Такие были времена… (Было бы желание, а дело найдется. Делу время, потехе час. Главный пункт программы − интеграция) (30.05.2021)

 

Н. Косско

 

Было бы желание, а дело найдется

Дела нашлись быстро: перво-наперво дописать трилогию, потому что после выхода в свет первой части «Украденное детство», которую я первоначально задумала как повесть, посыпались письма: а продолжение? что стало с героями? Пришлось написать продолжение − «На краю земли», и тут ситуация снова повторилась, так что мне не оставалось ничего иного, как засесть за работу и «довести» своих героев до выезда в Германию.

Конечно, читателям не терпелось узнать и то, как после злоключений в СССР сложилась судьба моих героев здесь, в стране обетованной, но тут я у них на поводу уже не пошла: мои впечатления от встречи с родиной предков еще «не утрамбовались», если так можно выразиться, не приобрели ясных и четких очертаний, мешала какая-то незавершенность, незаконченность опыта жизни в этой стране – иными словами, я просто не созрела для новой задачи, а говорить или писать о том, что я не постигла до конца, не в моих правилах. Тему отложила на потом.

В округе Альтенкирхен (Рейнланд-Пфальц), куда меня в поисках уединения забросила судьба, осело много переселенцев, в основном выходцев из среднеазиатских республик СССР, и конфликты, учитывая негативное отношение местного населения к «пришлым», были запрограммированы. Меньше всего коренные жители готовы были признать в них немцев − для них это были русские, казахи, но никак не немцы!

Еще работая в газете и читая письма с горькими жалобами на такое непонимание, я никак не могла взять в толк: неужели нельзя этому противостоять? Неужели так трудно убедить наших сограждан, что мы не нахлебники? Что мы трудолюбивый, законопослушный народ, который блюдет моральные и семейные ценности и следует христианским заповедям (в Альтернкирхене, кстати, действует очень большая баптистская община), что мы − российские немцы, прибывшие в Германию в поисках родины.

Теперь, когда у меня появилось свободное время, я решила попробовать пробить брешь в стене непонимания, но все оказалось не так просто − трудности возникали с обеих сторон.

 

Делу время, потехе час

С большим трудом (наших раскачать на общественное дело не так-то легко, даже если речь идет об их же благе!) нам с группой энтузиастов удалось основать переселенческий интеграционный клуб, и назвали мы его AHA («Aussiedler helfen Aussiedlern» - «Переселенцы помогают переселенцам»). Местные приняли нас в штыки. И если раньше мне лично с такими выпадами сталкиваться не приходилось, то теперь то и дело можно было услышать презрительное: «Ах, это та самая „русская“ со своими подопечными…» Но мы не собирались сдаваться.

Для начала я «выбила» у бургомистра помещение, составила план работы, где первым и главным пунктом было… изучение немецкого языка и Германии во всех ее аспектах, т.е. страноведение в самом прямом смысле слова, потому что оказывать помощь другим можно лишь, если сам хорошо подкован. А с этим у моих новых «коллег» дело обстояло, грубо говоря, довольно «швах».

Здесь-то и пригодились мои знания немецкого языка, Германии, культуры российских немцев, их истории и фольклора. Надо признать, что члены клуба быстро и многому научились, а потом делились своими познаниями с земляками. Уже через полгода у нас работали курсы немецкого и английского языков, детская изобразительная студия, воскресная школа для детей, драмкружок и, чего греха таить, самая популярная секция − кружок художественной самодеятельности, а в хоре вообще участвовали все члены клуба. В репертуаре хора были немецкие и русские песни, причем, если бы решали члены хора, то он состоял бы сплошь из родных напевов. Мне пришлось приложить максимум усилий и, не обращая внимания на всеобщее недовольство, проявить поистине диктаторскую волю, чтобы установить пропорцию 70:30. Постепенно мои девчата втянулись, полюбили немецкие народные песни, особенно задорное попурри на тему старых немецких песен, вывезенных нашими предками в Россию и теперь вернувшихся с нами «домой».

Но как ни любили они эти напевы, а когда заводили «Малиновый звон», лица грустнели, а в глазах появлялись слезы − такой задушевности они в немецких песнях не находили. Я их понимала, но на уступки не шла, потому что впереди маячила вторая, самая важная цель – доказать местным, что мы - немцы, хотя и несколько другие − не хуже и не лучше их, но НЕМЦЫ. И еще: нам хотелось как-то реабилитировать в их глазах ошельмованный русский народ и униженную русскую культуру.

И надо было видеть, как мои голосистые девчонки пели песни, читали стихи Анны Ахматовой, Марины Цветаевой, Бориса Пастернака, Осипа Мандельштама и других поэтов на вечерах поэзии и во время традиционных чаепитий с местными в нашем клубе − на двух языках, заметьте; как они, словно заправские балерины, порхали по сцене в грациозно плавном па-де-де или в зажигательном цыганском танце!

Постепенно к нам потянулись местные жители, нас стали узнавать и приглашать на всевозможные городские мероприятия, потом завязались контакты с другими общественными, церковными и политическими организациями, короче говоря, нам удалось привлечь внимание горожан к проблемам переселенцев, а наш клуб стал адресом, вывеской переселенцев, хотя активность самих опекаемых, к сожалению, оставляла желать лучшего.

 

 

ТРУДИТЬСЯ НА ОБЩЕЕ БЛАГО

 

Моя довольно «диктаторская» манера руководства обществом AHA давала свои плоды: женщины подтягивались, преображались на глазах не только внешне, но и внутренне.

 

Главный пункт программы − интеграция

С течением времени перемены сказались даже на культуре речи (русского языка), из которого исчезли такие словечки, как «блин», «ё-моё!» и другие, куда более крепкие. Они даже внешне похорошели, «замодничали», проявляли иногда просто поразительный вкус и чудеса фантазии, когда речь заходила об оформлении выставок, написании сценариев и планировании мероприятий. Но самое главное: в этот период − а продлился он около восьми лет – наш клуб стал для каждой из них важным делом, которому они посвящали свое свободное время. И причина здесь была не только и не столько в том, что у нас было интересно и царила особая атмосфера. Просто с течением времени большинство женщин смогло здесь найти себя, обрести единомышленников и – что греха таить – создать свой уголок, иллюзию бывшей родины. Да и где же еще они могли без оглядки на неодобрительные взгляды поговорить на русском языке, просто и задушевно поболтать за чаем из самовара за огромным круглым столом, подаренным нам коренной немкой, отвести душу, вернее, русскую часть души, распевая любимые песни? Я понимала женщин, их тоску по прошлой жизни, такой понятной и родной именно сейчас, в начале пути на чужой земле, в непонятной стране, и шла на компромисс, соглашаясь время от времени на такие чисто русские посиделки. Но с условием, что мы устраиваем такие же чаепития с коренными немцами, чтобы установить и укрепить контакты с местным населением − ведь главным пунктом нашей программы была всесторонняя интеграция переселенцев в германское общество.

Надо ли говорить, что чаепития с гостями были уже более официальными, да и женщины мои были другими – как будто их подменяли. Это и понятно, ведь им все-таки приходилось играть роль: говорить на немецком, а значит не могло быть ни импровизации, ни непринужденности. Да и о какой импровизации могла идти речь, когда говорили с трудом, на ломаном немецком?!

Зато голосистые девчата завораживали публику исполнением русских песен, и надо было видеть, как зажатые, закомплексованные, с вечным испугом в глазах российские немки преображались с каждой нотой, с каждой песней! Куда только девались пугливость, грустинки в глазах и неуверенность!

К чести наших гостей будь сказано: они вместе с нами радовались каждой, пусть даже самой маленькой победе, особенно нашим удачам в овладении немецким языком. И не переставали удивляться: откуда вы знаете наши песни? Мы отшучивались: «Это и наши песни тоже, более того, они даже больше наши, потому что в отличие от вас мы знаем слова всех песен от начала до конца». И публика весело соглашалась.

Каждый раз мы использовали подобные вопросы в качестве повода для экскурса в ту или иную сферу истории российских немцев, что воспринималось местной публикой как откровение.

Это всего несколько штрихов нашей работы, которая могла бы быть во сто крат эффективнее, если бы не пассивность наших земляков, которая иногда приобретает формы своеобразного иждивенчества. В самом деле, мы буквально разрывались, готовы были разбиться в лепешку, чтобы добиться понимания, признания у местного населения и политических партий, общественных и церковных организаций, ибо только так можно создать приемлемые, нормальные условия для жизни и быть принятыми в общество на равных.

продолжение следует

 

 

 

 

↑ 307