А потом? (31.03.2017)

 

Зинаида Гиппиус

 

Ангелы со мной не говорят.

Любят осиянные селенья,

Кротость любят и печать смиренья.

Я же не смиренен и не свят:

Ангелы со мной не говорят.

 

Темненький приходит дух земли.

Лакомый и большеглазый, скромный.

Что ж такое, что малютка — темный?

Сами мы не далеко ушли...

Робко приползает дух земли.

 

Спрашиваю я про смертный час.

Мой младенец, хоть и скромен, — вещий.

Знает многое про эти вещи,

Что, скажи-ка, слышал ты о нас?

Что это такое — смертный час?

 

Темный ест усердно леденец.

Шепчет весело: «И все ведь жили.

Смертный час пришел — и раздавили.

Взяли, раздавили — и конец.

Дай-ка мне четвертый леденец.

 

Ты рожден дорожным червяком.

На дорожке долго не оставят,

Ползай, ползай, а потом раздавят.

Каждый, в смертный час, под сапогом,

Лопнет на дорожке червяком.

 

Разные бывают сапоги.

Давят, впрочем, все они похоже,

И с тобою, милый, будет то же,

Чьей-нибудь отведаешь ноги...

Разные на свете сапоги.

 

Камень, нож иль пуля, всё — сапог.

Кровью ль сердце хрупкое зальется,

Болью ли дыхание сожмется,

Петлей ли раздавит позвонок —

Иль не всё равно, какой сапог?»

 

Тихо понял я про смертный час.

Я ласкаю гостя, как родного,

Угощаю и пытаю снова:

Вижу, много знаете о нас!

Понял, понял я про смертный час.

 

Но когда раздавят — что потом?

Что, скажи? Возьми еще леденчик,

Кушай, кушай, мертвенький младенчик!

Не взял он. И поглядел бочком:

«Лучше не скажу я, что — потом».

Январь 1911

 

↑ 1122