, 45 лет, медсестра, приехала в возрасте 34 лет посоветовала: «Если между Вами и коренным населением возникают проблемы, не забудьте поставить себя на их место, посмотреть на себя с их позиции, оценить свою деятельность и своё поведение. В большинстве случаев наши переселенцы сами виноваты в возникающих недоразумениях.

Совершенно нереально надеяться, что можно ознакомиться со всеми аспектами немецкой культуры и приспособиться к ним скажем за один год. Это очень обширная сфера, которую даже коренной немец не может полностью охватить. Каждый в своей жизненной нише приобретает определённую часть национальной культуры, но не больше, чем имеется здесь, и ровно столько, сколько он на этом этапе способен освоить. Один не имеет ни малейшего понятия об истории Германии, другой - не знает знаменитой немецкой музыкальной культуры, третий утверждает, что знает всех футболистов или эстрадных исполнителей. Каждому его окружение предлагает различные возможности, чтобы окунуться в общую великую немецкую культуру. Кто и как далеко пройдёт, зависит целиком от его потребностей и устремлений».

– Ирина, 41 год, воспитательница, приехавшая в возрасте 34 лет, высказалась довольно резко: «Кто не хочет учить немецкий язык, тот не найдёт здесь свой дом, он не интегрируется. Поэтому ему следует, я думаю, вернуться назад. Такие люди всем недовольны и только ворчат. Перед ними следовало бы поставить весы, где на одной чаше накапливались бы их знания немецкого языка, а на другой - их недовольство. Это помогло бы им не потерять равновесия».

– Эдмунд, 73 года, пенсионер, приехавший в возрасте 66 лет, удивляется: «Я не могу понять, почему наши ауссидлеры, которые составляют около 2 % от всего населения страны, требуют к себе больше, чем эти 2 %, внимания по возникающим у них проблемам? Я бы хотел уже сегодня назвать себя местным жителем, коренным немцем, но во мне всё ещё сидит груз привезённого с собою прошлого. Однако я знаю чего хочу и сумею стряхнуть с себя это въевшееся в меня заскорузлое коммунистическое прошлое.

Что же касается морали и нравов, пришедших к нам от родителей или бытующих здесь, я бы хотел их сложить в одну общую бельевую корзину и всё перемешать. Затем, заняв новую позицию, соответствующую сегодняшнему дню, всё содержимое вдумчиво пересортировать. Каждую извлечённую вещь заново переоценить. Здесь мы найдём новое, уже здесь приобретённое, но в нашем понимании не всегда и не обязательно абсолютно чистое и желаемого покроя бельё. Точно так же обстоит дело и с нашим привезённым, старомодным и часто находящимся в сомнительном состоянии бельём. Потом предстоит принять решение: одни вещи сразу же идут в обиход, другие стирают, гладят, перекраивают, осовременивают, и возможно в течение короткого времени будут носить, а остальные надо просто выбросить. Этот важный шаг должен сделать каждый вновь приехавший, к какому бы поколению ауссидлеров он ни относился».

– Незабываемой была моя встреча и разговор с Ольгой Лоренц. Она русская, ей 30 лет, приехала в 1990 г., когда ей было 22 года, говорит по-немецки бегло, почти без ошибок и акцента. Она поведала: «После приезда я окончила 10-месячный языковой курс, потом у меня родилось подряд двое детей и мне пришлось остаться дома с ними. Но я знала, что должна выучить немецкий язык, была убеждена, что смогу это сделать. Поэтому я интенсивно использовала первые 4 года и освоила не только язык, но и профессию повара. Вот уже 4 года работаю в детском саду и очень рада, что меня так тепло приняли в коллективе.

С первого дня нашего пребывания в Германии мы вели строго ограниченную, бережливую жизнь. Наши родственники одолжили нам недостающие деньги, и мы купили себе старый дом. Сейчас мы уже отремонтировали его, расплатились с долгами и обновляем обстановку – выбрасываем мебель со шрота, отслужившую семь лет, обставляем квартиру современной отличной мебелью.

Да, я родилась в Союзе, в Казахстане остались моя мама, сёстры, родственники. Но здесь, в Германии, мой муж и двое детей. У нас свой дом, мы оба работаем, на работе к нам доброжелательно относятся и с нами считаются. Я прекрасно себя чувствую, я здесь дома, и другой жизни даже не могу себе представить. Я была два раза на старой родине, но больше не поеду. Моя мама будет навещать меня здесь.

Моя родина? – Да, я родилась там, но моя родина точно так же, как и у моего мужа, у моих детей, в Германии».

Однажды я прочёл в ведомственном бюллетене интересную статью. Один из ответственных референтов Земли Лейпциг обратился к своим сотрудникам и к соседям ауссидлеров с просьбой проявлять понимание и терпимость, помогать этим людям в интеграции. Это был повод, который я давно искал: надо устанавливать контакты с местными жителями, общаться с ними, разъяснять обстановку, приводить доводы и таким образом бороться с возникающими предубеждениями. Это соответствовало моим, уже до этого возникшим, убеждениям. Нужно писать и публиковать рассказы о судьбе российских немцев, которые помогли бы местному населению не назойливо, а как бы непроизвольно, пробудить у них чувство сострадания и лучшего понимания ux судьбы. Так я начал собирать материал о многолетних связях моих родственников в России с городом Лейпцигом.

«В поисках домашнего очага

и защищённости – ищи человека»

Филл Босманс

При этом я наткнулся на имя жителя Лейпцига Рудольфа Шульце-Мёлькау, посвятившего две книги теме «Немцы в России». Меня ошеломило его предсказание возможной ликвидации АССР немцев Поволжья и последующего насильственного переселения немцев в Советском Союзе, которое он опубликовал за 10 лет до начала войны. Я никогда прежде не встречал такого публичного мужественного утверждения. В те далёкие 30-е годы это было неслыханной и недопустимой дерзостью.

Не меньше меня взволновал тот факт, что этот человек добавил к своему имени «Мёлькау», ведь тогда я уже пять лет жил в пригороде Лейпцига – Мёлькау. Я поставил перед собой цель узнать об этом человеке всё, что можно. Но никто из моих знакомых в Мёлькау ничего не знал о нём и его книгах. Попробовал найти информацию в местной библиотеке и церковном архиве – безуспешно. В телефонном справочнике я нашёл номера шести Шульце, живущих в Мёлькау, и попытался навести справки.

Но уже первая попытка с треском провалилась. Позвонил по первому номеру: «Добрый день! Уважаемая госпожа Шульце, заранее прошу прощения за беспокойство. Я ищу очень важного для меня человека по имени Рудольф Шульце-Мёлькау. Может быть, Вы его родственница? Или знаете, кто он, кем был, или у кого я могу получить такую информацию?»

Женский голос ответил весьма раздражённо и грубо: «Судя по произношению, Вы иностранец. Нет, я не знаю никакого Шульце-Мёлькау и не хочу ничего о нём знать. Не беспокойте меня своими распросами. Если Вы будете надоедать, у Вас будут неприятности с полицией». Она безжалостно положила трубку, не дала мне возможности что-то объяснить. Голос в трубке и её безапелляционное поведение явились поводом глубже поразмыслить и подумать, как дальше быть.

Я решил следующей по списку госпоже Люциде нанести визит в сопровождении своей жены. На мой звонок дверь открыла женщина лет 60-и, ещё вполне свежая и бодрая на вид, элегантно одетая. Cтав на пороге, она удивлённaя спросила, кто мы, и чего хотим. Я ответил приветствием и бойко добавил: «Мы жители Мёлькау, происхождением из России, ищем некоего Рудольфа Шульце-Мёлькау. Это знаменитая личность, мы хотели бы узнать о его судьбе. Вы слу-чайно его не знаете?» Она засуетилась: «У меня сегодня нет времени, я тороплюсь, оставьте свой адрес, я Вас навещу». Передав адрес, мы покинули дом в сомнении и неуверенности. Выходя из калитки, услышали, как эта женщина нарочито громко сказала подошедшей соседке: «Эти наглые иностранцы! Я же не дура! И к ним не пойду». Мы не обернулись и не показали, что всё слышали. Обидно. Но это вновь дало повод для раздумий, как и что следует делать и говорить, чтобы быть понятым.

В следующий раз я написал записку, где пояснил,что хотел бы узнать, назвал день и час нашего визита и вложил её в почтовыи ящик адрессата. Указал также наш адрес и номер телефона на случай, если господин Шульце предпочтёт другое время встречи. Звонка не последовало, и ровно в 12 часов, в следующее воскресенье мы пошли на встречу. Я нажал кнопку звонка. Из дома вышел мужчина лет 35-и, направился к нам и остановился у ворот. – «Добрый день!» –«Добрый день! Да, я прочёл вашу записку. К сожалению, не могу быть Вам полезным. Мы переехали в Мёлькау пару лет назад и не нашли в нашей родне связи с человеком, которого Вы ищете». Он посоветовал нам ознакомиться с надписями на памятниках на двух местных кладбищах и сообщил, что Роберт Шульце, которого мы хотели навестить следующим, тоже только недавно переселился в Мёлькау. Наш разговор длился примерно 20 минут. Холодный осенний моросящий дождик покрыл волосы и пуловер мужчины миллионами капелек-жемчужин. Я и жена были тепло одеты, однако ощущали сырую осеннюю свежесть. Должно быть, и он прозяб, но не посчитал нужным пригласить в дом. Так здесь заведено. Мы поблагодарили его и попрощались.

Следующий визит нанесли Вальтеру Шульце. И здесь я хотел оставить записку. Но так как хозяин работал в саду перед домом, я тут же дружелюбно с ним заговорил. Был ясный осенний день, но дул неприятный пронизывающий ветер. Но и он не пригласил нас в дом, мы общались, стоя по разные стороны забора.

Выяснилось, что этот человек на два года старше меня и родом из Одесской области, следовательно, земляк – российский немец. В 1942 г. он 17-летним был призван в Вермахт, а позже попал в советский плен. Его родители в 1943 г. были депортированы в Германию. Когда в 1958 г. он из плена был освобождён, то разыскал родителей здесь, в Мёлькау под Лейпцигом. Он привёз оттуда свою жену, русскую, с которой до сих пор живёт в мире и согласии. Эта женщина, между прочим, сказала нам, что сразу по приезду сюда она «обрубила все концы» и вскоре нашла здесь свою родину. Поблизости живут семьи их двух детей, внуки, его брат и сестра с семьями.

Вальтер был полноватый, лысый, с широким красным лицом. Сквозь его саксонскую речь то и дело прорывались нотки и слова его юности. Мы пообщались с ним на ломаном «причерноморском» немецком диалекте. В ходе беседы он, подпрыгивая, вновь и вновь, как ещё не остыший бойцовый петух, пытался отмежеваться от принадлежности к немцам России. Он сердито утверждал, что не российский немец, что не имеет ничего общего с ними и ничего не хочет о них знать. Само собой разумеется, он ничего не мог знать о Рудольфе Шульце-Мёлькау.

На меня эта встреча подействовала удручающе. Я никак не мог понять, почему этот человек так настойчиво пытался отгородиться не только от прошлого, от Советского Союза, но и от нас, живущих в Германии земляков-ауссидлеров.

«Любовь исходит из того, что приемлет

другого таким, какой он есть»

Филл Босманс

Оставалась только госпожа Ханнелоре. После многих попыток познакомиться, мне, наконец, удалось связаться с нею по телефону. Она меня внимательно выслушала, задала несколько вопросов и элегантно уточнила, не немец ли я из России, оценив мою разговорную речь и произношение как удовлетворительные. Она сказала,что я говорю языком её давно умерших родителей. Потом сообщила, что она бранденбуржка и сразу после войны попала в Мёлькау. Она не могла представить себе родства с разыскиваемым человеком, но назвала моё начинание благородным делом и, пожелав успеха, дала несколько советов, которые помогли мне в дальнейших поисках.

Позже мы часто встречались. Она рассказывала, что первые десять лет чувствовала себя здесь чужой. Ей постоянно давали понять, что она не саксонка, отпускали плоские шуточки о бранденбуржцах, напоминали об исторических разногласиях между Саксонией и Пруссией. Во времена ГДР намечалось слить немцев с различными диалектами в единое содружество, но, увы, из этого ничего не вышло.

«Ты не можешь ожидать большего,

чем тебе может дать другой»

Филл Босманс

Она призналась, что и сегодня, через 50 лет, всё ещё не знает всех жильцов своего дома: «Люди встречаются, говорят друг другу вежливо „Добрый день“ и каждый идёт своей дорогой. На этом всё! Так что и вы, переселенцы, не должны ожидать, что местные жители сами будут бросаться вам на шею. Имейте терпение, выдержку, но не будьте пассивными наблюдателями, а настойчиво ищите знакомства с соседями и коллегами. Человеку не обязательно знать всех в округе и со всеми разговаривать, достаточно иметь 5-10 хороших знакомых, с ко-торыми можно общаться на общие темы».

Фрау Ханнелоре познакомила меня с одной сотрудницей из Deutsche Bücherei zu Leipzig. Здесь я бывал уже ранее, но теперь появилась возможность говорить со специалистом. Фрау Хёш, худощавая, близорукая, беспокойная дама в возрасте 50-55 лет, внимательно меня слушала, задавала вопросы, тут же сама на них отвечала. Потом снова спрашивала, вела к полкам с энциклопедиями, лексиконами, доставала книги из рядов, показывала, на каких страницах я должен искать, отходила к компьютеру, задавала ему вопросы и снова подходила ко мне. Она провела со мной почти полдня. Мы нашли 5 Рудольфов Шульце, но ни один из них не имел дополнительного имени Мёлькау. Она сдалась, но посоветовала мне поискать дальше в университетской библиотеке, и взяла с меня слово сообщить ей результаты поисков.

В университетской библиотеке служащая в столе справок также была очень внимательна. Но и здесь мы нашли только тех же Рудольфов Шульце: двух инженеров, двух врачей и одного учителя. Эта приветливая женщина дала мне совет поискать в Мартин-Опитц библиотеке города Герне, что специализируется на восточногерманской истории.

Вскоре я сел в поезд и посетил эту библиотеку. Когда один мужчина узнал, что я приехал специально из Лейпцига, он тут же вызвался мне помочь. Обе книги Шульце-Мёлькау были здесь представлены. Однако никаких следов его биографии, кроме указания, что он 14 марта 1931 г. защитил диссертацию в Лейпцигском университете.

Я поспешил назад в Лейпциг. В библиотеке университетского архива царила оживленная суета студентов. Молодые люди смотрели на меня, пожилого, как на динозавра. Четыре сотрудника справочной службы внимательно меня выслу-шали. Через 15 минут передо мной лежала папка с желаемой диссертацией. Но и здесь не было сведений о биографии этого человека.

Тогда я обратился в генеалогический центр города Лейпцига. Через три недели пришёл ответ: «Есть несколько Рудольфов Шульце, которые трудились в Лейпциге в конце прошлого – начале этого века, но с именем Мёлькау мы не смогли никого установить». Так я оказался в тупике, из которого, был убеждён, есть выход.

И снова блеснул лучик надежды: в местном ведомственном бюллетене появилось сообщение о праздновании 675-летнего юбилея местечка Мёлькау. Оргкомитет обратился к жителям с просьбой помочь материалами и советами, чтобы к этой знаменательной дате издать книгу. Я задал вопрос о Рудольфе Шульце-Мёлькау на встрече пенсионеров – жителей Мёлькау. Поначалу никто не смог его вспомнить. Однако после долгих колебаний две дамы в возрасте примерно 85 лет высказали предположение, что, очевидно, одна из учительниц местной начальной школы является племянницей этого человека.

Госпожа Ирене подтвердила это, проявила понимание, передала для копирования две фотографии своего дяди и дала мне адрес его сына Петера. Я тут же отправил ему бандероль с моими рукописями о его отце и письмо, в котором сообщил о долгом поиске. Через неделю пришёл ответ. Петер Шульце удивился, что люди занимаются исследованиями и помнят его отца, умершего в 1969г. Он приложил к письму его краткую биографию и последнюю фотографию

Теперь рассказ о Рудольфе Шульце-Мёлькау мог быть завершён. Он был пятым, в котором я обосновывал связь моей семьи с Лейпцигом на протяжении последних столетий. Однако ответственный референт, ранее призывавший местное население к сотрудничеству в процессе интеграции немцев из России, отклонил публикацию этих рассказов. Так наметился новый тупик.

Когда с 15.12.98 по 12.01.99 в ратуше Лейпцига проходила выставка «Народ в пути», выдалась возможность показать в её рамках судьбу моей семьи. Сотни документов и фотографий, а также написанные мною пять рассказов вызвали большой интерес посетителей. Но самым важным для меня были многочисленные новые знакомства, которые здесь завязались. В результате два из этих рассказов оказались на другой выставке с 14.01.1999 по 13.02.1999 в городской библиотеке Лейпцига, которая тоже была связана с темой «Немцы из России».

По моей просьбе мне было разрешено после основного доклада выступить с кратким сообщением о связи моей семьи с городом Лейпцигом. Но организаторы явно были неуверены в успехе и отмежевались на случай, если меня освистают. Зря боялись! В течение 15 минут я доказал присутствующим, что корни моей семьи, как и других немцев из России, благодаря понятию Лейпциг, никогда не были полностью оторваны от своей исторической родины. Организаторы были удивлены и обрадованы, что моё выступление было встречено с пониманием и одобрено аплодисментами. Разумеется, и для меня это было приятным событием, усилившим мою уверенность в себе. И снова новые знакомые.

После этого я разыскал господина, который от общины отвечал за подготовку 675-летнего юбилея Мёлькау. Я представился, показал ему материал и рассказал, почему Рудольф Шульце-Мёлькау заслужил признание своих земляков. Несколько дней спустя меня навестил другой господин, которому было поручено всё перепроверить. Я показал ему материалы. Мы уютно расположились для непринуждённой беседы. Наш разговор растянулся во времени, и постепенно мы перешли к теме немцев из России. В этом вопросе он оказался весьма осведомлённым человеком, поинтерессовался, почему я так хорошо говорю по-немецки и откуда я, российский немец, черпаю мужество заниматься историей этого местечка, удивился: «Как это может интересовать приезжего?»

– Я объяснил, что уже пять лет живу в Мёлькау, чувствую себя здесь дома, как немец среди немцев, и хотел бы больше знать о моей новой родине. Потом, уловив момент, задал ему вопрос: «Что вы можете сказать по поводу псевдогипотезы, что ауссидлеры с их менталитетом никогда не смогут стать такими же, как коренные немцы?»

– Его ответ был предельно простым и лаконичным, но железно убедительным: «Не бывает единственного в своём роде менталитета и никогда не будет. Одинаковое мышление действовало бы на общество разрушительно. Сравните мышление голодного человека с мышлением сытого, бедного и богатого, больного и здорового, неграмотного и учёного, христианина и коммуниста или нациста, сопоставьте и оцените точки зрения различных партий. Это всё полярные состояния. В настоящее время муссируется утверждение, что существуют ощути-мые различия в психологии «Осси» и «Весси» – восточных и западных немцев. А ведь это только два пасхальных яйца, скорлупа которых окрашена различными красками. Их внутреннее содержимое состоит из белка и желтка. Даже молекулы их ДНК одинаковы, различны лишь отдельные комбинации генов. Само собой разумеется, что люди обладают различиями в ощущениях, мышлении и мировоззрении. Но не существует единого всеобщего национального менталитета. Есть бесконечное многообразие».

Я воспользовался паузой, которую он сделал: «А мы, немцы из Рос-сии, тоже относимся к упомянутым пасхальным яйцам?»

– Конечно. Только ваша скорлупа всё ещё слишком окрашена в красный цвет. Аусзидлеры тоже не однообразная масса, а удивительно широкий спектр людей. Но если кто-то из них пожелает в себе развить новое мышление, то он должен приложить максимум ума, изменить многие свои существующие представления и, как говорится, многое поставить с головы на ноги. Все переселенцы, которые хотят себя здесь чувствовать как дома, должны это понять и пытаться приспосо-биться к новым условиям и возможностям жизни. Они должны найти своё место в этом новом для них обществе. А это означает, менять свой индивидуальный менталитет, понимая, что они вовсе не будут одинаковы в своём мышлении, как клонированные овечки. Каждый должен просто приравняться, насколько это ему возможно, к множественному менталитету местных немцев, с которыми он общается».

Мы распрощались c господином Миллер очень сердечно.

23 марта я встретился с молодёжью Мёлькау и сделал доклад «Ваши соседи – немцы из России». Я рассказал им о пяти рассказах, написанных по этой теме, но пока не нашедших путь к публикации.

Означало ли это, что моя затея с написанием рассказов, посвящённых теме российских немцев, была пустой тратой времени? Ни в коем случае. Изучение немецкого языка, многочисленные знакомства, и не только с упомянутыми людьми, но и с учителями внуков, с врачами, служащими, со старыми одинокими людьми на улице, вели меня к поставленной цели. Через два с половиной года моего пребывания в Германии я начал думать по-немецки. Через четыре года я увидел свой первый сон на немецком языке. Через четыре с половиной года я не смог противостоять совершенно дикому, но непреодолимому желанию переложить одну историю нашей семьи в стихотворную форму на немецком языке. Мои знакомые, которым я его прочитал, вначале не хотели верить, но потом были вынуждены признать, что никто, кроме меня, не мог это написать (см. Стр. 189).

Всё это развило во мне чувство удовлетворения, успокоения и уверенности, что я нашёл здесь свой дом. И несмотря на сопровождающие нашу жизнь всевозможные маленькие неприятности, во мне родилось и утвердилось чёткое убеждение, что я у себя дома, что это и есть моя родина.

На этом я не успокоился – пять рассказов всё же должны попасть в руки читателя! Однако все попытки найти издательство, которое бы взялось за их публикацию, провалились с треском. Причина: тема Russlanddeutsche und Deutschtum не восстребованы читателем. Предлагали, если я готов авансировать издание на уровне 30–40 тысяч Deutsch Маrк, они готовы идти на риск. Таких денег у меня не было. Казалось, все надежды рухнули. Но убеждение и непреодолимое желание донести написанное до читателя, побудило к поиску других путей. Так появилось решение открыть собственное издательство. В 2001 году появилась на свет первая книга. В её первой части под названием «Еin Hauch von einem unbekannten Leipzig» мои пять рассказов.

Долог был путь от возникновения желания, посредством написания рассказов, помочь коренным жителям в преодолении предубеждений против ауссидлеров и так содействовать сближению людей. Пять лет! Но все эти годы меня подхлёстывала ещё вторая надежда, что моя деятельность послужит живым примером, до которого рукой подать, для всей моей большой родни. Можно и здесь, в Германии, многого добиться.. Нужны серьёзное желание, чёткая продуманость, неослабная настойчивость – ключи, которые здесь и сегодня ведут к успеху. К этому пришли и наши дети, многие родственники и знакомые.

(продолжение следует)