Дети войны (30.06.2022)

 

Виталий Винтер

 

Жара стояла дикая. По настоящему донецкая, пахнущая раскаленным асфальтом вперемешку с терпким букетом запахов призрачно близкой степи.

 

Я приткнул кое-как машину на переполненной парковке. Место было только на солнце. Спальный район столицы – сплошное море многоэтажной застройки, и новичок тут легко заблудится. Я и сам чуть не проехал нужную улицу.

Друг обещал выйти через десять минут. Тогда и поедем сразу на импровизированную встречу одногрупников. Не выдержав и пяти минут в раскаленном нутре машины, я пошел, оглядевшись, к старенькой скамейке у подъезда.

Скамейка стояла в тени возле обшарпанной девятиэтажки. Горячий летний сквозняк из-за угла немного освежал. Самую малость – все же 35 градусов на дворе.

Горячее лето. Но не такое, как раньше…

Прямо передо мной на ступенях подъезда зияет неглубокая, уже сглаженная цементом, воронка, ее выдают расходящиеся лучи разлетевшихся осколков. Таких отметин тут хватает, если приглядеться. Киевский район столицы. Донецк – все же прифронтовой город, окруженный с двух сторон.

Жара немного разморила, а крики нескольких мальчишек, игравших между домами на детской площадке, напомнили мне детство.

Такая же летом жара и такие же игры, как сейчас. Возле нашего двора было похожее место на скамейке, где, наслаждаясь каникулами и вечерней свежестью, вечерами собирались компании. Над головой шуршал тысячей больших листов старый клен. Казалось, рядом, над головой, лишь протяни руки, можно дотянуться до мириад рассыпанных, сверкающих, холодных звезд… Будущее тогда казалось светлым и понятным. Все было в наших руках. Весь мир. Только протяни руку.

Вот только сейчас все выглядит совсем иначе, чем, тогда, в детстве… Как и вся жизнь, впрочем..

Я резко очнулся от тягучей дремоты и вытер мокрое лицо одноразовым бумажным платком.. Стало еще жарче. Раскаленное солнце подъело тень возле подъезда. Огляделся, сбрасывая накатившую внезапно дремоту. В вышине плывут пушистые облака, но вдалеке со стороны Спартака, или Авдеевки, ввысь тянулись тонкие струйки дыма. Оттуда же, время от времени грохотало и стучала стрелковка. До дребезжанья стекол в домах.

Я еще раз взглянул на небо. Военное небо непокоренного города-государства.

Всегда скучал за этим особенным небом. И сейчас, приезжая ночью либо, как сейчас, днем, просто смотришь на россыпь холодных огоньков и облаков там - вверху. Мысли сами приходят в голову, и все проблемы, и повседневная суета отступают перед вечностью. Это похоже на то странное чувство дежавю, которое наверняка испытывал в жизни каждый из нас. Что-то такое, тревожное, словно ты уже был тут и все это видел, но никак не можешь вспомнить когда.. Так и тут: стоишь на горячем асфальте под абажуром из белоснежных облаков и понимаешь, как все вокруг ломко и нестабильно. Время же кажется бесконечным. Застывшим. И только со временем приходит мысль, что мало кому удается что-то изменить к лучшему. Повлиять. Исправить. Да хотя бы попытаться…

Из распахнутого окна на третьем этаже выглянула женщина в домашнем халате и негромко позвала, звук в застывшем от жары, словно кисель, воздухе разносился хорошо:

– Саша, домой! Слышишь - стреляют.

Один из мальчишек, прячась за горкой, словно это могло его спасти от приказа матери, прокричал в ответ:

– Мам. Ну, еще не сильно стреляют. Я скоро приду…

Чем закончилась эта маленькая мальчишеская трагедия, я не досмотрел. Из соседнего подъезда вышел друг, мы обнялись. Не виделись, считай, два года – есть о чем поговорить. Всех нас жизнь раскидала по миру, помяла.

Со стороны Авдеевки вновь что-то сильно громыхнуло. Стекла в доме сдержанно зазвенели.

– Нормально. Это Минусы. Мы тут все уже привыкли. – бросил спокойно друг.

Мы сели в раскалившуюся, казалось, докрасна машину. Открыли все окна и выехали co двора.

– Я заметил, что нормально. Пацан вон, – усмехнувшись, невесело ответил и махнул рукой на детскую площадку – не хочет домой идти. Говорит, несильно стреляют.

– Да. Дети войны, – друг кивнул налево на стандартное советское школьное здание позади спального района – Вон в той школе в октябре 2014-го при обстреле убило учителя. Он детей в подвал уводил. Хороший был человек, говорят.

– Школа работает сейчас?

– А куда ж ей деваться. Привыкли мы тут, к сожалению, к войне, или, скорее, приелась она, проклятая…

Лето кругом, а внутри, в самой душе темно и холодно и непонятно, что с этим делать. Что делать тем детям? Как помочь? Что будут помнить они о своем детстве?! И как сложатся их жизни? Удастся ли им то, что не смогли сделать мы?!

Все так просто – до тошноты. Тут дети, а дальше война. И иногда, слепая с косой, заглядывает даже на эту детскую площадку...

Мы молча поехали дальше к центру города, туда, где не было попятнанных осколками домов и школ_ и все было внешне красиво. Красиво с толикой печальной, траурной отрешенности. Город изменился. Повзрослел. Город показывал свой характер.

 

 

 

 

↑ 203