Такие были времена… (Однажды у моря… Судьбы нетканое полотно. Единство и борьба противоположностей) (30.04.2022)

 

Н. Косско

 

Однажды у моря…

 

Море каждый день, даже каждую минуту разное. Таинственное, необъятное, непостоянное, то тихое и спокойное, сверкающее на солнце зеркальной водной гладью, то неистовое, с глухим ворчанием и рокотом обрушивающее волны на скалы и прибрежный песок… Но уже к утру водная стихия, как правило, успокаивается и, словно извиняясь за дерзкое поведение, ласково плещется у пологого берега... Сидеть на скамейке на набережной, смотреть на море, наблюдать полет чаек и переменчивые краски морской воды можно бесконечно!

Я навсегда полюбила это море, и каждое утро на рассвете с душевным трепетом отправлялась на свидание с ним, подолгу сидела у самой кромки воды, а потом медленно отдавала себя воле волн, лежала на еще влажном прибрежном песке, подставляя тело легкому движению бриза и вдыхая до изнеможения солоноватый морской воздух. И нет ничего − ни прошлого, ни настоящего, ни будущего, нет проблем и даже меня нет, а есть только Море. В такие моменты я верю в целебную силу воды, воздуха и неземной красоты этого края!

Жили мы в Болгарии шесть месяцев в году, и постепенно эта страна стала тем местом, пребывание в котором ничем не ущемляет личного пространства человека. Болгария не оказывает давления на личность, не стремится перекроить её под себя. Здесь можно оставаться самим собой, а это, согласитесь, великое благо!

Правда, жить на два дома, на две страны накладно, однако учитывая, что цены в Болгарии были тогда на порядок ниже, чем в Германии, нам удавалось укладываться в наши доходы, да еще и выплачивать кредит. Но незаметно для нас возникла проблема другого характера: мы начинали понимать, что живем между небом и землей, ни в Болгарии, ни в Германии. Такое раздвоение наводило на мысль, что, наверное, все же со временем надо сделать однозначный выбор - тем более, что дети, внуки и правнуки живут в Германии.

Сдавать Болгарию не хотелось, как не хотелось расставаться и со ставшими близкими нам друзьями. К тому же я была почти уверена, что в Германии обо мне уже давно забыли.

Ан нет! Помнили меня читатели, соратники по интеграционной работе, коллеги. Да что там перечислять − многие помнили и были не на шутку встревожены тем, что не могут связаться со мной ни по телефону, ни по почте. И это было для них тем загадочней, что во время моего отсутствия в Москве вышла книга маститого нашего журналиста с якобы «очень интересными для меня (и обо мне!)» сведениями...

 

Судьбы нетканое полотно

Будни нашей болгарской жизни шли своим чередом: мы купались, загорали, развлекались, ездили с экскурсиями по стране, устраивали ужины и вечеринки с импровизированными концертами - благо в нашей компании собрались интереснейшие люди: актеры, режиссеры, музыканты, певцы, барды, поэты. Впрочем, это были вовсе и не будни, а длинная вереница ярких, незабываемых дней-праздников.

 

Единство и борьба противоположностей

 

Я будто снова попала в давно утерянный мир своего прошлого и обнаружила, что он все еще жив во мне, что я истосковалась по нему, по настоящей русской культурной жизни. Мне было, с чем сравнивать: точно так же, как в свою бытность в СССР, вдали от немецкой культуры, я проливала горячие слезы, слушая немецкие народные песни по западногерманской радиостанции «Риас Берлин», я теперь упивалась, поглощала, впитывала всеми порами русскую культуру во всем ее многообразии.

Вспоминаю, как прощаясь со мной, одна из моих любимых студенток спросила:

− Нелли Оскаровна, а вы уверены, что там, в Германии, не будете точно так же горько плакать при звуках русских мелодий?

− Не думаю… Нет, никогда, − легкомысленно отмахнулась я тогда и только теперь поняла, как она была права! Ох, уж эта наша германо-славянская душа, ее раздвоенность и единство противоположностей!

Пожалуй, только в «русской» Болгарии я смогла в полной мере осознать, насколько сильна русская компонента в формировании моей личности – и не только осознать, но и принять. При этом я, наверное, впервые в жизни была в роли, так сказать, «берущего», а не вечно «дающего» − наставника, советчика, просветителя, поводыря, тем, кем мне приходилось (по воле обстоятельств и в соответствии с профессией) быть всю мою жизнь, особенно последние три десятка лет.

В какой-то − не помню, в какой советской интермедии, героиня, сильная женщина, высказывает желание быть наконец «прислонютой». Вот и я обрадовалась возможности не вести за собой, не возглавлять, не рулить и не стоять вечно в первых рядах − с удовольствием «прислонилась», в полную меру наслаждаясь ролью ведомой, и впитывала в себя все новое, упущенное за многие годы жизни в Германии. При этом я так увлеклась богатой событиями жизнью, что непростительно расслабилась, перестала писать и забросила работу над начатой повестью – всё это казалось таким нереальным, далеким.

 

Ах, война, что ты, подлая, сделала?

 

Но вот однажды я наткнулась в ютубе на ролик об открытии памятника «Российским немцам — жертвам репрессий в СССР» в городе Энгельсе Саратовской области России.

− Наконец-то! – торжествуя, воскликнула я, но с каждой минутой восторг мой угасал, уступая место горькому разочарованию, которое вскоре сменилось негодованием: просмотрев торжественное открытие памятника, с речами высокопоставленных чиновников и гостей из Германии, с возложением цветов и прочей официальщиной, я кликнула на следующий ролик, от которого кровь начала стыть в жилах: в нем повествовалось о собраниях общественности Энгельса, предшествовавших открытию памятника.

В лучших традициях времен сталинских репресий, «общественность» славного города Энгельса, бывшей столицы немецкой автономии на Волге, взбунтовалась не на шутку и в «праведном гневе народном», задыхаясь от негодования и ненависти, требовала «прекратить это безобразие».

В памяти всплыли сцены митингов протеста в ельцинскую эпоху − против восстановления Автономной Республики немцев Поволжья с плакатами «Лучше СПИД, чем немцы», «Убирайтесь с нашей земли», «Вас, недобитых фашистов, надо всех удавить!» − и лозунги похлеще. Перекрикивая друг друга, «представители общественности» пытались доказать, что никаких репрессий, никакого выселения и никакой депортации немцев не было, что это всё выдумки, а была «обычная эвакуация»!

Я оцепенела. Боль услужливо отсортировала и воскресила в памяти эпизоды детства, прошедшего в угаре ярой, испепеляющей, неистребимой ненависти ко всему немецкому, к немцам. Неужели за эти годы ничего не изменилось? И почему такой сердобольный народ с большим сердцем и широкой душой, готовый откликнуться на боль и несправедливость в любой точке земного шара, почему этот народ в данном случае остается абсолютно глухим к нашей боли?

Да, это были еще отголоски той самой страшной войны в истории человечества, жертвами которой стали не только десятки миллионов погибших, но и исковерканные судьбы немцев в Германии и за ее пределами. В том числе и на одной шестой части суши Земли. Видимо, эту ненависть не искоренить, хотя в последние годы и появилось много книг, статей, монографий о российских немцах, они и их история стали предметом исследования ученых. И все же, как мы видим, никакие исторические выкладки, никакие сенсационные результаты исследований, никакая статистика не в состоянии повлиять на мнение и образ мышления среднестатистического россиянина.

Где же выход из этого тупика? Что можно сделать? Что могу сделать лично я? Взгляд упал на книжную полку, где аккуратным рядком стояли мои книги − «Die geraubte Kindheit», «Am anderen Ende der Welt» и «Wo ist das Land...», написанные мной исключительно из желания объяснить местным немцам, кто мы такие, откуда появились и какой исторический путь российским немцам пришлось пройти. Правда, они неожиданно имели гораздо больший успех у наших земляков (многие увидели в моих героях себя и своих предков), но и эффект, произведенный на местных, был впечатляющим.

План созрел моментально. Недолго думая, я набрала номер телефона Международного союза немецкой культуры в Москве, предложила сделать перевод трилогии на русский язык, напечатать и распространять в России – пусть народ узнает, какой крутой маршрут стоит за словосочетанием «российские немцы». Оказалось, я ломилась в открытые ворота: идею подхватили, я села за перевод − и через полгода интенсивнейшего труда он был готов, а еще через полгода моя трилогия на русском языке − под названием «Судьбы нетканое полотно» − вышла в Москве, в издательском доме «МаВи групп» и отправилась в новое плавание. Победа! Небольшая, но все же!

(продолжение следует)

 

 

 

 

↑ 213