И. Крекер

Жизнь в „казённом доме“… Это просто сказать, но трудно представить, не то что пережить. Особенно, если этот дом – психиатрическая клиника, в которой всё регламентировано. Жизнь твою определяют врачи, медсёстры, а ты не имеешь право голоса, хотя с тобой считаются и назначают медикаменты соответственно состоянию здоровья и поведению.

Если бы ещё понимать: Почему ты здесь? Чем и кому не угодил? Кто владеет теперь тобой и твоей душой? За что тебя поселили в этой богадельне лет так сорок назад?

Уже давно я обслуживаю обитательницу нашего дома, историю которой до сих пор не знаю. Случай неординарный. Женщине 75. Года три назад она находилась на волоске от смерти. Анализ крови показал, что печень разрушена, воспалительный процесс в организме перекрывает все показатели.

Врачи предупредили, что смерть может наступить в любой момент, нужно быть к этому готовым. Даже было переоборудовано отдельное помещение, куда её можно было бы ночью вместе с кроватью перевезти, чтобы не очень испугать соседку по комнате.

Женщина резко похудела, потеряла аппетит. К тому же у неё сахарный диабет, скрытая форма желтухи, в юности переболела туберкулёзом. Лёгкие воспалены – хроническая пневмония. С юности курит, не бросая этого даже в больнице. Заядлый курильщик, она выкуривает пачку сигарет в день плюс набивает табаком бумажные заготовки. Да ещё норовит усовершенствовать этот процесс: например, добавить в табак измельчённые кусочки яблока. Это, пожалуй, её главное занятие и хобби. Она благодарна тому, кто с пониманием относится к её увлечению. Поздно вечером, ласково заглядывая в глаза, умилительно просит дать ей ещё одну сигаретку, так как свои по доброте душевной раздала таким же, как она, обездоленным.

Последних лет пятнадцать передвигается самостоятельно, но в инвалидной коляске. В общем, днём и ночью находится в зависимом положении от всех, начиная от медперсонала, заканчивая жильцами дома при психиатрии.

Женщина не глупа - с утра начинает выставлять требования. Каждое движение персонала в её мозгу отработано годами. Подъём, пересаживание на туалетный стул, умывание, одевание. Каждый процесс состоит из многочисленных действий и не всегда проводится одинаково. Люди – не автоматы, не роботы. Но требования нашей пациентки автоматизированы, зафиксированы навечно своеобразной формой и логикой мышления.

Если персонал акцептирует её требования, понимает, насколько для неё важно обслуживание по выработанной годами схеме, проблем в оказании помощи не будет.

Она отдаёт приказы тихо, спокойно, размеренно, давая время собеседнику на выполнение желаний, и, как пластинка, продолжает автоматически давать указания, не сбавляя скорости и не сходя с рельсов. Завершается утренний ритуал - выдачей пачки сигарет на день.

Женщина с сочувствием относится к окружающим, но отмечает и замечает любой промах в их поведении, и тогда начинается крик. Мне каждое утро вспоминаются слова из пьесы А.Н. Островского „Луч света в тёмном царстве“: „…батюшки, не рассердите, голубчики, не рассердите“.

Пациентка слаба, но может так кричать и ругаться, не прекращая ни на минуту грубости, что психически выдержать трудно и обитателям дома, и персоналу. В такие минуты в отделении начинается хаос: все пытаются что-то говорить, друг друга и себя перекричать, её и других успокоить.

Женщину, как правило, в такие моменты изолируют: перевозят или в её комнату, или в отдельное помещение, или в курительную комнату, или на балкон. Но все эти действия имеют определённого рода последствия. Она отказывается принимать медикаменты, еду, а так как у неё сахарный диабет и нужно ставить укол с инсулином, то… Мельница закрутилась. Пациентка может быть суровой, недоступной полдня и дольше, хорошо понимая, что могут быть проблемы и у персонала. О себе при этом не думает. И проблемы наступают. Она может потерять сознание, тогда персонал вызывает врача. Такова правда дня.

Я нашла минутку свободного времени, подсела и завела разговор о былых временах. Она с радостью откликнулась на предложение рассказать о себе.

„Родилась я в бывшей Югославии. Теперь уже не помню, кто по профессии были мои родители. Детей в семье было четверо. Я – младшая, брат и две сестры. Брат недавно умер. Я закончила четыре класса. Мы изучали русский язык. Больше из жизни на родине ничего не помню. Отец… мать… Я их почти не помню… Иногда звоню золовке, жене умершего брата, изредка получаю от неё посылки, которым всегда рада… Родители были немецкой национальности, перебрались в Германию. Я этот момент не помню. Да, была повенчана… Его родители приглашали обедать. Хозяйка умела вкусно готовить. От любимого родила дочь“.

Моя пациентка не знает, когда и как она попала в отделение, считает, что в этом ей повезло. Здесь она, по крайней мере, всегда сыта и одета. Ей тоже интересно знать, почему она находится в этом доме и с какого времени… Она ничего не помнит, какой-то провал в памяти. Знает только, что до этого работала нянечкой по обслуживанию жильцов в доме престарелых, рассказывает об этом, смущённо улыбаясь…

У женщины своё представление о прекрасном. Она каждый день просыпается чётко в пять утра. Много внимания уделяет утреннему туалету, разбирается в духах, на руках браслеты, в ушах серёжки. Шею украшают различного рода в несколько рядов цепочки. Одна из них подарена к дню рождения. А крестик – это то, что осталось с детских лет.

Пациентка умеет шутить. Как-то, смеясь, прищурив глаза, сказала: „конкуренция велика“. У нас в отделении всего несколько мужчин её возраста, причём очень больных…

Замужем она не была. Дочь выросла у приёмных родителей, никогда не посещала мать, знает или нет о её существовании – никому не известно.

Женщина способна решать проблемы здоровья и финансов, не имеет опекуна. Много времени проводит в одиночестве, допоздна находясь на балконе, вдыхая свежий воздух и восхищаясь природой. Она любит цветы. Во время прогулок просит остановиться около каждого цветущего куста, долго любуется, вслух выражая свои мысли и чувства.

Таков букет противоречивых качеств у нашей пациентки, женщины трудной судьбы и нелёгкого характера.

После разговора с ней я приступила к изучению имеющихся сведений об истории её болезни. Ничего нового мне не открылось, кроме того, что первое посещение клиники состоялось до рождения ребёнка после того, как молодой человек, отец её будущего ребёнка, услышав о его существовании, предал её, отказался жениться и не признал ребёнка.

Дочь появилась на свет здоровенькой, но мать к тому времени оказалась душевнобольной. Её перевели после родов в нервное отделение. Новорожденную первое время оберегала сестра пациентки, которую тоже Бог одарил сыном. Девочка была неспокойной. Причиной этого обе сестры считали частые ссоры между молодыми до рождения ребёнка. Мать видела девочку совсем крошечной: её отпускали врачи повидаться с дочерью.

Женщина просила выписать её, но врачи считали, что в её возбуждённом состоянии со сменяющимися фазами депрессии и агрессии нельзя долго оставаться без наблюдения. Когда сестра после одного из посещения дочери сказала ей, что девочку долго нельзя было успокоить после её ухода, женщина перестала навещать дочь. Через много лет пациентка призналась психиатру, что она представила себе, как ребёнок будет заливаться криком у неё на руках, и не смогла перебороть чувство страха, зародившееся в душе.

Девочка была отдана в дом малютки и через какое-то время её удочерила бездетная семья.

Всё это произошло с молчаливого согласия матери. Она была поражена душевным недугом, но тот, кто познал чувство материнства, знает, что любовь к ребёнку невозможно искоренить, выжечь, уничтожить, убить. Сердце сжимается и не отпускает. Тревога, страх, боязнь за свою кровинку, за частицу себя, своей души поселяется в нём навсегда.

Много лет назад эта страница моей пациентки была закрыта, но душевная рана от невозможности повернуть время вспять и исправить случившееся, кровоточит до сих пор. В этом она мне призналась сегодня: не словами, нет, болезненной измученной улыбкой, затравленным выражением лица, слезой, покатившейся по щеке при упоминании о дочери.

Совершила она тогда грех, оставив ребёнка сиротой при живой матери, или оберегла от злых духов, поселившихся в её душе, нашедших здесь своё пристанище незадолго до рождения девочки? Может, инстинкт материнства помог женщине постичь нам неведомое и освободил дочь от жизненных лишений и невзгод? А, может, решение, принятое тогда тёмной стороной подсознания, привело её в конечном итоге в нашу богадельню?

Не нам судить эту женщину, не нам пытаться понять смысл свершившегося, не нам решать, кто и какую роль будет играть в последние, как и чему быть, когда и в какой срок совершится задуманное Творцом. По её словам, он готовит её сейчас достойно встретить конец земного пути, проводя через угрызения совести, которые страшнее мук ада.

Через полгода женщина была выписана из больницы и переехала подальше от этих мест по месту жительства другой сестры. Там одно время работала на кухне в доме престарелых. Свой первый отпуск провела в постели в депрессивном состоянии. Случайно заглянувшая к ней коллега ужаснулась, когда увидела её в антисанитарных условиях.

Дальше всё произошло быстрее, чем можно было ожидать. Женщина впала в депрессию, плакала, не хотела жить. Однажды выпила бутылочку уксусной эссенции. Позже призналась врачам, что задумала выпить четыре, таким путём решив свести счёты с жизнью, но не получилось. Опять сыграл свою роль случай. К ней зашла соседка по площадке, слава богу, дверь оказалась открытой. Женщину спасли. Теперь она амбулаторно стала регулярной пациенткой психиатрической больницы.

Года через два она встретила молодого мужчину и, может быть, это было бы спасением, если бы он вдруг не начал, по её словам, „чахнуть“. При обследовании обнаружили злокачественную опухоль. Мужчина умер в возрасте двадцати восьми лет. К тому времени ушли из жизни одна за другой её сестры, оставив после себя семь детей без материнского тепла и ласки.

Как-то всё несправедливо происходило вокруг. Ей было непонятно, почему осталась жить. Почему Бог сохранил именно её, никому не нужную жизнь, теперь уже ничего не значащую даже для неё?

Женщина ушла в себя. Какое-то время ни с кем не общалась, плакала, но люди помогли: в очередной раз привели в больницу, где она и осталась по доброй воле. Правда, перенесла в семидесятые годы несколько сеансов электрошоковой терапии, получает до сих пор сильнодействующие психотропные медикаменты.

Все эти годы, пока была трудоспособной, работала в мастерских при клинике. Ей это нравилось. По её словам, „жизнь приобрела какой-то смысл“. Но через несколько лет она уже никого не боялась, встала над толпой „мелких людишек“: требовала, кричала, заставляла, пробивала…

Вчера я провела в её обществе несколько часов и отметила, что женщина физически ослабла, но методику отдачи приказов не изменила. Уставшая, совершенно разбитая, держа зажжённую сигарету в руке, засыпая на ходу, сидит с такой же, как она, пациенткой в комнате для курения, и продолжает, закрыв глаза, шёпотом отдавать приказы.

Я подумала, добираясь домой с вечерней смены, что, вероятно, завтра не увижу её, либо она надолго сляжет. Но сегодня, придя на работу, поняла, что ошибалась. Женщина сидела за столом на обычном месте, и всё вокруг было по-прежнему. Практически ничего не изменилось, и в воздухе опять пахнет грозой.

Для меня до сегодняшнего дня остаётся загадкой, где она черпает силы жить дальше. Кто её ведёт по жизни? Что держит её в этом мире, не даёт покоя и не даёт уйти?