Юность Виктора Коха (30.10.2015)


(автобиографическая повесть)

Мартин Тильманн

 

УЧЕБА

 

редакция:

 

Антонины Шнайдер-Стремяковой

 

Юность... Что за прекрасная пора! Даже, если она наполнена горем, голодом и нищетой. Мечты юности… Они были, конечно же, о лучезарном будущем. Виктор Кох, большой мечтатель и фантазёр, тоже мечтал. К сожалению, исполнение мечтаний зависело часто не от него, а от обстоятельств.

В тридцатых годах ХХ столетия большинство подростков видели себя спасателями исследователей Северного и Южного полюсов, и у Виктора самая заветная мечта была стать лётчиком.

В 5-м классе учитель географии рассказывал об экспедициях Руаля Амундсена, Фритьофа Нансена и Роберта Скотта. Иван Степанович требовал, чтобы ученики досконально знали карту и чуть ли не с закрытыми глазами находили крупнейшие реки, озера, моря и континенты - школьники видели себя участниками будущих экспедиций. А какая уважающая себя экспедиция может обойтись без разведывательной авиации?

Когда началась война, Виктор учился в школе. Из патриотических чувств он стал лучше учиться, чтобы поступить в лётное училище - он ещё не знал, что немцам не только в лётное, но и вообще учиться не дадут.

Когда он это понял, стал мечтать о времени, когда закончится война и ему позволят выучиться на пилота. Но немцев, в том числе и в далекой Средней Азии, где жил Виктор, взяли по особому Указу на спецучет, который обязывал «сидеть» там, где застал их Указ.

Виктор, однако, продолжал мечтать... Весной 1946-го окончил седьмой класс. Можно было поступить в техникум – так казалось ему. Выбрал коммерческий, который когда-то окончил его отец, но в 1937 г.  арестовали отца (последние годы он преподавал в школе немецкий язык), и с тех пор от него не было никаких известий.

Паспортов в деревне никто не имел, и Виктор не знал, что для поступления в техникум нужен паспорт. Кроме того необходимо было разрешение коменданта, получить которое было почти невозможно. Но мечта – есть мечта, не зря же отец при расставании наказывал матери дать детям, их было четверо, образование. Мать всегда напоминала, что самая большая мечта отца была видеть детей грамотными и хорошими специалистами. И дети старались, чтобы отцу, когда он вернётся, было не стыдно смотреть в глаза.

Комендант, под надзором которого была деревня, приезжал в опрелелённый день в колхозную контору, и все главы семей, а это были в основном женщины, должны были идти в контору и в особом журнале расписываться, что деревню без его, коменданта, разрешения никто из членов семьи не покинет.

Мать Виктора, Агата Кох, была поставлена перед выбором: либо следовать предписанию коменданта и не отпускать детей, либо выполнить данное мужу слово дать детям образование. Взяв у жены слово, Яков Кох не мог знать, что в таких жестких условиях, при которых невозможно будет учиться, окажется весь немецкий народ. Однако, слово было дано, и Агата решила сына и младшую 15-летнюю дочь Берту отправить учиться, а там - будь, что будет... Указ о том, что за ослушание приговаривали к 25-ти годам каторжных работ, в деревню ещё не дошел.

Перед Виктором и матерью стояла трудно разрешимая проблема, как получить паспорт. Правительство, очевидно, боялось, что с ним разбегутся колхозники. Паспорт Берте ещё не полагался. Он нужен был ему, Виктору, и он отправился в районный Центр, село Ивановку, в надежде встретить в паспортном отделении понимающего и сочувствующего служащего. Весь 22-километровый путь до Ивановки Виктор шёл в надежде на успех. Дорога пролегала меж пшеничных и свекловичных полей. Стояла летняя пора, в синеве неба слышалась трель жаворонка. Виктору хотелось, как в детстве, лечь на траву и слушать её. Однако надо было спешить. От душистых полей, хорошей погоды и поднебесной трели у него поднялось настроение. Виктор вспомнил старую полудетскую немецкую народную песн и запел:

 

„Ich bin ein Musikant

und komm aus Schwabenland.

Ich kann auch spielen

Auf meiner Geige …“

 

Предки Виктора были родом хоть не из Швабии, но пели эту весёлую песенку, сейчас она соответствовала ритму его шагов и настроению. Под эту весёлую песенку километры сокращались намного быстрее. Как только он замечал кого-нибудь вдали, моментально замолкал, ибо никто не должен был знать, что он немец, шагающий в неизвестном направлении.

В кабинет начальника паспортного отделения, человека средних лет, Виктор зашёл до обеденного перерыва.

- Фамилия, имя и откуда? – спросил тот у Виктора. – Зачем нужен паспорт?

- Виктор Кох из деревни Блюменталь. – ответил Виктор, как можно вежливее.

- Ты немец, к тому же сельский, а крестьянам паспорта не полагаются, – пояснил начальник отдела.

- Учителя рекомендовали учиться, я хорошо окончил школу. Очень прошу, выдайте мне паспорт.

Испытующе глядя на Виктора, начальник паспортного отдела некоторое время что-то прикидывал в уме. Смягчившись, он сказал:

- Хорошо, я сделаю для тебя исключение, но будет лучше, если в графе национальность напишу – русский. В противном случае ты будешь иметь много неприятностей...

- Но я немец, - возразил Виктор. - Что скажет моя многочисленная родня, если узнает, что я из дому вышёл немцем, а вернулся русским. Нет, нет, я на это не согласен, что бы там потом ни случилось!

- Ну, хорошо, - заметил начальник отдела. – Я ничем не хотел оскорбить твои национальные чувства. Я хорошо знаю ваши немецкие села и уважаю ваш народ, но я тебя предупредил... Если удастся поступить в техникум, то не высовывайся, всегда оставайся в тени, постоянно помни, кто ты есть. Успеха тебе!

Заполнив бланк сроком на год, начальник вручил его Виктору. Он облегченно вздохнул, поблагодарил и двинулся в путь в надежде, что удастся поступить в техникум. На обратном пути он опасался встретить коменданта, который ездил в районный Центр иногда верхом на лошади, но всё обошлось благополучно. По пути домой вспоминал добрым словом начальника паспортного отдела, который не ожесточился против немцев и выдал паспорт. Очевидно, молитвы Агаты тоже были услышаны.

 

В СТОЛИЦУ ЗА ЗНАНИЯМИ

 

Агата Кох упаковала Виктору и Берте вещевые мешки и вручила собранные деньги. Затем написала записку довоенным знакомым, Голубиным, что жили во Фрунзе, как когда-то и семья Кохов, которую выслали в 1938-м году. Мать просила помочь Виктору и Берте с поступлением в техникум.

Николай Александрович работал в Управлении Геологии Киргизии и был близко знаком со многими известными учеными СССР. Его жена, Мария Цесаревна, учительница, была занята домашним хозяйством и воспитанием детей и внука. Ее добросердечность не знала границ. В годы массовых репрессий, когда безутешные женщины оставались со своим горем одни, когда их переставали замечать даже близкие друзья, Мария Цесаревна проведывала всех и утешала, как могла. Само собой понятно, что она боялась за судьбу мужа: эти посещения могли драматично сказаться на семье.

С тех пор прошло восемь лет, и мать не знала, живы ли её знакомые или тоже угодили под жернова репрессий - надеялась, что Виктору с Бертой удастся их разыскать. Ох, уж эта надежда! Сколько раз она нас очаровывала и разочаровывала!.. Но без надежды жизнь скучна и бесцветна...

С вещевым мешком, письмом, деньгами, которых должно было хватить до первой стипендии, Виктор с Бертой отправились босиком на ближайшую железнодорожную станцию, ибо обуви у них не было. Станция, вернее, полустанок Ивановка, находилась в пятнадцати километрах от дома.

По прибытию они сразу же отправились на поиск знакомых, которые до войны жили вблизи от родительского дома – они смутно помнили место. Родительский дом всё ещё стоял там, где его покинули. Постояли возле, вспомнили время, когда были ещё все вместе. Вспомнили соседских ребят, с которыми играли, и пошли дальше. И вот уже они стоят перед домом Голубиных.

- Так, - подумал Виктор, - первое желание исполнилось!

Мария Цесаревна оказалась дома. Виктор с Бертой поздоровались и передали письмо матери. Когда они виделись в последний раз, Виктору было восемь, а Берте шесть. Сейчас Виктору было неполных семнадцать, а Берте – пятнадцать, так что Мария Цесаревна не узнала их. Закончив чтение, она обняла Виктора и Берту, поздравила их с окончанием школы и сказала, что до получения места в общежитии могут пожить у них.

Николай Александрович занимал пост референта при Совете Министров Кыргызской республики. Он был хорошо знаком с правилами поступления в средние и высшие специальные учебные заведения. По возвращении со службы он осведомился о здоровье матери и сестёр и их планах на будущее.

На следующее утро Николай Александрович позвонил в приёмную комиссию кооперативного техникума, но там ответили, что приём заявлений закончен.

И тогда Николай Александрович связался по телефону со всеми техникумами города и выяснил, что прием ещё не закончен в Автодорожном. Виктор не знал, что в нём изучают. Николай Александрович пояснил, что там изучают ремонт и эксплуатацию автомобилей, а также строительство автомобильных дорог и мостов. Ремонт автомобилей Виктора не интересовал, а строительство мостов – это интересно. И он подал заявление на дорожное отделение этого техникума. Берта без проблем поступила в педагогическое училище.

В мечтах Виктор видел уже множество мостов, которые построит через бурные реки Кыргызстана. Он давно слыл фантазёром, так что в том, что не зная, как строятся мосты, он построил их уже великое множество, ничего удивительного не было.

1-го сентября 1946-го года в аудитории собрались первокурсники. О, что это было за разношерстное общество национальностей и возрастов! Были «зелёные» юнцы, только что со школьной скамьи, и ветераны Великой Отечественной войны. Осваивать учебную программу старшим помогали младшие - в их головах она была ещё свежа, в то время как ветеранам виделись взрывы гранат и бомб... Учебников на весь курс нашлось лишь два, так что учебную программу приходилось осваивать только через конспекты.

 

ЕФИМ

 

В дни вступительных экзаменов во Фрунзенский Автодорожный техникум Виктор встретился с Ефимом Фрусманом. Шёл первый послевоенный год. Ефим бросался в глаза пышной черной шевелюрой, добродушной улыбкой и доброжелательным отношением ко всем. Бывшие ветераны войны в большинстве своём наполовину забыли школьную программу. Он помогал им разбираться в математике и грамматике. Ветераны с благодарностью принимали эту помощь, хотя открыто это и не выражали, предполагая, очевидно, что младшее поколение, не нюхавшее пороха, обязано им помогать.

У матери Ефим был единственным сыном. В то время не принято было спрашивать об отцах. Если отцы погибали на фронте, об этом говорили открыто и с гордостью. Если они пропадали в ГУЛАГе или были приговорены к высшей мере, а таких было немало, об этом молчали. Молчал и Ефим... Он жил в маленькой комнатке интерната с матерью, что работала уборщицей за мизерную зарплату. После вступительных экзаменов все ждали список зачисления. Поступили почти все, особенно ветераны. Против фамилии Ефима и Виктора стояла пометка – «условно». Что это означало, они ещё не знали. Обе фамилии были немецкие - возможно, на это обратили внимание.

Занятия велись своеобразно: учебников не хватало – приходилось учиться по конспектам. Запомнился метод математика Сергея Мартыновича Корчмарика с учительским стажем – 47 лет. Это был крупный, несколько сутуловатый мужчина пожилого возраста, с крупным носом, на котором как-то боком сидели очки. Эти очки чаще всего сдвигались на лоб и только, когда нужно было заглянуть в журнал, они опускались на нос. Все теоремы и алгебраические задачи он выписывал на доске, объяснял их, стирал и тут же вызывал кого-нибудь, чтобы тот повторил урок. И обижался, когда кто-то не мог выполнить задачи.

- Мил человек, почему ж ты не слушал? – спрашивал он. – Ты же добровольно пошёл учиться! Так учись, тебе ж ещё деньги платят!

Был он немного глуховат и не всегда мог расслышать подсказку из класса. В таких случаях Сергей Мартынович зорко следил за классом. Если замечал, что у кого-то шевелятся губы, тут же выгонял и подсказчика, и отвечающего у доски, так что подсказчику приходилось прикрываться ладонью или тетрадью.

Ефим проявил себя круглым отличником уже с первых дней. В любой момент он мог ответить, будь то у доски, будь то с места. Некоторые сокурсники называли его «за глаза» «выскочкой», однако с вопросами обращались постоянно. Ефим знал, что закончит техникум и, возможно, с похвальной грамотой поступит в институт.

Прошёл месяц. Все с нетерпением ждали стипендии, особенно такие горемыки, как Виктор с Ефимом. Вывесили список стипендиатов. Все бросились к доске объявлений и стали искать себя. Виктора с Ефимом в списке не было. Они протирали глаза, вновь и вновь перечитывали список – их не было. Пришлось идти к директору. Оказалось, на вступительных экзаменах они не сдали русский язык.

- Вы, – указал директор на Виктора, – получили «двойку», а Вы, – указал он на Ефима, – получили единицу. Учиться можете условно и если сдадите все экзамены за первый семестр, будете получать стипендию...

В школе по русскому языку у Виктора не было даже троек; он был уверен, что и Ефим получал только пятерки. Очевидно, в составе приемной комиссии находились такие, кто враждебно относился либо к немцам, либо к евреям. Виктор думал, что Ефима подвела его онемеченная фамилия. Виктор не знал, что предпримет Ефим, но понял, что ему учиться не придётся, так как мама работала в совхозе, а там платили очень мало – денег не было. Он пошёл к Марии Цесаревне, всё рассказал и решил, что поедет домой... Но добрая Мария Цесаревна отговорила его и велела подождать с работы мужа. Мария Цесаревна попросила Николая Александровича сходить к директору и уговорить его разрешить Виктору пересдать вступительные экзамены. Виктор тут же попросил Николая Александровича замолвить слово ещё за Ефима, так как он живёт очень бедно... Николай Александрович улыбнулся и пообещал поговорить и о Ефиме. Он созвонился с директором и договорился о встрече. В кабинете директора Николай Александрович пробыл около получаса. О чём они говорили, осталось тайной, но по выходе он сообщил, что Виктору разрешено переписать диктант.

- А Ефиму?

- И Ефиму...

Виктор был на седьмом небе... Ефиму он о разговоре не сказал, чтобы тот себя не чувствовал ему должным. В назначенный день они сели в пустой аудитории и под диктовку учительницы русского языка и литературы написали диктант. Какую получили оценку, им не сообщили, но со следующего месяца они стали получать стипендию.

 

ОБЩЕЖИТИЕ

 

Через месяц Виктору дали место в общежитии. Семья Николая Александровича и Марии Цесаревны из пяти человек проживала в трехкомнатной квартире, так что им было не просто принимать у себя ещё и Виктора. Не позволяли им оттолкнуть его воспоминания о родителях Виктора и о времени, когда их семьи мирно проживали по соседству.  Все годы учебы Голубины духовно и материально поддерживали Виктора. Мария Цесаревна по-матерински относилась к нему и в зрелые годы. Эти взаимоотношения продолжались до 1981-го – года смерти Марии Цесаревны. Николай Александрович скончался раньше. Виктор до конца своих дней был благодарен этой семье за их добрые, отзывчивые сердца.

Место в общежитии считалось в те годы великим счастьем. В комнате, где жил Виктор, стояло пятнадцать кроватей, если считать кроватью металлический каркас с тремя поперечинами, расположенными почти в метре друг от друга. Две ситцевые наволочки с небольшим количеством пакли составляли матрац и одеяло. Такая же наволочка поменьше размером – подушку. Чтобы как-то улечься на эти кровати, ребята собрали вдоль железнодорожного полотна полосового железа и соединили им поперечины, создав, таким образом, некое подобие сетки. Затем внутри наволочек была равномерно распределена пакля, и всё это было аккуратно уложено на кровать. Вот и вся премудрость.

В комнате жило пятнадцать человек семи национальностей, однако никаких межнациональных споров не возникало. Все были из бедных семей, а бедность, как известно, национальности не имеет... Исключение из этой бедной когорты составлял Анатолий. Его мать работала в продовольственном магазине и иногда баловала сына чем-нибудь вкусненьким, но это не мешало дружбе с ним.

Всех студентов нужно было прописать, и комендант общежития собрала паспорта. Когда дело дошло до паспорта Виктора, она спросила:

- Откуда у тебя такой паспорт? Он же безадресный, как я тебя пропишу?

Виктор всех этих тонкостей не знал и сказал, что его выдал начальник районного паспортного отдела.

- Ну, ладно, попробую твой паспорт спрятать между другими, может, пронесёт... – рассудила она.

Она пошла в паспортное отделение и, когда служащая увидела целую пачку студенческих паспортов, заявила:

- Вот что, милая, нет у меня времени штамповать всё это. Возьми печать, садись и сама прописывай своих студентов!

Так Виктор был спасен от очередной неприятности.

В те годы продукты выдавались по продовольственным карточкам. Студенческая норма хлеба составляла пятьсот граммов и один раз в месяц немного жира и сахара. Однако стипендии хватало только на хлеб, который все успевали съедать по дороге из магазина в общежитие. Так как жир и сахар выкупать было не на что, карточки на эти продукты продавались, пополняя, таким образом, скудный бюджет. Очевидно, тогда и родилась поговорка: «Не до жиру – быть бы живу!»

Однажды Виктор в тихом переулке наткнулся на ларёк, в котором свободно, без продуктовых карточек, продавалась ливерная колбаса по тринадцать рублей за килограмм. К сожалению, у него не было денег. Он побежал в общежитие, но собрать удалось только на один килограмм. Затем тут же, на привокзальном базаре, перепродали её и купили в том же ларьке три килограмма колбасы. Эту колбасу они тоже продали. На эти деньги решили купить колбасы себе, но её там уже не оказалось. Так что колбасу ребята только понюхали, зато пополнили свою кассу.

Однажды к дню рождения Анатолий получил от матери карманные часы «Молния» стоимостью 720 рублей. Для бедных студентов это казалось целым состоянием, если считать, что стипендия составляла сто сорок рублей в месяц. Это были единственные часы в комнате, и Анатолий очень ими гордился - чуть не каждые полчаса вынимал часы из кармана, открывал крышку и многозначительно смотрел на циферблат.

Но однажды вьюжным зимним вечером часы остановились... Все стали советчиками, будто были часовыми мастерами - не могли себе представить, как утром проснутся:

- Может быть, они замерзли? Подыши или дай нам подышать!

- Потряси их, потряси! Подержи возле сердца, может, его ритм сдвинет их с места!

Анатолий пренебрёг всеми советами и на следующее утро пошёл в гарантийную мастерскую - гарантийный срок ещё не истек.

Вооружившись очками, мастер осмотрел часы, но ничего подозрительного не обнаружил. Вооружившись лупой, он стал разбирать часы. Добравшись до шестеренок, заметил между зубчиками что-то неопределенное. Он аккуратно вынул пинцетом это «что-то» и положил его на стекло. Затем протёр глаза и лупу. Еще раз внимательно посмотрел на это «что-то». И начал хохотать. Он смеялся так заразительно, что в глазах выступили слёзы. Анатолий ничего не понимал и смущённо озирался.

- Ты где живёшь, молодой человек? – спросил мастер.

- В студенческом общежитии. – ответил Анатолий.

- Ясно... Твои часы остановила спутница всех войн – вошь. Она залезла через отверстие заводной головки внутрь механизма и застряла между зубчиками шестерёнок. Она, можно сказать, совершила геройский поступок, грудью остановив ход времени!

Анатолий готов был провалиться со стыда, но мудрый мастер успокоил его:

- В этом нет ничего постыдного, ибо там, где ведутся войны, всегда заводятся вши. Создается впечатление, будто они хотят сказать:

- Пока вы будете воевать, мы будем вас грызть!

- Теперь, Слава Богу, воцарился Мир, и эти паразиты, или как бы их там не называли, сами скоро уйдут.

Мастер вновь собрал часы, захлопнул крышку циферблата и вручил Анатолию. Для убедительности Анатолий приложил их к уху. Четкий ритм вернул ему прежнюю гордость, и он в хорошем настроении вернулся в общежитие. Узнав, в чём дело, «однокашники» смеялись до слёз - пытались выяснить, чья эта тварь, но у неё теперь не спросишь. Впрочем, какой уж тут смех, если эти твари не дают спокойно спать...

Виктор был близорук. Чтобы видеть то, что преподаватели писали на доске, он сидел в первом ряду, босые ноги выглядывали из-под стола. Он гордился, что на занятия ходил, как Ломоносов, босиком. Как-то Валентин Михайлович, преподаватель по геодезии и куратор курса, которому надоело смотреть на красные от холода ноги, отчитал перед всеми Виктора:

- Что ты передо мной с красными, как у гуся, ногами сидишь? Если ещё раз придёшь в таком виде, вылетишь из техникума!

Виктор ответил, что у него нет обуви, но Валентин Михайлович не поверил. Виктор боялся, что тот выполнит свою угрозу и пошел к Марии Цесаревне. Выслушав Виктора, она сказала, что, возможно, кое-что осталось из обуви её уже взрослых сыновей. Она спустилась в подпол и вскоре вернулась с парой коричневых кожаных, немного поношенных, ботинок, которые оказались Виктору впору. Он был счастлив...

В комнате общежития была только одна одноконфорочная плитка, которой пользовались все пятнадцать человек, поэтому готовили пищу, которая быстрее варилась. Однако варить приходилось то, что можно было достать.

Однажды Виктор получил из дому фасоль...

- Что с ней собираешься делать? – спросили его товарищи. – Как и когда её будешь варить?

- Не знаю, - ответил он, - но ничего другого у меня нет. Я её, наверное, сначала замочу...

Виктор высыпал фасоль в консервную банку, залил её теплой водой и поставил на два дня на теплую отопительную печь. Когда пришло время её варить, оказалось, что она прокисла. Однако он и не думал её выбрасывать. Что из того, что прокисла и при варке распространяла такой запах, что его товарищи вынуждены были покинуть помещение. В другое время фасоль была бы выброшена, только не в 1946-м, так что Виктор съел её. Есть без отвращения фасоль он смог спустя годы...

Виктор учился хорошо - знал: только в этом случае дадут окончить техникум. Подружился с Юрием, сыном прокурора Иссык-Кульской области. Юрий, как и Виктор, был вечно голоден. Если Виктор получал кое-какие продукты из дома, Юрия мачеха не баловала. Его отец, будучи в командировке во Фрунзе, водил иной раз сына в общественную столовую.

Нужно было быть изобретательным, чтобы выжить в то голодное время. Как-то Виктор с Юрием узнали, что на железнодорожной станции в четырёх километрах от общежития навалены бурты сахарной свёклы. Туда они и отправлялись. Чтобы взять там немного свёклы, нужно было очень осторожно к ней подобраться, схватить несколько штук и как можно быстрее исчезнуть, чтобы не попасться в руки сторожу, который мог устроить серьезные неприятности. Виктор помнил слова начальника паспортного отдела:

- Не высовывайся, всегда оставайся в тени.

Они решили, что Виктор подойдёт к сторожу с тем, чтобы выпросить у него несколько корнеплодов, заранее зная, что ничего не получит. Разговаривая со сторожем, он становился так, чтобы бурты свёклы оказывались за спиной сторожа. Тем временем Юрий приближался к отдалённому бурту, хватал несколько корней и исчезал. Разговаривая со сторожем, Виктор всё это видел. Когда он убеждался, что Юрий благополучно скрылся, вежливо прощался и уходил. Сторож был доволен, что освободился от просителя, а Виктор - что операция удалась. Таким образом, они на два дня обеспечены едой. В общежитии свёкла разрезалась на мелкие кубики, чтобы быстрее варивалась. Затем добавлялось чуть-чуть кукурузной муки, и еда готова. Это было великолепное «изобретение» голодных студентов. Такие походы повторялись, пока в буртах оставался этот драгоценный продукт.

Во дворе техникума росло несколько тутовых деревьев. Поздней весной, задолго до начала занятий, Виктор с Юрием завтракали обычно на деревьях – лакомились сладкой ягодой. Эти испытания голодом Юрий не выдержал - бросил техникум, заявив:

- Хоть мачеха меня и не любит, но с голоду умереть не даст!

На втором году обучения жить стало легче. В стране восстанавливалось хозяйство, были отменены продовольственные карточки. Тем не менее, не проходило дня, когда бы Виктор мог сказать, что сыт. Теперь он больше времени уделял книгам. Учился он легко и почти всё свободное время проводил в республиканской библиотеке им. Чернышевского. Там впервые начал знакомиться с отечественной и зарубежной литературой.

К художественной литературе пристрастился Виктор ещё в школе, но получил поверхностные знания, потому что книг в деревне достать было невозможно. Теперь открылась возможность нагнать упущенное. О, какой мир открылся ему! Вместе с героями «принимал» он участие в освоении Северного и Южного полюсов, «опускался в скафандре» в морские глубины, был вместе с персонажами А. Дюма. В течение второго курса Виктор «проглотил», наверное, больше художественной литературы, чем за всё время учебы в техникуме.

На третьем курсе он всё больше интересовался специальными предметами по профессии. Теперь он всё чаще обращал внимание на качество дорог и улиц, размышляя над их улучшением. Не хватало преподавателей по специальным предметам. Их роль выполняли специалисты различных организаций. Так, мостостроение читал главный инженер Главного Дорожного Управления республики Григорий Андреевич Егурнов; дорожно-строительные машины – Замминистра Коммунального хозяйства республики Владимир Викторович Шестаков; статику сооружений – бывший профессор Куйбышевского Авиационного института – Иван Андреевич Верзин. Иван Андреевич отсидел в годы сталинских репрессий десять лет и чудом остался жив. После заключения ему не было разрешено читать лекции в институтах. Дорожное дело читал директор техникума – Константин Иванович Мелешкин.

 

СТАТИКА СООРУЖЕНИЙ

 

Как уже говорилось, статику сооружений в техникуме читал Иван Андреевич Верзин. Он ввел в техникуме институтскую систему обучения: студенты всех отделений, которым по программе необходимо было знать статику, собирались в одном большом зале, где он читал лекции. Весь курс статики сооружений он разбил на семь тем, по видам сооружений. После лекции по теме задавал курсовой проект. И так по всем темам, причём каждый студент должен был защищать  проект перед всей аудиторией, и каждый из зала мог задавать вопросы. Только после того, когда задача была выполнена, студент допускался к следующей теме. Это не означало, что чтение лекций приостанавливалось. Все те, кто не выполнил задание в срок, заносились в «чёрный» список, что вывешивался на доску приказов и объявлений. В этом списке насчитывалось, бывало, до десяти и более человек.

У Виктора никогда не было задолженностей, и потому он не заглядывал в список должников. При очередной защите темы Иван Андреевич с особым напором «цеплялся» к каждой мелочи и заставил Виктора повторить задание по теме. Виктор решил, что Иван Андреевич неравнодушен к нему и хочет, чтобы он знал предмет ещё лучше. Прошло время. Виктор второй раз защитил предыдущую тему. Иван Андреевич заставил выполнить третий курсовой проект. Тут уж Виктор не выдержал и спросил, в чём дело. Иван Андреевич не счёл нужным отвечать и обратился к аудитории:

- Вы посмотрите на него, он ещё и возмущается. Понимаете, он настолько обнаглел, что собственноручно вычеркивает себя из «чёрного» списка.

- Иван Андреевич, какой чёрный список? У меня нет задолженностей, потому я в тот список не заглядываю, не говоря уже о том, чтобы вычеркивать.

- Посмотрите на него, он ещё и врет.

Выяснилось, что Виктора из списка вычеркнул его «однокашник», который знал, что его внесли ошибочно. Пришлось поручение преподавателя выполнить в третий раз. Выполнил он и последующие задания. Иван Андреевич говорил, что к экзаменам не допустит тех, кто курсовые проекты сдал ниже «четвёрки». «Троешников» он не признавал:

- Инженер, сдавший технический предмет на тройку, – преступник и убийца.

В результате, к экзаменам не было допущено пятьдесят человек. Они отправились к директору жаловаться, тот пригласил Ивана Андреевича.

- А-а, бездельники? – не удивился Иван Андреевич. - Я им с самого начала говорил, что это предмет серьёзный и к нему нужно отнестись ответственно. Кто хочет получить серьёзные знания, тот ещё успеет наверстать упущенное. А кто не хочет, тому скатертью дорожка...

- Иван Андреевич, нельзя ли что-нибудь сделать, чтобы всё же допустить их к экзаменам?

- Я подумаю...

На следующий день Иван Андреевич принёс директору заявление об увольнении.

- Иван Андреевич, это не выход!

- Ничего другого я, к сожалению, придумать не смог. Не могу преподавать в техникуме, в котором директор просит поощрять отстающих!

- Нет, этого не будет!

Директор собрал задолженников, объяснил им обстановку и велел взяться за дело. Часть из них, действительно, серьёзно взялась за дело, остальное меньшинство покинуло техникум.

И вот наступил срок экзамена по «Статике сооружений». Ассистентом был сам директор. Десять студентов посадили за столы и раздали экзаменационные билеты. Иван Андреевич вызвал к доске Виктора. Он перенёс схему из билета на доску и застыл. Директор подошел и спросил:

- В чем дело, Кох?

- У меня всё вылетело из головы. Я ничего не помню...

Подошел Иван Андреевич, спросил:

- В чём дело?

- Он говорит, что у него всё вылетело из головы, – ответил Константин Иванович.

- И Вы ему верите? Он же мне весь год голову морочил и сейчас тянет время, чтобы его товарищи могли подготовиться.

Иван Андреевич задал короткий вопрос, и Виктор тут же вспомнил...

- Вот видите... Я же говорил, что он всё знает, а Вам голову морочит, и мне тоже.

После вопроса Ивана Андреевича Виктор ответил на все вопросы. Голову «морочить» он, конечно, никому не собирался... Бывает - забываешь…

Все студенты сдали предмет на хорошо и отлично - тройки Иван Андреевич не ставил. Таких преподавателей Виктор в своей жизни встречал редко... Жаль, что все манускрипты его научной деятельности в Куйбышевском Авиационном институте были во время его «отсидки» опубликованы под чужим именем.

 

СТОЛКНОВЕНИЕ С КОМЕНДАТУРОЙ

 

По окончании третьего курса студентам предстояло отработать практику на строительстве высокогорной автомобильной дороги Пржевальск (ныне Каракол) – Инылчек на границе с Китаем. В то время при строительстве дорог редко использовалась тяжёлая дорожно-строительная техника, так как её производили в недостаточном количестве, и она оседала на крупных стройках страны. На дорогах работали в основном людские ресурсы. Вся работа производилась, как в «Железной дороге» Некрасова, с помощью кирки, совковой лопаты, лома и взрывчатки. Взорванная порода грузилась на тачки и по специально уложенным доскам отвозилась под откос в отвал.

Всю эту работу предстояло выполнять студентам-практикантам, чтобы они на себе испытали, как ведётся строительство дорог, когда нет машин, которые они с интересом изучали на занятиях по фотографиям. Главный лозунг в строительстве дорог был:

«Если невозможно строить, как предписывает наука, строят, как подсказывает опыт!»

Виктор радовался предстоящей практике: там зачисляли в штат и начисляли деньги. Он надеялся заработать денег на зимнее пальто – телогрейка, которую он купил два года назад на базаре, изрядно износилась.

Экзаменационная сессия за шестой семестр прошла благополучно, Виктор готовился к практике. Для работы в приграничной зоне требовался специальный пропуск МВД Киргизской ССР. Список студентов-практикантов был направлен в МВД. Через неделю было выдано разрешение группе студентов в соответствии со списком. Виктора в нём не оказалось, ему предписывалось обратиться в комендатуру города Фрунзе.

- Теперь начнутся неприятности, на которые когда-то намекал начальник паспортного отдела, - подумал Виктор.

Все были веселы и не могли понять, почему он подавлен и не рад предстоящей практике. Они не имели понятия о положении немцев СССР и не могли понять, почему Виктор, один из лучших студентов курса, не получил разрешения на практику.

Утром он разыскал комендатуру. Это был небольшой особняк недалеко от того места, где когда-то стоял родительский дом. Очевидно, этот дом принадлежал семье, репрессированной в конце тридцатых годов.

Комендант и его заместитель занимали одну комнату. У стоявших в очереди людей Виктор поинтересовался о характере коменданта. Он был, по словам, моложе заместителя, ниже в звании, с ним можно было найти общий язык.

В приемной были люди всех возрастов и национальностей: чеченцы, ингуши, немцы, карачаевцы и другие народности Кавказа. Все были высланы в Среднюю Азию и находились на спецучете в комендатуре. Некоторые ещё не сняли воинскую униформу, здесь были в звании от солдата до подполковника.

- Каково им, - подумал Виктор, - прошедшим  по дорогам войны ежемесячно посещать комендатуру и подписываться о невыезде.

Наконец, подошла очередь Виктора. Он набрался храбрости и вошел. К сожалению, в кабинете был только заместитель – мужчина лет пятидесяти в звании майора.

- Доброе утро, товарищ майор, - начал он. – Я студент третьего курса Автодорожного техникума, направлен на практику в Ак-Суйский район. Мне необходим пропуск в этот район.

- Откуда ты приехал во Фрунзе и есть ли у тебя разрешение на учебу? – спросил майор.

Виктор ответил и добавил, что полагал, что для учебы необходимы только знания и желание учиться.

- Ты, видимо, хочешь казаться умнее, чем это имеет смысл в твоем положении, – напустился майор на Виктора. – А теперь послушай внимательно: вам, немцам и всем, кто находится в приемной, разрешено быть только там, где вас хотят видеть: на полях, заводах, шахтах, а не в учебных заведениях!

- Но, товарищ майор, я окончил три курса. Мне остался год, и государство получит специалиста. Это же  на пользу разрушенному хозяйству страны. Кроме того, государство затратило на меня уже много средств.

- Ты о государстве не пекись, - раздражался майор, - если завтра окажешься в городе, пошлю наряд милиции, который под конвоем доставит тебя домой. Всё, марш отсюда!

Виктор уныло вышел. Как устроить так, чтобы окончить техникум?.. Вспомнил слова, слышанные о коменданте в приемной. Виктор просто так не сдавался, особенно, если чувствовал несправедливость. Настойчивый до упрямства, он решил попытать счастья у коменданта. Но как это сделать, если они с заместителем сидят в одном кабинете? Он решил выждать, когда комендант окажется в кабинете один. Окна кабинета выходили на улицу - видно было, что делается внутри.

Виктор поздно вернулся в общежитие, чтобы его не нашла милиция, если бы майору вздумалось отдать приказ о выселении. С раннего утра Виктор был  на  посту - наблюдал за кабинетом коменданта. Прошла почти неделя, пока подвернулся удобный случай.

Майор подошел к коменданту, что-то ему сказал и покинул помещение. Виктор спрятался за дерево, чтобы майор его не заметил. Когда тот удалился на достаточное расстояние, Виктор вошёл к коменданту. Извинившись за внеурочное время, сказал, что ему срочно нужен пропуск для прохождения практики. Из короткого заявления комендант ничего не понял, пришлось повторить просьбу более подробно. Рассказывая, Виктор то и дело поглядывал в окно, боясь возвращения майора, приводя всё новые и новые аргументы в пользу того, чтобы ему позволили окончить техникум.

- Ну, хорошо, - сказал комендант, - возьму на себя ответственность, внесу тебя в эту книгу, - он взял толстую книгу, - и ты каждый месяц будешь подписываться о своем невыезде. Отныне ты без особого разрешения не имеешь права покинуть город.

- Товарищ капитан, Вы не представляете, какую радость сообщили. Я Вам бесконечно благодарен. Может, выдадите особое разрешение на практику?

- Ну, Кох, ты и наглец! Я взял на себя ответственность, оставив тебя в городе для окончания учебы, а ты ещё и к китайцам просишься! – воскликнул он.

- Прошу прощения, товарищ капитан, - извинился Виктор, - но я подумал, что было бы хорошо, если бы я отработал практику с курсом. Но коль нельзя, то большое Вам спасибо за то, что сделали. Всего Вам доброго!

Виктор расписался и покинул кабинет. Отойдя немного, оглянулся и увидел возвращающегося майора... Да, вовремя покинул он это заведение.

На следующее утро Виктор попрощался с сокурсниками, которые отправлялись на практику. У него было смешанное чувство: с одной стороны, он был благодарен коменданту, что тот разрешил продолжить обучение; с другой, был удручен, что с ним обращаются, как с преступником. В мыслях всё вертелся вопрос, почему немцев СССР вновь и вновь испытывают на верность...

Виктор пошёл к директору и спросил, где проходить практику. Тот послал его в Дорожно-Эксплуатационный участок (ДЭУ) города. Мечта о заработке испарилась...

 

ПЕРВЫЕ ИЗЫСКАНИЯ

 

В начале июня Виктор принял участие в инвентаризации участка автомобильной дороги через перевал Тёё-Ашу. Это была старая дорога, которая соединяла Чуйскую долину с высокогорными пастбищами Сусамырской долины, расположенной на высоте более 2000 м над уровнем моря.

В ДЭУ проходили практику ещё два сокурсника: Василий и Вениамин. Уехать в Ак-Суйский район они не смогли по семейным обстоятельствам. Инвентаризации подлежали десять километров самого сложного перевального участка в 130 км от Фрунзе. Виктор подал заявление на выезд и получил его через несколько дней.

За группой закрепили одноконную телегу, на которую положили всё полевое снаряжение. Цель инвентаризации - замерить все элементы дороги. Чтобы определить опасные, подлежащие реконструкции, участки, измерялись радиусы поворотов, ширина и подъём.

Изыскатели медленно поднимались к перевалу. Кругом лежал ещё снег, на солнцепеке он медленно таял и стекал многочисленными струйками. Дорога к перевалу поднималась узкой серпантинной лентой. Их было 32 - радиусом по три-пять метров.

Через неделю группа приблизилась к перевалу высотой 3600 м. Предполагалось завершить измерительные работы, так как до конца оставалось всего два километра. Был относительно теплый день. Чтобы легче было двигаться, сняли верхнюю одежду и положили её на телегу. Возчика послали в полевой лагерь; группа собиралась вернуться напрямую - по бездорожью.

От таявшего снега студенты промочили свою ветхую обувь. Дело двигалось медленнее, чем предполагалось, а солнце клонилось к закату. Становилось ясно, что работу закончить не удастся, а завтра к перевалу из-за двух часов работы возвращаться будет нелегко. Группа посоветовалась и решила заночевать под перевалом.

Это было время перегона овец на высокогорные пастбища в Сусамырскую долину. Перед перевалом чабаны останавливались на ночлег, чтобы утром со свежими силами преодолеть последние перевальные километры. Осмотрев окрестность, заметили далеко внизу два моренных озера, ещё покрытых льдом. Между ними стояли две юрты. Группа устремилась к ним в надежде найти там приют. Быстро спустились по крутому склону. Когда подошли к юртам, было уже совсем темно.

Войдя в первую, представились и рассказали, как они. Их радушно приняли и предложили место на кошме рядом с хозяином. Юрта была поставлена наскоро, на одну ночь, заделывать щели не имело смысла. По полу гулял свежий ветер с перевала, но посреди горел костер. Он обогревал помещение, и на нём готовилась пища. 

По древнему кыргызскому обычаю гостей пригласили отужинать, затем последовали расспросы о семье и здоровье. Каждый получил по большому куску мяса и лапшу с мясным бульоном. Чабаны рассказывали о трудностях. Без потерь перегнать стадо из овец, коров, лошадей и верблюдов почти невозможно: дорога узка - пропасти глубоки. Овцы занимали дорогу от кромки до кромки, так что крупному скоту совершенно не было видно кромки. Бывали случаи, когда из-за этого они оступались и срывались в пропасть. Так было и в тот день, когда изыскатели гостили у чабанов. Возле юрты лежал верблюд, который скатился по склону вниз и теперь лежал, стонал и плакал, ожидая приезда ветеринарного врача. Было грустно смотреть, как у огромного животного из глаз катились слёзы...

Плачущую верблюдицу Виктор уже наблюдал. Это было в Блюментале. У единственной в деревне верблюдицы родился верблюжонок - игривый пушистый малыш. Своего загона у верблюдицы с малышом не было, и они жили на общем дворе вместе с лошадьми и рабочими волами. Верблюжонок подрастал на радость матери и деревенской детворе. К ним близко подходить не разрешалось, так как мать неотлучно следовала за ним и никого не подпускала.

Однажды, когда верблюжонку было полгода от роду, он  близко подошёл к одному из волов, который бесцельно бродил по скотному двору. Пытаясь отогнать верблюжонка, вол боднул его в живот. Глубокую рану ветеринарный врач зашил, видимо, нечистоплотно. Рана стала гноиться, образовалась большая язва. Вскоре малыш скончался. На верблюдицу было больно смотреть. Она легла на то место скотного двора, где скончалось ее дитя, и целую неделю не вставала. Не ела, не пила, только громко стонала, из больших глаз катились крупные слезы. На ноги она поднялась спустя неделю и, возвращаясь к прежней жизни, понемногу начала есть и пить.

После приятной беседы с чабанами хозяйка убрала съестное и предложила отправиться на покой, чтобы утром встать пораньше и первым занять дорогу на перевал. Сытые изыскатели, не раздеваясь, заснули на кошме. Дрова в костре догорали, и в юрте становилось всё холоднее - ночью температура опустилась ниже нуля.

Виктору снилось, что хоронили Валентина Михайловича, преподавателя по геодезии, того самого, который хотел его выгнать из-за босых ног. Преподаватель замерз и теперь весь синий лежал в гробу. Виктор в ужасе проснулся и почувствовал, что замерз. Пальцы рук почти не двигались, а мокрая обувь превратилась в колодки. Он поднялся. И сейчас же поднялась мать чабана, спросила, не замёрз ли он. Он постучал по обуви...

- Сейчас все будет хорошо, - пообещала она. – Мы разведём огонь и вскипятим чай. Лучше горячего чая в холодную погоду ничего нет.

Она раздула огонь, взяла большой медный чайник и повесила над огнем. Виктор и старая женщина отогревались, подставляя огню то спину, то грудь. Когда чай вскипел, хозяйка наполнила кружку сначала Виктору, затем себе, достала из тайничка несколько кусочков сахара и разделила их между собой и Виктором. Они сидели у костра, пили чай и беседовали. Отогревшись, как следует, снова легли, ибо до утра было ещё далеко.

Когда Виктор проснулся, все уже были на ногах. Быстро разобрали и упаковали на вьючных животных юрты. Перед расставанием изыскатели получили по лепешке и по миске айрану. С полевыми работами группа управилась быстро. Затем спустились, загрузили вещи на подводу, отправились в Карабалты и там сели в поезд.

Практика после третьего курса закончилась.

 

КАНИКУЛЫ

 

После практики оставался ещё месяц каникул, и Виктор, получив разрешение коменданта, отправился домой, в деревню. Предстояло проехать сорок километров поездом, затем ещё 15 км пешком, так как в то время автобусного движения ещё не было. Поезд приходил на полустанок в полночь, и Виктор тотчас отправился дальше. В тиши ночи он наблюдал за звёздами и мечтал о космосе, вернее, о том, что представлял под этим словом.

Виктора предупреждали, что прогулка в одиночку по этой дороге не безопасна. Рассказывали, что на этом участке было совершено убийство. Однако он не верил в россказни. Но однажды пережил испуг - во время зимних каникул. Он, как обычно, возвращался с полустанка домой. Около двух часов пополуночи ему предстояло пройти мимо мусульманского кладбища. При ярком свете луны он вдруг увидел, что на ближайшей к дороге могиле лицом кверху лежал бездыханный человек... Одна нога была оторвана и лежала в стороне... Виктор остановился, оглянулся по сторонам, но вокруг никого не было. Он почувствовал холодок под рубашкой... Что делать? Возвращаться назад не имело смысла, и он решил продолжить путь с тем, чтобы в ближайшем селе заявить об увиденном. Когда он поравнялся с могилой, на которой лежал человек, услышал:

- Ты мне не поможешь? Было очень скользко, я упал, порвал крепление протеза. С большим трудом дополз до этой могилы, здесь посуше.

При первом звуке голоса у Виктора подкосились ноги. Он взял себя в руки и подошёл. Мужчина лежал в ожидании помощи довольно долго.

- Хорошо, что ты первым подошёл, - сказал пострадавший, - если бы это была женщина, она бы до смерти перепугалась и не смогла помочь...

Вдвоём кое-как прикрепили протез. Затем Виктор помог мужчине встать на ноги, и они медленно пошли дальше. Мужчина жил в ближайшем селе, где они и попрощались. Виктору стало радостно, что смог помочь попавшему в беду человеку. Дальше он пошёл один и к трем часам пополуночи добрался домой.

Во время летних каникул, после третьего курса, Виктор работал в совхозе, надеясь заработать на пальто. К сожалению, ему выплатили так мало, что денег едва хватило на куртку без подклада. По выходным он часто со своими сверстниками из деревни отправлялся в ближайшие горы. Если у ребят появлялось желание побродить по лесу среди великолепных тянь-шаньских елей, приходилось проделывать путь в 15-20 километров.

В горах, особенно в лесу, и летом прохладно. Почти всегда ощущается легкий ветерок. Там чувствуешь себя свежо и бодро, особенно весной и летом, когда разнотравье в полном цвету. Оно распространяет вокруг терпкий запах. На реке Кегеты, вдоль которой пролегала дорога, в те времена стояли три водяных мельницы, расположенные в 3-4-х км друг от друга.

К этим мельницам односельчане Виктора носили на собственных плечах то зерно, которое получали с приусадебных участков. Ему тоже иногда приходилось приносить сюда зерно. Дорога к мельнице была трудной, тем не менее он проделывал этот путь с охотой. На мельнице была обычно большая очередь и приходилось долго ждать. Однако Виктора это не смущало, он устраивался обычно в каком-нибудь углу и под звук мельничного колеса напевал известную народную немецкую песню:

 

Es klappert die Mühle аm rauschenden Bach:

Klipp, klapp!

Bei Tag und bei Nacht ist der Müller stets wach:

Klipp, klapp!

Er mahle uns Korn zu dem kräftigen Brot,

Und haben wir dieses, dann hat’s keine Not.

Klipp, klapp – klipp, klapp – klipp, klapp.

 

Песенка, описывающая работу водяной мельницы, приятно успокаивала и отводила думы от повседневных неурядиц...

Высоко в горах водились снежные барсы, ребята неоднократно пытались их разыскать, но либо барсы ушли из этих мест, либо они скрывались от шумливой деревенской ватаги.

 

ЮБИЛЕЙ

 

В начале сентября 1949-го начался последний учебный год. Седьмой семестр прошёл бы незаметно, если бы не событие, что всколыхнуло не только техникум, но и всю страну. 21-го декабря исполнялось семьдесят лет со дня рождения «Великого Вождя» И. В. Сталина. Этот день следовало отметить как-то по-особому. Все коллективы и организации готовили Юбиляру подарки, которые потом оседали в «Музее Подарков И. В. Сталину». Среднеазиатские республики ткали в основном вручную ковры с огромным портретом Генералиссимуса И. В. Сталина. Такой ковёр занимал всю стену самой большой комнаты или зала. Оленеводы Севера посылали изделия из костей моржа со всякими северными сюжетами. В музей поступила масса трубок со всевозможными узорами и инкрустацией. Портреты И. В. Сталина поступали  от организаций и частных лиц.

Какой же подарок приготовить Автодорожному техникуму? Новых лозунгов невозможно изобрести - их изобрели уже на всю оставшуюся жизнь. И тут Районный Комитет Комсомола принял очень «мудрое» решение: «Добиться стопроцентного вступления в комсомол юношей и девушек комсомольского возраста». Это и будет достойным подарком Сталину! Такое решение не подкреплялось никаким протоколом, мало ли что... Как бы сам Сталин на такой подарок отреагировал, никто не задумывался - предполагалось, положительно.

И началась погоня за процентами... Не известно, как проходила эта «операция» на других предприятиях, но в Автодорожном техникуме она проводилась жестко. Комсорг группы за спиной Виктора не давал слушать лекции. Он то и дело тыкал его в спину карандашом, требуя подачи заявления. Виктор отговаривался, ссылаясь на то, что его всё равно не примут: он состоит на спецучете, его не пустили на практику, не говоря уже о том, чтобы в комсомол принять.

Юбилей приближался, а Виктор всё не подавал заявления. Тогда комсорг отделения, он хотел продвинуться, сам написал заявление от его имени.

- Если ты сейчас же его не подпишешь, вылетишь из техникума!

- Да, на такую угрозу в «молчанку» не сыграешь. Со Сталиным и со всем, что с ним связано, шутки плохи! - подумал Виктор.

И он подписал заявление - надеялся, что в Райкоме его не примут, так как отец «враг народа». Однако там ни о чём не спросили, поскольку сами выдвинули идею стопроцентного охвата юношества.

Так Виктор стал комсомольцем...

Каждый день по радио передавали, какие новые подарки получил товарищ Сталин - о «подарке» Автодорожного техникума не сообщалось. Жаль, конечно, это был бы такой плюс комсоргу группы! О нём узнала бы страна - смотришь, его бы продвинули в Райком, а, может, и выше. Но не случилось. И он остался на своём прежнем месте.

 

ДИПЛОМ

 

Последний семестр прошёл быстро. Преподаватели стали поговаривать о дипломном проектировании. Обычно для дипломного проектирования подбиралась учебная карта, на которой указывались начальные и конечные пункты проектируемой дороги. Дипломант должен был запроектировать дорогу по всем правилам дорожной науки. По такому методу приходилось разрабатывать проект, «высасывая» исходные данные «из пальца».

Виктору в этом отношении повезло. Темой его дипломного проекта была «реконструкция улицы Льва Толстого», проложенная мимо техникума. Улица находилась в безобразном состоянии, и в дипломном проекте Виктор должен был предусмотреть всё, чтобы после реконструкции улица могла с гордостью носить имя великого писателя.

Сбор исходных данных и топографо-геодезические работы приходилось выполнять самому. Виктор взял в помощь нескольких студентов младших курсов, это им зачлось, как практика. Это была утомительная, но интересная работа. Геодезические инструменты он усвоил лучше, чем, изучая теоретический курс. На всё давалось два месяца. Весь участок улицы составлял полтора километра. Все изыскательские работы были закончены за три недели. И вот началась работа по накладке проектных контуров как в профиле, так и в плане. Из-за слабого зрения (очевидно, сказались голодные военные и студенческие годы) работа с чертежами продвигалась медленно. Но вот, наконец, все трудности позади. Осталось защитить выполненную работу.

Долгожданный день защиты дипломного проекта выпал на 29.06.1950. Виктор прикрепил все семь чертежей в требуемом порядке к доске, взял указку, повернулся к комиссии и...

Перед ним за длинным столом, накрытым красным полотном, сидела многочисленная комиссия во главе с директором техникума. Виктор открыл рот и... онемел. Язык был полностью парализован. Потом начали трястись колени... Потемнело в глазах, Виктор почувствовал, что вот-вот потеряет сознание.

Первым его состояние заметил директор. Он подошел, слегка взял его за плечо и спокойно, будто ничего не произошло, сказал:

- Ну, Кох, я знаю, что ты потратил много труда на эту работу. Вот и расскажи, как пришёл к таким результатам. Лучше будет, если расскажешь, как пришёл на улицу Льва Толстого, в каком состоянии её увидел, и что потом в своем проекте с нею сделал!

Пока директор говорил, Виктор всё больше успокаивался, с последними словами он был уже в состоянии начать доклад. Комиссия не перебивала. По окончании доклада вопросов тоже не возникло. Создалось впечатление, что их боялись задавать, чтобы не вывести его из состояния равновесия.

Дипломный проект получил высокую оценку, через несколько дней Виктор получил и сам диплом. Он был счастлив, мать тоже - наказ мужа удалось выполнить, невзирая на препятствия!

 

НАЧАЛО ТРУДОВОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

 

Техникум окончен. Что дальше? В соответствии с Положением о средних и высших учебных заведениях выпускник должен был отработать три года там, куда он будет направлен отделом кадров того Министерства, под чьим ведомством находилось учебное заведение – в данном случае Министерству Коммунального хозяйства республики.

Виктор пошёл к начальнику отдела кадров Министерства, по наивности полагая, что тот найдёт ему место во Фрунзе, потому что он находился на спецучёте. Начальник отдела, некий Хусаинов, долго искал Виктора в списке.

- А, вот же ты! – радостно воскликнул он. – Значит Виктор Кох... Я для тебя нашёл очень почётную работу. Слышал, любишь леса и горы. Парень ты неплохой, и я решил направить тебя на дорожное строительство в леса... До сих пор лесные дороги строили неспециалисты, ты будешь первым дорожником в таёжном Леспромхозе под Иркутском. Увидишь такие леса, какие во сне не снились!

- Но, товарищ Хусаинов, мне нельзя из города, я под надзором коменданта... – возразил Виктор.

- Об этом тебе незачем беспокоиться, - заметил Хусаинов, - я это улажу с МВД. У тебя есть месяц каникул, а первого августа ты должен быть на месте. Можешь идти!

Виктор знал, что из тайги ему не вырваться. Каково будет матери: сначала муж пропал без вести, а теперь на вечное поселение отправляют ещё и сына. Начитавшись всякой исторической литературы, Виктор искренне полагал, что Сибирь – это зона вечной ссылки...

Он думал, как поступить, чтобы остаться в городе. Пошёл к главному инженеру Дорожного Управления при Совете Министров Кыргызской ССР, Григорию Андреевичу Егурнову, который в техникуме читал курс «Мосты».

- А, Кох, заходи. Садись, рассказывай, как у тебя дела. Сообщили, куда направляют? – спросил он.

- По этому вопросу я и зашёл, Григорий Андреевич, – сказал Виктор. - Вы, очевидно, знаете, что немцы и ещё некоторые народы находятся на спецучете под надзором комендатуры. Если кого-то куда-то посылают, это место нельзя покинуть без особого разрешения. Меня собираются послать в тайгу под Иркутском. Я оттуда не вернусь, а хотелось бы учиться дальше.

- Тебя, в тайгу? – возмутился Григорий Андреевич. – Разве у нас, в столице, все дороги в первоклассном состоянии, что тех немногих специалистов посылают нынче в тайгу? Нет, я этого не допущу! Мы вот что сделаем: дам записку начальнику ДЭУ, который находится на окраине города, там и начнешь работать. Записку никому не показывай, никому не рассказывай, где будешь работать, тебя никто и не найдёт!

В короткой записке было:

- Устрой товарища Коха к себе и не задавай ему никаких вопросов. С наилучшими пожеланиями! Подпись.

- Большое спасибо, Григорий Андреевич! Буду стараться хорошо работать! – пообещал Виктор.

Он отдал записку начальнику ДЭУ. Тот внимательно её прочел, перевернул для убедительности, но продолжения не было.

- Все ясно, никаких вопросов! – заметил он. - Полагаю, у тебя ещё месяц отпуска или каникул. Первого августа приходи и тогда подашь заявление о приёме на работу.

Виктор поблагодарил и поехал в деревню. Время прошло быстро, и вот наступил день, когда нужно было навсегда попрощаться с домом... Отныне Виктор становился городским жителем, хотя в душе всегда оставался деревенским. Мать, как обычно, собрала вещмешок, положила в него немного овощей, фруктов и булку хлеба. С деньгами, как всегда, было туго - мать смогла дать только девятнадцать рублей. Их должно было хватить до июля – времени выдачи отпускных. С этим багажом он и начал свою трудовую деятельность.

Итак, первый рабочий день начался 1-го августа 1950-го. Виктор подал заявление, и начальник подписал его этим же числом.

В техникуме сказали, что отпускные выдают по месту работы, но его начальник заявил, что он платить не может, так как Виктор зачислен с первого августа по собственному желанию. Наверное, начальник был прав, но Виктор остался без денег.

Начались проблемы: из студенческого общежития Виктора выписали, а другого жилья не было. Ему разрешили ночевать в «Красном уголке» (комната отдыха и библиотека) ДЭУ с условием, что к началу трудового дня всё будет в надлежащем порядке. Ещё не зная, что отпускных не получит, Виктор купил на рынке матрац за восемь рублей и байковое одеяло по той же цене. Подушкой служили книги, которые в большом количестве стояли в шкафах. В кармане оставалось три рубля. На эти деньги можно было купить три сайки (городская булочка) и три стакана молока. Виктор решил тратить в день только по рублю. Конечно, одна сайка и стакан молока в день было слишком мало, но он успокаивался, что во время войны было ещё хуже. Если бы он был ясновидящим, не купил бы матрац и одеяло. Было лето. На деревянном диване можно было спать без постельных принадлежностей.

В ближайшее воскресенье Виктор решил разыскать кого-нибудь из бывших сокурсников, чтобы занять немного денег до зарплаты. В городе было одно место, где обычно собирался народ: Комсомольское озеро в Карагачёвой роще. В этом озере купались и стар и млад.

В десять утра Виктор был уже на озере. Он обошёл несколько раз вокруг, но из знакомых никого не встретил. Чтобы не тратить зря энергию, стал ждать на берегу озера. Люди купались, были веселы - не имели его проблем. Тёплая вода привлекала. Жара с каждой минутой увеличивалась. Виктор снял одежду, аккуратно сложил её на берегу. Туфли спрятал под одежду, чтобы от жары не пересохла кожа. Он отплыл совсем недалеко и вернулся. И что же?.. Там, где лежала аккуратная стопка с одеждой, лежал только один туфель... Второпях, видно, уронили...

Недалеко от берега рос густой кустарник, где могли скрыться воры, и Виктор, схватив единственный туфель, побежал туда. Он долго рыскал по кустам, обнаружил под кустом второй туфель, профсоюзный билет и пояс от брюк. Брюки, сорочка и карманные часы с анкерным ходом на пятнадцати камнях, единственная память об отце, исчезли бесследно. Он обулся, всё же надежнее, когда туфли на ногах, подпоясался и пошёл вновь искать знакомых. Теперь надо было занять и деньги, и одежду, чтобы вернуться в Красный уголок, где лежала старая рабочая одежда. Вид его был комичный: в плавках, туфлях, но с поясом. К этому маскараду не хватало только галстука и клоунской шляпы...

Около трех часов пополудни встретил бывшего сокурсника Николая Спичака, который приехал купаться на велосипеде.

- Привет, Николай, - поприветствовал его Виктор. – Видишь, в каком я виде?

- Ну, ты даешь! Не знаешь, что нельзя оставлять без присмотра одежду?

- Уже знаю. Так её «спрятал», что и сам теперь не найду. А чтобы с тобой этого не случилось, одолжи мне свою одежду и велосипед, чтобы я смог поехать и переодеться. Ты в это время можешь беззаботно купаться.

Он поехал «домой». Там наскоро зашил прореху в старых брюках, проверил, цела ли сорочка, и, переодевшись, вернулся на озеро. У Николая денег не было, так что от воскресной прогулки Виктор ничего, кроме потерь, не приобрёл.

Чтением книг в Красном уголке он решил гасить голод. Взял в красивом темно-коричневом переплете том Л. Н. Толстого «Война и мир». К сожалению, как раз описывались застолья со всевозможными яствами, которые ещё больше обострили чувство голода. Тогда он отправился спать, однако во сне опять видел пищу. С момента поглощения последнего стакана молока с булочкой прошло три дня. Если бы Виктор был Чарльзом Диккенсом, он написал бы роман об этом периоде жизни...

В понедельник, во второй половине дня, к Виктору неожиданно приехала мать с большой корзиной с овощами, фруктами и хлебом - интуитивно чувствовала, что с ним что-то не в порядке. Виктор разделил продукты так, чтобы их хватило до первой зарплаты, которая предполагалась через две недели.

В его служебные обязанности входил надзор за состоянием автомобильной дороги Фрунзе – Алма-Ата, на участке от Фрунзе до границы с Казахстаном, включая мост через реку Чу. Общая протяженность участка составляла восемнадцать километров. Дорога была с гравийным покрытием, большим количеством выбоин и колдобин.

В те годы существовал закон, по которому каждый взрослый житель села вместе с рабочим скотом должен был посвятить шесть дней дорожным работам. Дорожному строительству этот закон пользы не приносил, а сельскому хозяйству от него был явный убыток. Тогда было немало нерентабельных решений, требовалось много времени и терпения, чтобы их отменить.

К участку Виктора было прикреплено семь колхозов. На них была возложена обязанность обеспечить дорогу гравийной смесью и доставить её на обочину по всей длине дороги. Эта смесь употреблялась потом дорожными рабочими при заделке выбоин.

Закон создавал конфликтные ситуации между колхозами и дорожниками, ибо дорожники были зависимы от колхозов. Колхозам дорога была безразлична, потому что с них требовали отчет за урожайность, а не - сколько гравия вывезли на дорогу. Самое обидное, что все усилия Виктора были совершенно бесполезны. Дело дошло до того, что один из председателей вытолкнул его из кабинета, пообещав, что если ещё раз появится с требованием Райисполкома, то за его здоровье не ручается...

Колхозники тоже постоянно увиливали от дорожной повинности. В колхозах на трудодни в конце года выдавались сельхозпродукты, если они оставалось в закромах. Зная, что в закромах останется мало, колхозники несли с полей всё, что «плохо лежало». Какой им был смысл работать на дорогах – гравий не съешь и скотину им не накормишь, разве только ямку у порога засыплешь.

Виктор каждый день обходил пешком все семь прилегающих к дороге колхозов, хотя они и находились в 3-4 км друг от друга. Служебный велосипед постоянно ломался, а запасных частей к нему не было. Один из председателей предлагал дорожной организации деньги взамен трудового участия, но дорожники не могли их взять – закон не позволял. Этой малоэффективной работой занимался он год.

 

ДОРОГА К ПЕРЕВАЛУ

 

Однажды в середине февраля 1951-го в ДЭУ приехал начальник Главного Дорожного Управления республики, Владимир Викторович Шестаков, читавший в техникуме «Дорожные машины». Руководство ДЭУ отсутствовало - пришлось высокого гостя встречать Виктору. Поскольку он не был уполномочен вести беседу по интересующим гостя вопросам, велась обычная в таких случаях беседа:

- Как дела, Кох, чем занимаешься?

- Дела из рук вон плохи, Владимир Викторович, так как пользы от работы не вижу. Колхозы не хотят возить гравий. Они предлагают компенсировать работу деньгами, а нам Закон не позволяет их брать... – ответил Виктор.

- Да, Закон несовершенен. К сожалению, я изменить его не могу, но мы над этим работаем. Надеемся, что рано или поздно его отменят. У меня для тебя есть работа, если согласишься. Возобновилось строительство 600-километровой дороги Фрунзе – Ош, что должна соединить Север Кыргызстана с Югом. Она пересекает несколько перевалов, из которых самый высокий Тёё-Ашу - 3600 м над уровнем моря. Сейчас строятся подходы к перевалу, стройке требуются грамотные специалисты. Согласен принять участие в стройке?

Виктор вспомнил, что он делал инвентаризацию именно этого участка дороги, но в методах строительства не был искушён, поэтому спросил:

- А рабочие получают деньги или трудодни, как в колхозе?

Владимир Викторович улыбнулся и сказал, что рабочие получают зарплату по твердым расценкам в соответствии с выполненной работой, и Виктор согласился.

Главная контора Строительного Управления находилась в восьмидесяти километрах от Фрунзе, в селе Сосновка. Оттуда главный инженер Управления, Арсентий Алексеевич Краснов, отвез Виктора на его участок.

На всем протяжении от Сосновки до перевала Тёё-Ашу люди работали ломами, совковыми лопатами, кирками и тачками. На всей 50-километровой дороге имелся всего один экскаватор, три грейдера, бульдозер и один скрепер. Они были объединены в один мобильный отряд, который направлялся в места с наибольшими объемами работ. По пути следования по узкому ущелью, вдоль реки Карабалты, Виктор получил представление о стройке. Старая дорога змеилась вдоль реки. Для строительства новой необходимо было строить мосты, ибо река прижималась то к восточному скалистому склону, то к западному. В то время строились в основном однопролетные деревянные мосты на устоях из каменной кладки на хворосте, ибо для железобетонных мостов не хватало ни металла, ни цемента.

По дороге А. А. Краснов рассказал историю стройки, начавшейся в 1938-м году. Отдельные участки в Чуйской и Ферганской долинах были уже построены. С началом Отечественной войны стройку прекратили. Прошло ещё пять лет после войны, прежде чем возобновилось строительство. Арсентий Алексеевич был один из тех, который принимал участие в строительстве до войны и хорошо помнил, где была проложена трасса. Со временем изменились технические нормы и многие участки пришлось перепроектировать.

Чем дальше они продвигались к месту назначения, тем шире становилось ущелье, а в 15-ти километрах от перевала оно раздвоилось, и трасса легла вдоль реки Аблы правого притока Карабалты. Участком Виктора было это место до перевала – высокогорного участка в 2300-3600 м над уровнем моря. Старая дорога со множеством серпантин, описанная ранее, служила вспомогательной дорогой для подвоза строительных материалов. Новая дорога строилась по новейшим нормам в стороне от старой.

Часам к четырем пополудни Виктор с А. А. Красновым достигли цели. Виктор был представлен Амину Алимовичу Канцерову, начальнику участка. А. А. Краснов и А. А. Канцеров окончили Автодорожный техникум ещё до войны и были хорошими друзьями. Арсентий Алексеевич в тот же день вернулся в Сосновку. Виктору дали место в одной из землянок, в которых жил технический персонал. Утром его представили персоналу, познакомили с планом работ и обязанностями десятника, так называлась должность техника на стройке.

Все рабочие были распределены между двумя десятниками. Людей делили на бригады по 10-12 человек. Рабочие редко превышали 30-летний возраст. Здесь был полный интернационал: русские, татары, немцы, чеченцы, ингуши и прочие национальности. Несмотря на разношерстную публику, ссоры были редки. Лишь один раз завязалась перестрелка из охотничьих ружей между чеченцами и русскими, но милиция быстро навела порядок; пострадавших не было.

Все строители жили в землянках либо палатках. Землянки строились простейшим образом: в склоне горы выкапывался котлован, затем выкладывались стены из камня. Поверху стен устраивался накат из бревен, который засыпался толстым слоем земли. В стене оставлялся проем для окна и двери. В качестве ложа служили деревянные нары.

Помимо землянок, на стройке были установлены две 80-местные палатки. Вдоль стен палаток устанавливались двухъярусные нары. В проходе между нарами была установлена «буржуйка» из 200-литровой металлической бочки. В ней сбоку было вырублено отверстие для топки и поддувала. Такая печь служила одновременно и для приготовления пищи. Женская палатка была установлена вблизи конторы, где имелся сторож, мужская – на окраине жилого массива.

Каждое утро, кроме воскресенья, Виктор расставлял бригаду вдоль строящейся дороги, давал задание бригадиру, а в конце рабочего дня замерял объем работ. Работа на свежем горном воздухе была ему по душе. Он загорел, набрал в росте, весе и был благодарен Владимиру Викторовичу за эту работу.

 

АВРАЛ

 

Ранней весной резко потеплело. Снег начал бурно таять. Со всех склонов сбегала талая вода. Реки бурлили и пенились. Особенно быстро набухла река Абла, на берегу которой размещался жилой массив. Её бассейн, обращённый к солнцу, стал быстро освобождаться от снега, наполняя реку. Несколько ниже, по течению, вода снесла деревянный мост, оторвав жителей от «большой земли». Так возникла угроза остаться без продуктов питания, а стройка – без строительных материалов. Никаких дорожных и строительных машин, кроме одного самосвала, под рукой не оказалось. Не было и крана.

Чтобы восстановить мост, следовало сначала построить береговые деревянные ряжевые опоры, наполнить их камнем, а потом уж укладывать прогоны и прочие элементы моста. Ряжи приходилось строить в ледяной воде. Спас старый народный метод.

Собрали добровольцев из мужчин крепкого телосложения. Все элементы ряжей были предварительно подогнаны друг к другу и сложены на берегу. О непромокаемой одежде и речи быть не могло, поэтому работали без одежды. Чтобы об острые камни не поранить ноги, надевали резиновые сапоги на босу ногу.

Технология строительства моста была проста: двое мужчин входили в воду как можно быстрее, укладывали и закрепляли элемент ряжа и выскакивали из воды. На берегу на них накидывали тулуп, наливали по стакану водки, чтобы не простудиться, и отправляли на единственном грузовике в землянку под одеяло. На берегу горел большой костер, чтобы люди, ожидающие своей очереди, не мёрзли раньше срока. Все работающие были энтузиастами дорожного строительства - руководство стройки это очень ценило. К вечеру два ряжа были готовы, одновременно они наполнялись камнем, но это выполняли уже другие рабочие. На следующий день были уложены прогоны, поперечины и настил. Это был небывалый рекорд строительства моста. Он был возведён за два дня в условиях паводка. Характерно, что никто из работавших в ледяной воде не заболел и даже не чихнул. Прошло много лет, но Виктор помнит тех энтузиастов, которые с восторженными взглядами и шутками голые, но в сапогах лезли в ледяную воду, чтобы наладить связь с внешним миром.

Старая дорога была очень извилистой, особенно последние перед перевалом десять километров. Радиусы серпантин не превышали пяти метров, так что грузовые автомобили не могли за один раз преодолеть поворот. Приходилось это делать «челночным» методом, то есть несколько раз включать заднюю скорость. На особо опасных со стороны обрыва участках дорога была ограждена каменными парапетами высотой в 60 см. Но всё это не избавляло от аварий и человеческих жертв. Бывали и счастливые случаи. Как-то Виктор шёл, как обычно, по дороге, как вдруг мимо проскочил легковой автомобиль ГАЗ-67 с четырьмя пассажирами на повышенной скорости. Проехав метров сто, машина подпрыгнула, как молодой козлёнок, и «оседлала» парапет так, что передние колеса зависли над пропастью, а задние – над дорогой. Машина покачалась, будто размышляя, куда ей лучше падать. Люди в машине притаились, затем открылись передние двери, и двое мужчин ступили на парапет, после чего машина осела в сторону дороги. Затем открылись задние дверцы, и вышли оставшиеся. Все были смертельно бледны - смерть заглянула им в глаза, их жизнь висела на волоске. Позже какой-то грузовик перетянул машину на дорогу на глазах Виктора.

 

ТЁЁ-АШУУ

 

Весна 1951-го в Чуйской долине была многоснежной. Обычно там в феврале уже пахали и сеяли, а тут вдруг в марте начался обильный снегопад. Образовался снежный 40- сантиметровый покров. Все грубые корма в колхозах были на исходе и для скота наступили тяжелые дни...

В областном Комитете партии решили приложить все усилия, чтобы скот как можно быстрее перегнать за перевал Тёё-Ашу, в Сусамырскую долину, где на солнечных склонах росла молодая трава. В районе перевала лежал всё ещё 3-4-метровый слой снега. Задача состояла в том, чтобы очистить дорогу от снега, чтобы скот мог преодолеть перевал. Каждый колхоз Чуйской долины должен был для очистки перевала доставить туда бригаду в десять человек.

Вся эта масса колхозников в семьсот человек была размещена на участке Виктора. Всех нужно было разместить под кровлей и обеспечить едой. Каждая бригада колхозников и значительная группа дорожных рабочих были расставлены вдоль дороги до самого перевала, и штурм начался... Снег погружался на тачки и отвозился под откос. Этой трудоемкой работе не будет, казалось, конца, так как снегопады продолжались: там, где накануне дорога была очищена, назавтра опять лежал толстый слой снега. Многие колхозники не выдерживали нагрузки и пытались бежать домой. Однако Обком КПСС предвидел такой вариант, так что на всех горных тропах были расставлены милицейские заслоны...

Перевал ещё не был очищен, как поступила команда гнать овец в Сусамырскую долину. И началась смертоносная эпопея. Ещё задолго до перевала овцам пришлось преодолеть 70-километровый путь сначала по асфальту, на котором ничего не росло, а потом по каменистому ущелью реки Карабалты. Многие овцематки по пути ягнились, но вынуждены были без остановки продолжить путь. Кое-где разбрасывалось сено, на которое овцы набрасывались, топча друг друга. Это был колышущийся блеющий поток, в котором слышались более низкие голоса овцематок и более высокие, ответные. Многие животные были настолько обессилены, что падали замертво. Для потока была создана специальная «похоронная» бригада, которая собирала павших овец и ягнят. До прибытия специальной комиссии по списанию недостающего поголовья павших подвешивали к высокому кустарнику, чтобы их не съели волки. Весь этот длинный путь был отмечен трупами овец, ягнят и клочьями шерсти, висевшими повсюду на кустах. Жутко было смотреть на этот поток теней и на то, что осталось...

Еще одним испытательным «полигоном» для овец был сам перевал. Узкая траншея до трёх метров глубиной и трёх шириной пугала неизвестностью... Некоторые овцы пытались выпрыгнуть из неё, но падали назад. Их тут же втаптывало в снег многочисленное стадо. Но вот блеснул свет в конце «туннеля», и те овцы, которые с большими трудностями преодолели перевал, увидели «Землю Обетованную». Перед ними открылась Сусамырская долина со своими, пока ещё очень молодыми и сочными травами. Видя это чудо, овцы ринулись, спотыкаясь и весело блея, вниз, в долину...

После полной драматизма овечьей эпопеи всем колхозным бригадам было разрешено вернуться домой. Первыми на служебных машинах уезжали представители Райкомов, Райисполкомов и милиции, пообещав прислать за остальными грузовые машины. Итак, ответственных организаторов на строительном участке не стало.

На следующий день прибыло шесть грузовиков, и это на семьсот человек. Началась борьба за место в машине, каждый хотел попасть в неё первым. В каждую машину набилось столько народа, что было тесно стоять, не то, что сидеть. Водители упрашивали быть благоразумными и не подвергать жизнь опасности, но машин никто не покидал. Командовать людьми было некому... Руководству стройкой колхозники не подчинялись. После часового безуспешного убеждения водители осторожно тронулись в путь... При каждом торможении живая масса людей давила на кабину, едва не сминая её, а на поворотах машину тянуло вбок. И вот на одном из серпантинных поворотов одна из машин не удержалась и опрокинулась. Она катилась под откос, ломая борта и людские кости... Шесть человек скончалось на месте, многие были искалечены. Эта трагедия сразу же отрезвила – домой никто уже не спешил. Непонятно, почему, когда погибает по людской глупости сотня овец, это называют потерей, а когда погибают люди – трагедией?

После всех этих потерь и трагедий на стройке наступило относительное затишье. Работа продолжалась теперь в прежнем, давно заведенном, порядке. У Виктора появилось больше времени для присмотра за качеством строительства. Кроме того он вновь мог наблюдать природу, а она была восхитительна. Высоко в горах слышались крики горных индеек - уларов. Улары обитают в самых высокогорных районах Кавказа, Средней Азии, Памира и Алтая. Это крупная птица, превосходящая тетеревов. Длина тела 50-70 сантиметров, самец весит до 3 килограммов. Обеспокоенный улар, улетающий от опасности, обычно издает крик, напоминающий звук «уль-уль-уль».

Склоны гор покрыты стелющимся можжевельником, а кое-где виднелась арча – одна из разновидностей можжевельника. Горы представляли палитру красок. Все эти красоты отложились в памяти Виктора на всю жизнь.

На строительном участке имелась пекарня, в которой два широкоплечих пекаря изо дня в день пекли пышные белые хлеба. После многолетней военной и послевоенной голодовки хлеб казался Виктору слаще мёда, правда, мёда он ещё не пробовал. Обычно, идя на трассу, он брал с собой кусок хлеба и пару кускового сахара, который тогда имелся в продаже - не путать с рафинадом. Когда наступало время обеда, он садился на берегу ручья с прозрачной родниковой водой, которая вытекала из-под скалы, мочил в нём хлеб и сахар и ел с таким блаженством, будто в этом ритуале заключался весь смысл жизни. Во время такой трапезы он рассматривал горные вершины, на которых иногда появлялись грациозные козероги (тоо-теке).

Жизнь строителей проходила не только в работе. По воскресеньям каждый занимался любимым делом либо теми необходимыми хозяйственными делами, которые в будни не успеваешь сделать. Женщины занимались в основном стиркой, штопкой носков, чулок или одежды. У мужчин были другие занятия. Ярые охотники с вечера готовили охотничье снаряжение: приводили в порядок обувь, набивали патроны порохом, дробью или картечью и проверяли готовность охотничьих ружей. Ложились спать в ожидании приятных снов, которые бы им указывали, куда отправиться утром.

Кроме обычной охоты с ружьем, велась ещё охота капканами. Расставляли петли на ланей и волков, которых там водилось в достаточном количестве. Были среди строителей и рассказчики охотничьих анекдотов. Они утверждали, что сорока – это такая воровка, каких свет не видывал, а главное – её нельзя подстрелить. Виктор относился к тем, кто всегда хотел всё проверить.

На территории жилого массива собиралось обычно невидимое количество сорок. Что уж они там искали или находили, неизвестно, украсть там было нечего, так как люди ничего не выбрасывали. Виктор не был ярым охотником, но ружьё имел. И вот он решил проверить версию о неуловимости сорок. Из окна его конторки сороки были, как на ладони. Виктор зарядил дробовик, поставил его наготове в прихожей возле выходной двери и стал ждать, пока сороки успокоятся. Затем он медленно поднялся, тихо прошёл в прихожую, взял ружьё и вышёл... Во дворе не оказалось ни одной сороки. Он вернулся, поставил ружье возле двери и сел у окна в ожидании. Сороки не заставили себя долго ждать и быстро собрались опять во дворе. Виктор повторил эксперимент. Результат оказался тот же. Он опять поставил ружье на место и, дождавшись, когда сороки соберутся, вышёл без ружья. Сороки остались сидеть!!! Да, видно, в охотничьих анекдотах есть истина! Как ни пытался Виктор, но никак не мог разгадать, каким образом сороки узнавали, где находится ружье.

В том году в горах было особенно много волков, они причиняли большой вред отарам овец, в результате чего было вынесено Постановление на отстрел волков. За каждого убитого волка платили 50 рублей. Это стимулировало охоту на них. Среди строителей был Мукаш, который охотился только с помощью капканов и петель. Его капканы были установлены на склонах гор и прикреплены к кустам таким образом, чтобы, выходя из дому, Мукаш мог с помощью бинокля увидеть, колышется ли куст, к которому привязан капкан. Это означало, что волк в капкане... Разглядывая однажды кусты, Мукаш увидел, что один из них колеблется. Прошло немало времени, прежде чем он добрался до капкана. В нём «сидел» матерый волк, который, пытаясь освободиться, уже почти перегрыз лапу. А однажды волк попал в петлю, поставленную на ланей. Виктор с Мукашём шли, как обычно, на работу. Виктор увидел метрах в десяти впереди себя большую «овчарку». Откуда быть овчарке? В этот момент Мукаш, который шёл сзади, дернул его за рукав:

- Стой, это волк!

Действительно волк, да ещё и привязан к кусту. Оказалось, Мукаш на этой тропе поставил петлю, так как заметил на ней козьи следы. Видимо, и волк заметил их, но, следуя за козой, сам угодил в петлю - он был буквально взнуздан металлической петлей.

Строительство дороги продолжалось... Рабочие трудились отменно. Однако тяжкий труд с киркой и лопатой оплачивался плохо. Существовало неписаное распоряжение: не выплачивать рабочим больше тридцати рублей в день. Притом, что до места работы приходилось идти пешком по шесть-восемь километров. Это «путешествие» отнимало не только время, но и силы. Было удивительно, почему рабочие терпели. Однако надо помнить, что то была сталинская эпоха – эпоха репрессий.

Как и везде на больших стройках, здесь собрался разношерстный коллектив: молодые, только что окончившие школу; постарше, прошедшие сталинские застенки и лагеря; и антиобщественные элементы. Один бригадир молодежной бригады рассказывал «неоперившимся» подчиненным свои похождения в лагере политзаключенных:

- Мы с другими охранниками охраняли на лесоповале группу политзаключенных. Забитые, тихие, они работали до изнеможения. Ну, никакой радости смотреть. Хоть бы один попытался бежать, тогда бы мы устроили погоню с собаками. Так нет. Тогда мы с другим охранником заключили от скуки пари: кто из нас с первого выстрела убьет намеченную жертву, тот получает пол-литра водки. Убиенных потом «списывали», как при попытке к бегству... На требование Виктора о прекращении этих варварских бесед с молодежью он не реагировал - чувствовал себя «героем»...

Длинными, летними вечерами Виктор часто беседовал со сторожем склада, корейцем Семеном Семеновичем О. Ему было за семьдесят, и при Ленине он служил в гвардии по охране Кремля. Когда-то имел жену и семерых сыновей. В 1937-м его арестовали, он провёл в лагерях десять лет. Когда вернулся, не нашел ни квартиры, ни семьи. Ему сообщили, что жену и троих сыновей арестовали вслед за ним. С тех пор их больше никто не видел. Четверо младших, по словам соседей, погибли якобы на фронте. И теперь беспокойная душа звала его от одной стройки к другой в надежде, что, возможно, где-нибудь кто-то из когда-то большой семьи отыщется. На стройке он тоже задержался только полгода. При прощании сказал Виктору, что просто не может поверить, что вся семья погибла, должен кто-то в каком-нибудь медвежьем углу великой страны найтись.

В середине лета того же года на строительном участке разместилась экспедиция проектного института «Киргоспроект». В ней оказалось много знакомых выпускников Автодорожного техникума. Экспедиция прокладывала трассу дороги по новым техническим нормам. Виктору так нравилась эта работа, что он всё свободное время проводил с ними. Бывшие сокурсники уговаривали его перейти к ним, тем более, что дорожным отделом руководил бывший директор техникума - Константин Иванович Мелешкин. Однако Виктор был не из тех, которые любят менять место работы, - он оставил вопрос открытым. Через месяц экспедиция закончила работу и отбыла во Фрунзе. Серые будни стройки остались в воспоминаниях светлом пятном.

Деньги, отпущенные на строительство дороги, таяли быстрее, чем росло количество километров. В январе 1952-го финансы закончились, и стройка была приостановлена. Она возобновилась примерно через год. Полностью дорога Фрунзе – Ош была закончена в 1965-м году с вводом в эксплуатацию тоннеля сквозь перевал Тёё-Ашуу длиною в 2,5 км.

 

ПЕРВАЯ ЭСПЕДИЦИЯ

 

В феврале 1952-го в связи с прекращением строительства дороги Виктор покинул стройку и перешёл в проектный институт «Киргоспроект». Там он встретил друзей. Они помогли найти во Фрунзе квартиру. Решив житейские проблемы, можно было полностью посвятить себя работе, в которой виделось много интересного. Вначале ему было многое не понятно, особенно в терминологии... Когда ему говорили: «Привяжи» водопропускную трубу к местности» он долго не мог понять, чем и к чему следует эту трубу привязать. В техникуме такой термин не употреблялся, поэтому сидел над чертежом, размышлял, а дело не двигалось. Когда ему объяснили, что следует понимать под «привязкой», дело пошло. Виктор легко вживался в коллектив, так как многие были ему знакомы по техникуму, а главное, начальником отдела был его бывший директор.

В 1952-м республиканское Правительство приняло Решение о строительстве автомобильной дороги на иссык-кульские высокогорные пастбища-сырты Арпа. Эта дорога в 50-ть километров должна была пересечь перевал Джууку в 3800 м. Вдоль одноимённой реки издавна пролегала скотопрогонная тропа, по которой весной прогонялись десятки отар из Иссык-кульской области. Весь чабанский скарб в тяжелейших условиях транспортировался вьюком. Тропа была усеяна многочисленными скальными обломками, особенно тяжек был подъём. Преодолевая такие препятствия, колхозный скот нёс большие потери.

Однако до начала строительства дороги следовало произвести изыскательские работы и составить проект. Эта работа была поручена дорожному отделу проектного института. Начальником экспедиции назначили Иосифа Боброва. Выбор начальника вызвал опасения и нарекания. По институту ходили слухи о его нечистоплотности в денежных расчетах и тяге к алкоголю. Эти толки распространялись не без основания, ибо многие сослуживцы Виктора испытали это на себе. Однако было сказано, что товарищ Бобров – член КПСС и, если он действительно покажет себя с плохой стороны, то Партия с него взыщет по всей строгости партийной дисциплины.

Время проведения изыскательских работ было намечено на июль-сентябрь. Сбор начался с подбора технического персонала экспедиции, что было делом не легким. Люди, которые хотя бы раз побывали в экспедиции с Бобровым, наотрез отказывались ехать с ним ещё раз. Начальник отдела и Бобров уговаривали почти каждого сотрудника. В конце концов было найдено пять техников, которые только-только поступили на работу. Итак, в состав экспедиции были включены Василий, Исаак, Алексей, Владимир и Виктор, как старший техник. Кроме технического персонала, в состав экспедиции было включено 16 рабочих, в основном неопытная молодёжь. Исключение составлял повар Савва – ветеран Отечественной войны. Он был старше всех, ему было около пятидесяти. Все, за исключением Боброва, называли его дядя Савва.

Сборы начались с того, что технический персонал отсортировал необходимые инструменты и привёл их в «боеготовность». Поскольку экспедиция отправлялась в безлюдные места, экипировка и закупка необходимых продуктов лежала на Боброве. Когда всё было готово, вещи погрузили на грузовую машину и отправились к живописным берегам Иссык-Куля, в село Покровку, которое находилось в 360-ти километрах от Фрунзе. Оттуда до места работы предполагалось отправиться вьючным транспортом. Часть экспедиции сопровождала груз на той же машине, остальные добирались попутным транспортом. Рейсовые автобусы в те годы по этому маршруту ещё не ходили.

К сожалению, Виктор не смог отправиться вместе со всеми - пришлось заканчивать неотложную работу. Он отправился за всеми спустя четыре недели; ехал в надежде, что экспедиция благополучно добралась до места и, как предполагал директор Института, отработала участок трассы по ту сторону перевала Джууку.

К великой досаде, члены экспедиции встретили его в Покровке в полном составе. Ребята шумно обнимали его с шутками. Экспедиционный скарб лежал нераспакованным. Начальника Боброва нигде не было. Четыре молодых техника стояли, не зная, что ответить Виктору на его вопросы.

Виктор узнал, что всё это время Бобров, якобы, безуспешно занимался поиском вьючных животных. Оказавшись не у дел, члены экспедиции развлекались, как могли: днем купались в теплых водах Иссык-Куля и загорали на его живописных пляжах, а вечером играли с местной командой в волейбол, ходили в кино, на танцы и проедали заготовленный запас продовольствия. Ну, чем не курорт за казенный счет?

Положение было критическим, ибо целый месяц летнего времени ушёл в никуда. И вот молодые техники собрались на своё первое экстренное совещание, чтобы обсудить создавшееся положение. Виктор на правах старшего упрекнул в просиживании дорогого времени - по его мнению, они могли что-то предпринять, чтобы сдвинуть работу с места. После совещания Василий, Владимир и Виктор отправились разыскивать начальника Боброва. Его нашли на квартире главного инженера ДЭУ. Оба были так увлечены, каждый со стаканом вина в руках, что не обратили внимание на трех посетителей.

Их заметили только после громогласного заявления о приходе. На требование техников осветить положение дел Бобров заявил, что уже три недели только и занимался поиском вьючных животных. Чтобы не заниматься излишними пререканиями с нетрезвым начальником, ребята поставили перед ним ультиматум: если он не достанет в течение трех дней вьючных лошадей и экспедиция не отправится к месту назначения, они отобьют телеграмму директору института открытым текстом: «К работе не приступали. Бобров запил!»

Бобров от неожиданности и возмущения раскрыл свои большие красивые голубые глаза и заверил, что через три дня лошади будут и можно будет трогаться в путь. По возвращению на сборный пункт ребята были поражены неприятным известием о том, что Алексей во время игры в волейбол был ранен щебенкой в глаз. Местный врач после срочной обработки отправил его во Фрунзе - к работе ещё не приступили, а потери уже налицо.

В ожидании обещаний Боброва члены экспедиции опять проводили теплые дни на озере. Лето уходило, осень была уже не за горами. На дальних вершинах был уже виден свежевыпавший снег. Экспедиция между тем уже семь недель находилась в Покровке, а оттуда следовало пройти с вьючными животными по малознакомому ущелью более 50 км.

В назначенный день восторженная команда собралась на сборный пункт в ожидании Боброва с лошадьми... Однако всё оставалось безмятежно: ни голоса Боброва, ни ржанья вьючных лошадей, хотя вьючные редко ржут – не до этого... Ждали до обеда - напрасно. Это значило, что нужно заново начать поиски Боброва. Как и следовало ожидать, его нашли там же с неизменным стаканом, который он любезно обнимал двумя руками, боясь, видимо, его уронить.

Ребята были возмущены. Пришлось выполнить обещание, коль Бобров не выполняет своё. Они пошли на почту, заполнили бланк телеграммы и подали телеграфистке. У девушки-телеграфистки приятной наружности брови подскочили кверху... Она, улыбаясь, посмотрела на ребят и заявила, что за всю свою долголетнюю практику никогда ещё не отбивала подобных телеграмм: «К работе не приступали, начальник запил!»

Ребята объяснили, что у них нет денег на длинную телеграмму, объясняющую суть дела. Смущенно улыбаясь и покачивая головой, она всё же приняла телеграмму, и ребята с чувством выполненного долга покинули почту в ожидании. Молодежь бывает бескомпромиссна и прямолинейна даже тогда, когда знает, что могут быть плохие последствия.

В напряжении ожидали следующего утра. Около десяти утра пред их очами предстал начальник отдела, Константин Иванович. На институтском грузовике прибыл он из Пржевалька, куда прилетел самолетом. Само собой понятно, что настроение у него было не на высоте. Оно усугубилось тем, что Боброва опять не было. Константин Иванович попросил Виктора его разыскать. Виктор нашёл его в постели в доме главбуха ДЭУ, где он снимал комнату. Очевидно, он не верил, что его подчиненные отправят обещанную телеграмму. Виктор сказал, что его ждёт Константин Иванович - Бобров не проявил никакого беспокойства. Он начал неспеша одеваться, при этом стонал и бурчал себе что-то под нос. Затем собрал постель и, представьте себе, начал хромать и стонать ещё громче. Потом, опёршись на палку, отправился на свидание с шефом... Начальник отдела, зная наперёд все выходки Боброва, встретил его словами:

- Ну, артист, где ты так внезапно палку нашёл, и как объяснишь, что вся ваша «весёлая компания» всё ещё не приступила к работе?

Трудно представить, как в таком красивом, с большими голубыми глазами и правильным овалом лица вместилось столько лености, криводушия, неблагонадежности, обмана и склонности к алкоголизму.

Началось уже много раз виденное представление: Бобров широко открыл лучезарные глаза, в которых отражалась синь небес, при этом так крепко сжимал губы, что они бледнели. Затем, очевидно, для разнообразия, крепко закрывал глаза и широко открывал рот, из которого не вылетало ни звука, не говоря уж об отчёте о проделанной работе. Константин Иванович видел такие представления, наверное, уже много раз и, чтобы помочь заикающемуся Боброву, сказал, что всё понял и можно не продолжать. Нужно сказать, что Бобров, действительно, заикался, но только тогда, когда попадал в неприятные истории.

Надо заметить, что при составлении плана проведения изыскательских работ был намечен конкретный колхоз, который должен был поставить вьючных животных. Этот колхоз располагался в пятнадцати километрах от Покровки. Начальник отдела не стал долго разбираться и вместе с Бобровым, Виктором и Василием отправился в указанный колхоз, чтобы выяснить положение вещей.

Председатель колхоза радушно приветствовал гостей. Бобров не стал заходить в кабинет. Узнав о цели прихода гостей, председатель нахмурился.

- Да, был тут один очень симпатичный человек, которому я обещал вьючных животных, Надо сказать, что все животные в это время года находятся на летних пастбищах-джайлау. Чтобы их сюда доставить, нужно три дня. Я пообещал, что через три дня лошади будут, но через три дня тот человек не пришёл. Мы продержали лошадей и отогнали их на пастбище, так как здесь их кормить нечем. Через неделю появился этот, совсем уже не симпатичный человек снова. Я опять пообещал, что через три дня лошади будут. Эта история повторилась три раза, и теперь я его видеть не хочу, – закончил возмущенный председатель колхоза.

Возмущение было понятно... Бобров, зная свою вину, в кабинете так и не появился. Константин Иванович извинился за нерадивость подчиненного и попросил всё же еще раз пригнать лошадей. Таким образом, вьючные животные проделали путь от высокогорных пастбищ в долину Иссык-Куля четыре раза.

 

ПУТЬ К ПЕРЕВАЛУ

 

Весь скарб был погружен на грузовую машину, и экспедиция тронулась в путь. Вьючных животных: два вола и четыре лошади - погнал вперёд конюх того же колхоза Шаршен, которого председатель дал для присмотра за ними. Экспедиция достигла места, где кончалась автомобильная тропа, дальше следовало добираться пешим ходом с вьючными животными.

Было 9-ое сентября. Осень нависла над малоопытными изыскателями. Вспомнилась басня И. А. Крылова «Стрекоза и Муравей». После непредусмотренного отдыха на пляже Иссык-Куля полная энтузиазма команда двинулась по 50-километровому пути. Они шли вдоль заросшего кустарником и травой крутого склона. Справа, в глубоком ущелье, навстречу несла свои прозрачные воды река Джууку, слева поднимались заросшие кустарником горы.

Солнце медленно катилось к Западу и также медленно с Востока вослед ему приближались сумерки. Ребята и животные были предельно утомлены. Этот путь для бошинства был нов и непривычен, плечи оттягивали тяжёлые рюкзаки. Наконец, вдали показались первые тянь-шаньские ели, которые при последних лучах заходящего солнца приветливо манили. Мы дошли до места, где можно было остановиться, развести костер, приготовить ужин и ночлег.

В первую очередь сняли с животных вьюки. Затем их отогнали на опушку леса со скудной в это время растительностью, стреножили и отпустили на ночь пастись. Желудки напоминали о себе, ребята быстро собрали валежник и Савва, шеф-повар экспедиции, стал готовить ужин. Так как группа была ещё обеспечена продуктами, так во всяком случае казалось, для Саввы не составляло большого труда приготовить обильный и вкусный ужин. После сытного ужина усталость сразу сказалась. Ребята разложили под елями полотнища двух палаток, на них каждый развернул свой спальный мешок. Ночь нависла над лагерем. Душистые ели простирали над спящими свои тяжелые лапы. Над всем царила тишина, только звезды и луна, глядя на спящих, о чем-то тихо перешёптывались до самого утра.

Утром, наскоро позавтракав и навьючив волов и лошадей, участники отправились дальше. Никто не предполагал, что их ждет впереди, так как многие не знали, что значит перевал в 3800 метров. По мере продвижения, тропа становилась всё круче и круче. Лес становился всё реже, и техники предусмотрительно предложили нарубить стойки для палаток, однако Бобров заявил, что там, куда они направляются, такого «добра» хватает. Между тем приближалась отметка в 2500 метров – верхняя граница лесов. Было сомнительно, чтобы на больших высотах можно найти древесину для стоек. Но кто знает лучше - малоопытные техники или «многоопытный» начальник?

Около пяти часов пополудни изнурённые члены экспедиции пришли под перевал к небольшому моренному озеру, на берегу которого было решено разбить лагерь. До перевала оставалось 6 км - за ним, до начала трассы, ещё 8 км.

В районе озера не росло ничего, кроме мелкого кустарника. Кругом - крупные обломки скал и кое-где - маленькие кустики. Что делать? Бобров ещё раз показал свою несостоятельность, как начальник. Люди были предоставлены произволу природы и своей изобретательности. Бобров разводил руками. Падало настроение и температура воздуха. Разгрузив вьючных животных, Шаршен отогнал их подальше вниз, где была ещё трава, стреножил их, чтобы ночью не сбежали в тёплые конюшни, и отпустил пастись.

Ребята развели костер из бурелома, который захватили с собой, добавили нарубленного кустарника, но дело шло плохо. Сырой хворост дымил - не горел. Кое-как удалось вскипятить чай. Между тем небо заволокло тяжёлыми тучами. С перевала подул пронзительный ветер, так что следовало ожидать дождя. Не было никакой возможности где-либо укрыться. Люди попили чая, но это не подняло настроения. За неимением стоек невозможно было установить палатки, а возвращаться за стойками было уже поздно. В конце концов была найдена ровная площадка, на которой разложили полотнище одной палатки. Сверху, вплотную друг к другу, разложили спальные мешки, поверх которых разостлали полотнище второй палатки, которое должно было защитить от дождя. Вещи, которые могли бы смягчить постель, подложили под спальные мешки. Люди всё ещё надеялись, что ветер изменит направление и отгонит тяжёлые дождевые тучи. Все лежали, прижавшись друг к другу. Только так можно было бороться с холодом. Тяжёлая и дальняя дорога так утомила людей, что вскоре раздался такой храп, какого перевал, наверное, не слыхивал за всю свою долголетнюю жизнь. Известно, первый сон – самый крепкий, поэтому никто не заметил, как небо раскрыло свои шлюзы и потоки холодного осеннего дождя хлынули на спящий лагерь.

Вода заполнила каждую складку и углубление верхнего полотнища палатки. При малейшем движении спящих вода, как ртуть, перекатывалась из одного углубления в другое, а затем устремлялась под полотнище. О последствиях можно только догадываться. В итоге все оказались в холодной луже. Ворчание и брань не прекращались. Когда люди поднялись, кое-как дотянув до утра, все были насквозь мокры. Переодеваться было не во что. Только плащи-дождевики, оказавшиеся в одном мешке под спальниками, оказались сухими и сослужили добрую службу. Мокрую одежду выжали, как могли, и вновь одели, накинув сверху плащи. Непромокаемые плащи спасали хотя бы от пронизывающего ветра.

Бобров увял и ни во что не вмешивался, очевидно, разлука с любимым стаканом давала о себе знать. Молодым техникам опять пришлось взять руководство в свои руки. Они послали группу с лошадьми в лес за стойками для палаток и сухими дровами для костра. Тем временем Савва взялся с другой группой строить печь из песчаника для выпечки хлеба. В предвкушении пышного, пахнущего хлеба работа продвигалась вперед. Савва замесил дрожжевое тесто и взялся за ревизию запасов продовольствия. Итоги были плачевны: 20 кг манной крупы, мешок муки, около килограмма лука. Ни соли, ни жира, ни растительного масла... И это всё на двадцать два человека, которых нужно кормить несколько недель. Весь запас провианта, который был заготовлен во Фрунзе на весь период работы, был съеден ещё в Покровке, а из-за скороспешной отправки в горы не было возможности провести ревизию провианта раньше.

Бобров никак не реагировал на доклад Саввы, он не принимал участия в установке палаток, когда привезли стойки. Казалось, он всем хотел сказать:

- Вот, захотели сами командовать и быстрее попасть на изыскания, так и хлебайте эту кашу сами!

Десятиместные палатки были мокры и очень тяжелы, так что пришлось приложить много усилий, прежде чем они были установлены. Чтобы как-то обсушиться и разогреться, внутри были разведены небольшие костры. Однако влажный воздух внутри не давал дровам разгореться, тяжелый дым заполнял всю внутренность, мешая дышать. Свободно от дыма было только полуметровое пространство понизу палаток, так что у костра приходилось лежать, как когда-то возлежали вокруг стола римляне. Многие задыхались и покидали палатки. Во второй половине дня дождь прекратился, на вольном воздухе сушили одежду. Через какое-то время палатки просохли и дым покинул их, давая людям возможность раздеться и обсушиться. Тем временем Савва появился с душистым, только что выпеченным в новой печи хлебом. Закусывая свежий хлеб с луком, люди приободрились, это спасло Боброва от дальнейших нападок.

О Савве разговор особый. Это был удивительный человек не только потому, что он снабжал хлебом и по мере возможности баловал изыскателей вкусностями, когда ещё были продукты, но и тем, что часто своим добрым отношением развеивал критические ситуации. Ветеран войны в свои неполные пятьдесят лет все ещё бегал в солдатском обмундировании. Его все уважали. Возможно, кому-то интересно знать, как ему удавалось в тех исключительных условиях выпекать в доисторической каменной печи хлеб.

Итак, замешанное дрожжевое тесто распределялось по небольшим алюминиевым мискам. Затем, пока тесто подходило, топилась печь до поры, пока камни не меняли свой цвет на более светлый. Затем из печи выгребался жар и на горячие камни ставились миски с тестом. Зев печи заделывался каменной плитой, дымоход и все щели - дерном. Хлеб выходил из печи золотистым и таким пышным, что после сдавливания приобретал прежнюю форму. Надо сказать, что от искусства Саввы выпекать хлеб, в конечном итоге, зависел успех экспедиции.

До наступления темноты группа рабочих ещё раз съездила в лес, чтобы нарубить еловых лап для подстилки под спальные мешки. Приближался вечер, мокрая одежда более или менее подсохла. В горах в это время удивительно быстро темнеет, так что нужно было быстрее переодеться и приготовить постель. Вторая ночь под перевалом прошла спокойно и без происшествий.

ПЕРВЫЕ КИЛОМЕТРЫ

 

На следующее утро все проснулись отдохнувшими, бодрыми и готовые к работе. Все уже свыклись с мыслью, что пока не будет доставлен дополнительный провиант, думать о разнообразии блюд не придётся. Приходилось быть довольным тем, что имелось. Подтрунивая друг над другом, ели золотистый хлеб с луком, запивая его душистым грузинским чаем – благо, он ещё был.

Были собраны все необходимые инструменты: вешки, треноги, рейки и колышки для маркировки трассы. Всё погрузили на четыре лошади и с инструментами на плечах тронулись на штурм перевала. Поскольку Виктор должен был вести работу с угломером, пришлось нести на себе тяжелые 16-кг теодолита. На обед каждый получал по куску хлеба и пол-луковицы.

Весь крутой склон перед перевалом был усеян крупными скальными обломками, меж которых вилась узкая, меньше метра шириной, крутая тропа. Лошади то и дело цеплялись вьюком за обломки скал, которые достигали двух метров. Создавалось впечатление, что кто-то собрал все имеющиеся в округе скальные обломки и разбросал их по всему склону. На отдельных участках тропа поднималась уступами так круто, что люди опасались, как бы лошади вместе с вьюком не опрокинулись навзничь. Они высоко поднимали передние ноги, чтобы прыгнуть на следующий уступ. Глядя, как они мучаются, решили в последующие дни не брать их.

Наконец, вышли на перевал. Он встретил снежной пылью, которую резкий ветер бросал с ближайших вершин. Эта пыль была настолько плотной, что видимость распространялась не далее пятидесяти метров. Из-за плохой видимости не сразу разглядели, что за перевалом открылась ровная, как стол, равнина – иссык-кульские Сырты.

До начала трассы пришлось пройти ещё восемь километров. Было непонятно, почему нужно прокладывать трассу по абсолютно ровной поверхности, если дорога предусматривалась, как скотопрогонная – скот мог там пастись и без маркировки трассы. Итак, от лагеря до начала трассы было 14 км, но люди надеялись, что это расстояние будет с каждым днём сокращаться. Горы несколько отступили, и снежная пыль, срываемая с вершин, уже не мучила. Тучи тоже рассеялись, теплое сентябрьское солнце озаряло местность. Чтобы облегчить ношу, было решено пообедать. Каждый присел на обломок скалы и достал свою порцию. Термосов у изыскателей не было, поэтому каждый принес с собой бутылку, реже фляжку с остывшим чаем. Читавшие рассказы о полярных экспедициях знали об экспедиционных термосах, но здесь их ещё не было.

По окончании обеда Шаршена с лошадьми отправили назад, в лагерь, и каждый принялся за свои обязанности: Бобров – за трассировку, Виктор – за измерение углов поворота и уклонов, Василий – за нивелировку. Владимир замерял с подручными рабочими трассу стальной двадцатиметровой лентой. Замыкающим в этой цепи был Исаак, который снимал поперечный профиль местности. Все собрались в круг и забили первый кол – пикет ноль, и на огромном скальном обломке нарисовали – Репер №1. Бобров отправился вперед, то есть назад к перевалу, и поставил первую направляющую веху. Виктор взял инструментом направление, и работа началась...

В первый день было пройдено четыре километра. Все были так увлечены долгожданной работой, что не заметили, как приблизились сумерки. Изыскательский инструментарий спрятали под обломками скал, чтобы он не намок от дождя, и все отправились в лагерь. О том, чтобы в этом хаосе скальных обломков найти тропу, не могло быть речи. Вниз с перевала каждый спускался самостоятельно. Иногда перекликались, чтобы в темноте не потерять друг друга. Спуск в почти полной темноте был намного труднее подъема – спускались где на корточках, где на руках. Знать бы это ранее, можно было бы окончить работу на полчаса раньше.

Не подозревая ничего плохого, Виктор тоже начал спуск. С небольшого уступа спустился на руках, а когда почувствовал опору под ногами, оказалось, со всех сторон его окружала скальная стена. Верха стены он достать не мог - попал либо в «колодец», либо в яму. Кругом было тихо, лишь где-то в стороне слышалось шуршанье камней. Он начал звать на помощь. Услышали его не сразу, разыскали по крику. Шутя и подтрунивая, совместными усилиями вытащили его из «колодца» и поставили на ноги. Вскоре все без приключений собрались в лагере.

После столь утомительного дня все хотели хорошо покушать и выспаться. В ожидании ужина сели в палатке вокруг небольшого костра, зная, что кроме манной крупы и муки, ничего нет - ожидали тем не менее, что Савва наколдует что-то вкусное. Однако, он сварил абсолютно постную еду - манную кашу на талой воде без грамма жира и крупицы соли. Многие завидовали лошадям, которые где-то внизу с аппетитом щипали траву. Больше одной-двух ложек никто не съел. В ожидании чая с хлебом многие откинулись на кошму и тут же уснули. Хлеб был вкусным даже без соли. Кислые дрожжи придавали ему приятный вкус.

На следующее утро Шаршен верхом на лошади поехал разыскивать чабанов, чтобы выпросить у них соли. Через два дня он вернулся без нее и, смущаясь, рассказал, что встретил старых друзей и они так рады были и так весело его проводили, что приготовленная соль осталась лежать на месте. Всю обратную дорогу он напевал песню, вспоминая встречу, и только, когда увидел лагерь, вспомнил о соли. Ранним утром следующего дня Шаршен вновь поехал за нею. Это были темно-серые куски, которые следовало сначала размельчить, потом растворить в воде, дать мути осесть, а потом уже соленую воду использовать в пищу. Но всё же это было уже что-то...

Через день было решено отправить Шаршена с рабочим в Покровку за необходимыми продуктами, список которых составил Савва. Наутро, умывшись в озере, позавтракав и отправив Шаршена за продуктами, остальные отправились на работу. Дорога была уже знакома, вещей, кроме еды, не было и шесть километров до перевала были быстро преодолены. Подъем затрудняло одно обстоятельство: ночью под перевалом выпал снег и камни были скользкими. Следовало бы подождать, пока солнце растопит снег, ибо погода прояснилась. Однако Бобров настоял на немедленном подъёме на перевал. Кончилось это тем, что он поскользнулся на одном из обломков и сильно ушиб колено... К вечеру самый легкий 8-километровый участок был протрассирован и замерен. Спускаясь с перевала, теперь уже засветло, Виктор захотел узнать, в какой «колодец» он угодил накануне. Это была яма около полутора метров в диаметре и около двух глубиной, на дне которой лежали кости, лаз можно было разглядеть снаружи. Трудно было понять, было это волчье логово, то ли ещё что...

На третий день изыскателей ожидал самый трудный участок: спуск с перевала. Бобров трассировал, а Виктор замерял уклон и направление. Теорию трассирования он знал, но практических навыков ещё не было. Он задавал Боброву всевозможные вопросы, и тот не скрывал своих знаний. Он вёл себя в последнее время очень тихо и покладисто, так что техники подумывали, не вынашивает ли он очередную пакость...

Шаршен вернулся с продуктами на третий день, Настроение поднялось, только Боброву почему-то было невесело. На следующий день он вдруг громогласно заявил, что ему срочно нужно ехать в Покровку, потому что порвались сапоги - заодно, якобы, привезёт ещё и продуктов. Однако технический персонал был начеку и заявил, что он не поедет, пока не будет пройден самый сложный перевальный участок до реки Джууку. У Саввы нашлась запасная пара сапог, и он великодушно уступил её Боброву. Таким образом, ликвидировалась предполагаемая причина отъезда.

После изнурительных и тяжёлых дней изыскатели достигли реку Джууку. Здесь росла кустарниковая растительность и даже отдельные ели и арча. Посовещавшись, решили сюда перебросить лагерь. Старый лагерь в безлесье был разобран. Все вещи были переправлены в новый. Перевальный участок остался позади, и переброска лагеря послужила сигналом для Боброва. Он давно лелеял мечту покинуть лагерь под предлогом, что нужно привезти продукты - на деле хотел посидеть с дружками. Оседлав коня, он дал обещание, что через два дня вернется с продуктами.

Все надеялись, что на сей раз он выполнит обещания, поскольку запас продуктов был невелик. Иосиф оставил команду, как нетрудно догадаться, в заботах о работе, которую необходимо было закончить до наступления зимы, и о хлебе насущном.

Два дня прошли. От Иосифа не было ни слуху, ни духу. Физическое и душевное состояние команды было тяжёлым... Все ждали возвращения Иосифа в надежде улучшить питание. Не было ни радиостанции, ни радиоприемника, ни почтовых голубей - никакой связи с внешним миром. Мобильные телефоны в те годы ещё только изобретали.

Несмотря на скудное питание, тем не менее шутили. Трасса будущей дороги вела через скалу высотой около шести метров, на её вершине следовало забить маркировочный колышек. На вершину вела узкая расщелина, по которой можно было подняться наверх. Исааку было поручено забить этот кол, но он отказывался:

- Лучше пять минут трусости, чем вечный покойник!

Он разыграл двух молодых ребят, и они бросились по расщелине вверх. Щель была настолько узка, что они застряли в ней, но никто не хотел уступать. Пришлось одного вытащить вниз за ноги, чтобы дать второму возможность залезть наверх. Он благополучно выполнил поручение Исаака, который всенародно его благодарил:

- Век буду помнить твой подвиг! Ты спас мою жизнь!

Хотя Виктор и числился старшим по должности, однако все решения без Боброва принимались коллегиально - брать на себя всю ответственность за судьбу экспедиции из двадцати человек Виктор не хотел. После долгого обсуждения было решено послать в Покровку за продуктами Исаака с рабочим. Они должны были разыскать Боброва и вернуть его в лагерь. Если это не удастся, такой вариант был возможен, закупить как можно больше продуктов и вернуться. На всё это отпускалось три дня, иначе в буквальном смысле пришлось бы голодать.

Тяжелая работа при плохом питании не способствовала поднятию настроения. Падала температура. На исходе третьего дня изыскатели при заходящем солнце увидели двух всадников, то были Исаак с помощником. Лица озарились улыбками, ибо все надеялись на обилие продуктов и хороший ужин. Иосифа они не нашли, терять время на его поиск не имело смысла.

 

СМЕНА СТОЯНКИ

 

Снег всё ближе и ближе приближался к лагерю, надо было спешить. После сытного ужина было решено перебросить лагерь дальше вниз, в зону лесов, где можно было найти защиту от свирепого ветра, нёсшего с собой холод с перевала. Кроме того в лесу легче было найти дрова для хозяйственных нужд.

Перед тем, как разобрать лагерь, Савва воспользовался печью и выпек про запас хлеба. В каждом новом лагере печь приходилось строить заново. Возможно, эти печи много лет спустя примут за сооружения каменного века - они немногим отличались от тех печей.

Итак, после завтрака изыскатели отправились с хорошим настроением на новое место. В воздухе чувствовался запах снега, холод нарастал с каждым днем. Это заставляло спешить. Люди спустились на несколько метров - защищённое от ветра место. То была красивая опушка, расположенная в пятидесяти метрах от реки. Вся команда быстро разбилась на рабочие группы, каждой был выделен свой участок по разбивке лагеря: одни ставили палатки, другие собирали бурелом для печи, третьи строили печь, используя опыт предыдущих стоянок. Из-за большого количества народа привезённые продукты быстро подходили к концу - два всадника ввиду крутых подъёмов не могли много привезти. Все помыслы были о хлебе насущном и о времени, когда можно наесться досыта, не опасаясь, что на следующий день начнется голод, – изыскатели были молоды и работали с энтузиазмом.

В распоряжении экспедиции было одно охотничье ружье. Предполагая, что за лагерем должны быть косули, ребята решили начать охотиться. Был разрабан план. Владимир должен был сидеть с ружьем в засаде, а остальные криками и ударами по стволам должны были загонять к нему дичь. В лесу стоял такой шум, что можно было мертвых поднять, но косуль не было. Видно, вся дичь ушла в горы.

После неудачной охоты кому-то пришла идея собрать на похлёбку грибы. О, лучше бы эта идея не пришла в их умы! На дворе стоял октябрь, температура опустилась ниже нуля. Дождь и мороз сделали своё дело – невозможно было отличить съедобные грибы от несъедобных.

В этом безлюдном месте, вниз по течению реки, в 150 метрах от лагеря стояла юрта, в которой жил охотник с женой. Охотник был обязан отстреливать для колхоза диких козерогов-теке, косуль, архаров, барсуков - всё то, что ценится, как мех. Государственный план на шкуры был так «раздут», что колхоз не мог его выполнить, полагаясь лишь на стадо. Колхоз «ухитрился» выполнить план шкурами диких животных. В этом безлюдном месте дикие животные размножались быстро и в больших количествах, так что их отстрел не влиял на регенерацию стада.

Настал день, когда у изыскателей продукты закончились - Иосиф всё не возвращался. Ежедневная работа требовала пополнения запасов калорий. У кого-то пришла идея навестить охотника и попросить его продать мясо дичи. Четверо техников пошли к охотнику, а оставшиеся начали собирать грибы.

Супружеская пара, Болот и Зейнеп, радушно встретили техников. Легкая пружинистая походка Болота указывала на профессию и привычку лазать по скалам. Его молодость, (ему было лет двадцать восемь), весёлые глаза, стройный стан и овал лица выделяли его среди соплеменников. Видно, этому способствовала вольная жизнь и, не в последнюю очередь, молодая миловидная жена. Образ Зейнеп нелегко описать - каждый рисует молодых девушек по-своему. Она легко вписывалась в образ красавиц поэтов Востока. Поэты сравнивают таких девушек с газелью, ибо красивее газели у поэтов Востока ничего не существует.

Зейнеп было лет двадцать три от роду. Её миндалевидные глаза были широко открыты. Они с улыбкой внимательно смотрели на гостей. Всё в ней говорило о ее молодости, жизнерадостности и безграничной привязанности мужу. При обращении к нему её взгляд излучал столько тепла, что гости вольно или невольно завидовали этой паре.

Виктор изложил свою необычную просьбу. Заметно смущаясь, Болот сообщил, что его жена как раз занята тем, что из последних запасов готовит обед, что подтверждал запах, распространявшийся в юрте.

В странах Востока существует неписаный закон гостеприимства: гости званые или незваные всегда приглашаются к столу независимо от того, велик или мал в доме запас продуктов. Болот и Зейнеп были рады тому, что в этом безлюдном месте появились люди, с кем можно побеседовать и не чувствовать себя в полной изоляции. Было чего рассказать друг другу. Когда обед был готов, сели за дасторкон – скатерть, которую стелют поверх кошмы. Техники ели с большим аппетитом. Болот обещал сразу же после обеда отправиться на охоту и отстрелять козерога для экспедиции. Во время прощания Зейнеп решила проводить гостей в лагерь, чтобы там дождаться возвращения мужа. Итак, они впятером отправились в лагерь, не предвидя ничего плохого.

В лагере лежали, стонали, мучились. Савва, который сам еле держался на ногах, обходил всех с большим медным чайником, поил больных чаем и утешал, насколько это было возможно. По-видимому, все отравились грибной похлёбкой, но, Слава Богу, всё закончилось благополучно. Возвращающиеся техники и Зейнеп надеялись на приятную беседу у костра, взамен пришлось срочно собирать дрова и думать о теплой палатке. Зейнеп взяла на себя обязанность поить больных чаем, чтобы Савва немного отдохнул.

В лесу было много дров. Полусгнившие, трухлявые ели стали воздушно-сухими, их легко можно было унести вдвоём. В 1933 г, в период раскулачивания, в горы посылали крестьян, оголяя тем самым склоны гор. Это способствовало эрозии почв и высушивало родники. Семьи раскулаченных крестьян высылались в Сибирь или куда подальше, где многие остались навечно. В местах, где ныне работала экспедиция, дорог для вывоза леса в те годы не было, поэтому тянь-шаньские ели были брошены. Кто бы мог подумать, что они, вернее, то, что от них осталось, послужат изыскателям - больных можно было хотя бы обогреть...

Вечерело. В долину легли длинные тени от гор, а Болота всё не было. Все, кроме Зейнеп, волновались. Зейнеп улыбалась... - знала, что с её опытным охотником ничего не случится. В десять вечера, когда кругом была такая темнота, что непривычному глазу ничего не было видно, далеко в горах раздался весёлый свист... Он служил сигналом для Зейнеп.

Со словами: Я побегу навстречу! - она выбежала из палатки. Предложение техников составить ей компанию она отклонила с замечанием, что в темноте ей, возможно, пришлось бы ещё и их нести на плечах... Ничего не оставалось, как ждать... Прошел час, вдруг послышались шаги. Несколько человек бросилось из палатки: перед ними стояла Зейнеп, а за нею – Болот. У каждого на плечах, словно меховой воротник, лежал козерог... Болот рассказал, что ему в этот день удалось отстрелять четыре козерога, двух из которых он спрятал на вершине горы под камнями и засыпал снегом, чтобы голодные волки не нашли их. Освежевав туши и оставив мясо изыскателям, Болот и Зейнеп попрощались и исчезли в темноте ночи... Изыскатели ещё долго сидели у костра и восторгались Болотом и Зейнеп: одни говорили, что это счастье встретить в безвыходном положении доброжелательных и жизнерадостных людей; другие - что если бы на Земле было больше таких доброхотов, а не бездельников с партбилетом, вроде их начальника Боброва, жизнь была бы намного лучше.

Усталость и болезненное состояние после грибной похлебки взяли своё, и изыскатели отправились спать. Ещё один тревожный день закончился благополучно. Вскоре весь лагерь умолк, покой спящих охраняла морозная звездная ночь и полная луна.

В числе подсобного персонала был студент третьего курса Автодорожного техникума Петя Акуленко, удивительно любознательный и одновременно наивный. Он верил всему, что бы ему ни рассказали, принимал за чистую правду все общеизвестные небылицы. На следующее утро рассвет ещё только-только забрезжил. Все мирно спали, Петя вышёл из палатки и замер: вокруг потухшего костра бродили два волка. Очевидно, их внимание привлек запах свежего мяса, и они решили испытать счастья, но тут вышёл Петя. Он поднял такой крик, что напугал не только волков, но и всех обитателей лагеря. Все вскочили, как ужаленные, но волки не стали ждать - трусцой побежали вдоль берега реки и скрылись за её поворотом.

Этот случай послужил поводом для очередных небылиц о волчьих повадках. После волчьего визита ребята решили привести ружьё в боевую готовность. Его почистили, смазали, зарядили картечью и отдали Савве на хранение, как бывшему бойцу. Всё это произвело на Петю большое впечатление.

Утро стояло великолепное, но холодное. Лагерь лежал в тени гор, на вершинах которых лежал снег, освещенный восходящим солнцем. Снег блестел мириадами мелких бриллиантов, на него было больно смотреть, в то же время эта красота завораживала. Её заметили не только люди, но и целое стадо козерогов, которое собралось на освещённой солнцем поляне на вершине одной из гор. Стадо было радо великолепному дню и резвилось так, что сверкающая снежная пыль, поднятая ими, полностью скрыла их. Да, природа так хороша, что не хотелось возвращаться в действительность и приступать к работе.

После ужина все собрались у костра на опушке леса. Костер обычно разводился большим и ярким, благо, дров хватало. Часто к этим вечерним посиделкам приходили Болот и Зейнеп, которым всегда были рады. Они и этим вечером сидели вместе со всеми. Один из рабочих спрятался незаметно для Пети на лесном склоне. Он ждал, пока все усядутся вокруг костра, успокоятся и начнут рассказывать о волчьих повадках. Болот рассказывал, как они себя ведут при встрече с человеком. Савва сидел с ружьём, предварительно разрядив его. И вдруг на самом интересном месте совсем недалеко от костра завыл «волк». Первым вскочил Петя:

- Волк! Дядя Савва, дай ружьё, я его застрелю!

- А ты когда-нибудь стрелял? – спросил тот.

- Нет, но ничего! – пытался он выхватить у Саввы ружье, но тот держал его крепко. И тут «волк» вновь завыл. Савва поднялся с места, а с ним ещё двое ребят и Петя. Они побежали к тому месту, где слышался вой.

- Петя, смотри, вон, вон глаза сверкают! – шепчут ему.

Но Петя не видел, а только возбуждённо озирался по сторонам. Савва прицелился, но «выстрелить» не успел, так как «волк» кубарем скатился под ноги. Петя бежал к костру, он знал, что волки боятся огня. Раздался взрыв смеха, некоторые держались за живот и катались по земле…

Петя обиделся, но тут кто-то завёл простую народную песню, и все обиды прошли… Мелодия распространилась по лесу и устремилась к вершинам гор… Был чудесный вечер, Зейнеп с Болотом никак не хотели возвращаться в юрту, очевидно, предчувствовали, что таких вечеров на их долю оставалось всё меньше.

 

ПОСЛЕДНЯЯ СТОЯНКА

 

Прошло три недели, как Бобров покинул лагерь. Чем бы всё это время питались изыскатели, если бы не помощь Болота и Зейнеп? И вот однажды вечером, возвращаясь с работы, они увидели Боброва. Все были так злы, что возникло желание побить его. Однако Бобров оказался хитрее. Он стал расхваливать их, что все «растаяли» - у них не было опыта со льстецами. Он говорил, что при нём они не сделали бы этого. Столько лести в свой адрес никто из них не слышал. Потом он рассказал, что был болен и три недели лежал в больнице. От такой откровенной лжи все раскрыли рты. Затем стал хвастаться, что привёз много продуктов. Их было ничтожно мало - лошадь была не в силах тащить всадника и много продуктов.

К этому времени было проложено сорок пять километров трассы. До конца участка оставалось пять километров. Это было место, куда ребят доставил на машине Константин Иванович. Там стоял глинобитный чабанский домик с пустыми помещениями. Было решено перебраться туда и Шаршена с лошадьми отпустить домой - одним едоком было бы меньше. В последний раз навьючили на животных и себя вещи, сердечно попрощались с Болотом и Зейнеп, предварительно рассчитавшись за мясо, и отправились на новую стоянку. Зима шла по пятам. Она удивительно стойко держала дистанцию и давала время для работы. Создавалось впечатление, что она заключила пакт уважения. Каждый раз, когда меняли место стоянки, на предыдущей в ту же ночь выпадал снег.

На новом месте провели совещание о завершающем этапе работы. Было решено отправить Боброва в Покровку, чтобы через пять дней он вернулся с машиной для вывоза экспедиции. Бобров обещал вернуться к девяти утра. Ему опять поверили.

О, какая наивность!..

К тому времени они должны были завершить работу. При снежном покрове никакая машина не смогла бы пробиться к лагерю.

Предвкушая скорое окончание работ и возвращение домой, все трудились особенно усердно. Работу закончили за три дня. Было тринадцатое октября. На следующий день был Покров Пресвятой Богородицы. Официально этот праздник не отмечался, но в Покровке его праздновали особенно весело. В период вынужденного безделья в Покровке завели знакомство с местной молодежью. Закончив полевые работы, большинство ребят отправились на празднование с условием, что вернутся с Бобровым. В лагере оставался только технический персонал и Савва.

Наступило утро, когда Бобров обещал приехать на машине. Все поднялись пораньше, чтобы быть готовым, когда покажется машина. «Пробило» девять часов, десять..., двенадцать, восемнадцать - Боброва ни слуху, ни духу. Все прислушивались, не урчит ли где машина, но в трубе их мазанки завывал только холодный ветер. Вот уже солнце закатилось за горизонт, а всё ещё никто не появлялся. Тогда решили, что Владимир и Исаак тоже отправятся в Покровку и разыщут Боброва. Отправиться туда значило прошагать 20 км пешком. В лагере оставалось только трое, никто не знал, сколько времени ещё ждать. Продукты были на исходе. Ещё через два дня безуспешного ожидания Василий с Виктором тоже ушли в Покровку, ибо безвестность – хуже всего. Савва оставался один, оставшихся продуктов должно было хватить ему на несколько дней.

 

ПРОПАВШИЙ НАЧАЛЬНИК

 

Василий с Виктором шли размеренным шагом по горной дороге, то и дело спотыкаясь от усталости. В селе Сару их подобрал крестьянин, ехавший на телеге в Покровку. Прибыв к обеду, они разыскали Владимира и Исаака. Те поведали, что Боброва в Покровке нет - предполагалось, что он уехал в областной центр Пржевальск, ныне Каракол. Все были голодны и без денег, и Виктор обратился к главбуху ДЭУ за помощью, тот выдал ему пятьдесят рублей. Предполагалось, что их хватит, чтобы пообедать, сходить в парикмахерскую и на проезд в Пржевальск в поисках начальника.

В местной столовой Виктор заказал на всех борщ и гуляш. В столовой было полно мух. Казалось, что все они собрались в столовой, чтобы отсидеться до весны. После полуголодного существования обед казался вкусным, но ребята не наелись... Неожиданно Владимир заявил, что закажет ещё борщ. Виктор заявил, что денег нет.

- А я и не прошу денег, – ответил Владимир.

В его тарелке оставалось немного борща... Он поймал пригоршню мух, что было совсем несложно, и бросил в тарелку. Затем громко, чтобы слышали все посетители, потребовал шеф-повара.

- Чем Вы кормите порядочных людей? Посмотрите, что это? Я Вас спрашиваю: что это?

Шеф-повар извинился и заменил борщ. Все были удивлены дерзостью Владимира и с завистью наблюдали, как он поглощал вторую порцию.

После обеда Василий с Виктором отправились на попутной машине в Пржевальск, что находился в 35 км от Покровки. Около пяти часов пополудни они направились в Областной Дорожный отдел, чтобы узнать о местонахождении Боброва. Там сказали, что видели его дня три назад. Виктор интуитивно чувствовал, что от них что-то скрывают, Но что? Где может быть человек, любящий заглядывать в стакан? Либо у кого-нибудь дома, либо в каком-нибудь ресторане, либо в пивной. Так Виктор с Василием начали поиск «без вести пропавшего» начальника экспедиции. Они обошли все рестораны и пивные - Боброва никто не видел. Позвонили во Фрунзе в Институт, чтобы сообщить директору о положении вещей. В Институте рабочий день был окончен, случайно оказался там лишь секретарь парторганизации. Он посоветовал поискать Боброва в ресторанах...

Они ушли вновь в Областной отдел дорог и передали главному инженеру, что возвращаются в Покровку. Если Боброва в десять утра там не будет, всё бросают и уезжают во Фрунзе. На оставшиеся деньги купили булку хлеба и вышли на дорогу в надежде на попутный транспорт. Единственная грузовая машина, нагруженная доверху сеном, их не взяла. После 20 км из лагеря в Покровку и 4-часового поиска Боброва в областном центре пришлось идти пешком.

Изнурённые и возмущённые, они тронулись в путь в девять часов темного, холодного октябрьского вечера. Температура -8, но это пока не чувствовалось. От усталости притупились чувства. Единственная светлая полоса, что указывала путь, было гравийное шоссе с многочисленными выбоинами и замёрзшими лужами.

Сначала ребята громко распевали на безлюдной дороге, но усталость взяла своё - ноги заплетались, глаза закрывались. Они решили лечь в скирду соломы, которая манила летним теплом. Они забрались туда и мгновенно уснули. Летнее тепло из соломы давно, однако, выветрилось, она была ледяной, только вначале они этого не заметили. Сколько проспали, неизвестно... Виктор проснулся от холода, руки и ноги занемели. Он хотел подняться, размяться и согреться, но не решился тревожить Василия, что тихо и мирно сопел. Так, не двигаясь и прислушиваясь к дыханию Василия, пролежал он ещё время. Потом заметил, что дыхание не очень похоже на спящего, повернулся и тут же услышал:

- Я давно не сплю, замёрз, дрожу, как цуцик, но не хотел тебя тревожить...

- Только такие олухи, как мы с тобой, могут так поступать...

Они вскочили, заделали нишу в скирде, размялись и пошли дальше. Осеннее утро встретило их встречным стадом из мелкого и крупного рогатого скота, пастух гнал его из Покровки. В восемь утра они вошли во двор ДЭУ. Еле тёплые лучи осеннего солнца ласкали штабель досок во дворе. На эти доски улеглись они, чтобы немного согреться и ещё поспать. Солнце согрело горемык, и они уснули тихим мирным сном...

Виктор проснулся от чувства, что кто-то за ним наблюдает. Медленно приподнял веки... Перед ним стоял Бобров и смотрел пристально в глаза. Виктор посмотрел на часы, ровно десять утра. Значит, главный инженер Областного отдела дорог прекрасно знал, где находился Бобров, раз тот с точностью до минуты появился в ДЭУ.

Бобров рассказывал, что с ним случилась неприятность: он, якобы, отдал часы в ремонт, а часовой мастер не дал квитанцию. Когда он хотел получить свои часы, мастер заявил, что не брал их. За это Бобров ударил, якобы, мастера, тот вызвал милицию, и Бобров на три дня попал за решётку.

Василий с Виктором знали, что все это очередные небылицы, но было отрадно, что Бобров пригнал грузовик. Срочно были собраны разбежавшиеся по всей Покровке члены экспедиции, все поехали в лагерь.

Дорога была мокрая, но до места добрались благополучно. Начался снегопад. Если бы Бобров прибыл на час позже, они бы не смогли подняться к лагерю. И опять природа была к ним снисходительна - подождал снегопад, пока машина не прибыла к месту. Окончив погрузку, сели в машину и тронулись в путь. Если подъем был затруднительным, то спуск был просто опасным, так как машина скользила по свежевыпавшему снегу. Её тянуло то к косогору, то к обрыву. Ребята сидели в кузове, присматривая, куда бы спрыгнуть, если машина станет опрокидываться. Однако, путь, полный приключений и опасностей, в конце концов благополучно закончился. Они прибыли в Покровку, заправили машину горючим, и экспедиция, не задерживаясь, поехала дальше.

ДОМОЙ

 

Финиш путешествия, институт во Фрунзе, был в 360-ти километрах. Вся команда сидела в кузове, тесно прижавшись друг к другу, мысленно возвращаясь к перипетиям первой совместной экспедиции. Глядя на притихшего Савву, люди с благодарностью вспоминали его колдовство с малым ассортиментом продуктов. С благодарностью вспоминали дружную, добросердечную чету Болота и Зейнеп. В мыслях всё ещё видели их рядом. И ещё были благодарны Богу, что в коллективе не нашлось ни одного скандалиста. Все относились друг к другу с должным пониманием и уважением, и всё усердно выполняли, порой с юмором. Работу, практически без организатора, удалось выполнить только благодаря усердию, оптимизму и спаянности коллектива. Начальник присутствовал только на первых двадцати километрах, а было их пятьдесят... Виктор, как старший в отсутствие Боброва, был благодарен команде. Ложкой дегтя в этом коллективе был его начальник Бобров. Четыре техника, впервые попавшие в экспедицию, верили опытному начальнику, а он обрекал их на постоянное голодание. Подтвердились все закулисные разговоры.

В институте все были встречены, как герои - участливо спрашивали, чем закончилась изыскательская эпопея, ибо в отделе были наслышаны о проделках Боброва. На следующий день начальник пригласил Виктора в кабинет. Он заставил его написать подробную докладную об изыскательских работах и «деятельности» Боброва.

- Константин Иванович, Вы же приезжали, всё видели и слышали. Зачем заставляете заниматься ещё и этой неблагодарной работой? - спросил Виктор.

Однако начальник утверждал, что без такой докладной нельзя обсудить Боброва на партийном собрании. И Виктор, скрипя сердце, написал всё, как было. Через неделю состоялось открытое партийное собрание. Техники экспедиции, да и многие сослуживцы, надеялись, что Боброва лишат права руководить экспедициями, но ему вынесли всего лишь выговор.

Отношение между ним и начальником отдела осталось незамутнёнными, а вот на техников, особенно Виктора, смотрели осуждающе, что вынес сор из избы... Выходило, партийный билет – хороший щит для таких бездельников, как Бобров.

Все участники экспедиции, кроме Саввы, были молоды, со своими идеалами... Негативные явления первой экспедиции и решение партийного собрания были поводом для их переосмысливания. Они послужили тому, что молодые люди быстрее, чем того хотелось, перешагнули через барьер молодости и оказались в стане взрослых, среди которых отношения строятся совсем по другим критериям.

Виктор тоже обрёл печальный опыт, и не только в первой экспедиции. Однако он знал, что вокруг очень много добропорядочных и честных людей. К ним, в первую очередь, можно отнести начальника паспортного отдела, который выдал, вопреки закону, паспорт; Марию Цесаревну Голубину, которая была опорой вплоть до смерти в девяносто пять лет; главного инженера Главного Дорожного Управления Григория Андреевича Егурнова, который по сути спрятал его от «высылки» в сибирскую тайгу; самоотверженных мостостроителей, которые в ледяной воде восстанавливали сорванный вешними водами мост; охотничью чету Болота и Зейнеп, пришедшие на помощь в трудные дни и Савва, молчаливый и усердный повар экспедиции, который спасал ребят от постоянного голода.

Все эти люди убедили Виктора в том, что в мире больше хороших людей, только они обычно держатся в тени и выявляются только при особой нужде. Эти скромные добросердечные люди дают человечеству надежду на счастье и сглаживают драматические стороны жизни.



↑  1800