Адриатическая Хорватия (гл. Хорватия полуострова Истрия. Центральная Далмация – Загреб) (30.11.2019)

 

А. Шнайдер-Стремякова

 

3. Хорватия полуострова Истрия

 

Трёхдневное пребывание на полуострове Истрия оказалось ярким, насыщенным, запоминающимся. Построенные на деньги Евросоюза и по европейским стандартам, дороги Хорватии идеальны. В темноте прибыли в средневековый город

Пореч,

где заранее были забронированы апартаменты в красивом трёхэтажном коттедже House Katarina. Владелец, которого мы за лукавый взгляд прозвали Хитрым Лисом, оказался высоким 67-летним сухощавым стариком. Он снёс чемоданы в номера, предложил нам ужин и пожелал спокойной ночи.

Завтраки проходили обычно во дворе, под навесом, что был окружён фиговыми деревьями. До обеда купались в море. Воду в Адриатическом море нахваливают, как самую чистую, но мне Средиземноморская показалась не менее прозрачной – к тому же в Турецком Средиземноморье она теплее. Адриатическое дно, как правило, в крупной гальке; босиком ходить трудно и опасно – местные купаются в акваобуви и аквашузах, но нам посчастливилось найти песчаный пляж (редкость для Адриатики) со специально оборудованным спуском к морю.

После обеда путешествовали по городам в радиусе 100-150км от Пореча. По вечерам беседовали во дворе «за жизнь» в обществе «Хитрого Лиса» – он переболел раком, к старости выстроил коттедж и всё ещё зарабатывал: в пляжный сезон с мая по сентябрь у себя в Порече, полгода в Германии как наёмный рабочий. Трудолюбивый, услужливо умный и эрудированный, он знал английский, немецкий, русский и, по-моему, итальянский.

Поинтересовались отношением к Югославской войне 90-х и её причинах.

- Тема эта всё ещё кровоточит, – произнёс, задумавшись, он, – но о ней предпочитают молчать. Рушились семьи, погибала красивая, полная сил молодёжь. До войны жили дружно и мирно, внимания на национальность не обращали, но после первых жертв начались обиды. О случившемся сожалеют.

В его взгляде, голосе сквозила боль: раны и обиды будут помнить не одно десятилетие потомки погибших.

Пореч, как все средневековые города, принадлежал то одним, то другим: Римской империи, Венеции, Византии, славянам, Австрии, Италии, Югославии и, наконец, Хорватии. Сегодня – это многонациональный город. Свою национальность жители Пореча (хорваты, словенцы, итальянцы, сербы, албанцы) определяют по названию полуострова – «истриец».

Узкие улицы Пореча вымощены, как во всяком древнем городе, большими каменными прямоугольными плитами, что напоминают плиты погребённой вулканом Везувий Помпеи. Белая «брусчатка» так отшлифована, что в скользкой обуви ходят, как по льду. Старые дома стоят на фундаментах древнеримских построек, многие в запущенном состоянии с давно не крашенными ставнями. Зелени на улочках – никакой, зато жив дух гипнотизирующей древности. Многие дворцы сохранились со времён венецианского периода, живы руины римского форума, древнехристианская, с богатым внутренним убранством и мощами святых церковь Византийских времён, где огорожен кусочек пола из мелкой мозаики первого тысячелетия; на древней мозаике одной из стен обращает на себя внимание рыба – символ христианства.

Недалеко от Пореча находилась деревушка с

пещерой «Яма Баредине» (Yama Baredine).

Пещер я боялась с детства: в них, по моим представлениям, заключалось таинство ада либо нечистой силы, но упустить возможность знакомства с этой загадочностью было неразумно. Группы формировались под камышовым навесом, огороженным жердями. Благородно окрашенные под слоновую кость, они напомнили мне загон деревенского стада. Туристы ждали «интеллигентным» стадом, когда сформируют группу и дадут команду на спуск. Перед тем, как спуститься в «недра земли», экскурсовод на двух языках: английском и немецком – ознакомил с правилами поведения, глубиной и особенностью пещеры: внутри +14 – одеться надо потеплее.

В давние времена спуск освещался свечами и факелами – нынче «Яма Баредине» электрифицирована. Ступеньки хорошо просматриваются, однако в пещере мрачно – чувство, будто погружаемся в загробный мир. Оставаясь таинственным и загадочным, мир этот оказался подземным царством – эдакой малахитовой шкатулкой Земли. Спускались «этажами», но не в отсеки, что ведут к подземным озёрам. Глубина маршрута 300м – группа спускалась на 60.

Я впервые видела сталактиты, сталагмиты и сталагнаты. Сталактиты свисают (растут) с потолка. Сталагмиты растут вверх. Сталагнаты образуются при слиянии сталактитов и сталагмитов. Все эти три «С» образовывали (врозь и по отдельности) немыслимые узоры, что в моих близоруких глазах превращались в гардины, дворцы, башни, горы, водопады, колонны, деревья, людей. И была эта красота разноцветной: то серой и белоснежной (много кальцита и известняка), то красной и оранжевой (оксид железа и алюминиевые соли), то коричневой, то чуть-чуть зелёной. Экскурсовод высветил фонариком фигуры, что напоминали Богородицу и Эйфелеву башню. Сталактиты и сталагмиты нельзя трогать руками. Они легко ломаются и медленно растут: в дождливую погоду вырастают на 1мм за три года, в засушливую – 1мм за 30 лет. Пещеру «Яму Баредине» начали готовить для экскурсий в начале 90-х, но для посещений открыли в 1995.

На дне пещеры, в большом «зале», на огромном камне, неподвижно лежало что-то белое и неприятное; напоминало оно не то ящерицу, не то головастик, не то зародыш крокодила. Это «что-то» оказалось Европейским протеем – хвостатым амфибием семейства протеев (фу, не видела и видеть не хочу). У них есть желудки и жабры; маленькие, скрытые под кожей глаза; живут, по словам экскурсовода, до ста лет в полной темноте; при этом могут восемь лет ничего не есть и ведут водный образ жизни. В Европе в средневековых преданиях их называли личинками дракона, простые люди прозвали их «человеческой рыбкой». Брезгливое чувство, что вызывало «существо», не уменьшало, однако, потрясение от красоты подземного царства. Группа поднималась по ступенькам молча, я замыкала её.

В Пореч возвращались мы просёлочными дорогами. После ночного грозового ливня, какого мы давно не наблюдали, ушла дневная духота. Утро, стерильное, словно пупсик, освежало наш завтрак в сказочном дворе Хитрого Лиса. После завтрака, пока морская вода ещё не прогрелась, решили продолжить знакомство с полуостровом Истрия. В этот раз выбрали крупный средневековый порт – город со славянским корнем

Пула

Проезжаем мост, что соединяет горные вершины. С высоты моста зелёные горы оказываются под нами. Дорога – сказка. Разделительная полоса – в разноцветных олеандрах: красных, белых, ярко- и бледнорозовых, цвета кофе с молоком. Красотища!.. В Хорватии за автобаны надо платить при въезде в каждый город. Не хочешь платить – езжай по просёлочным дорогам: дольше, зато бесплатно.

Если театр начинается с вешалки, город начинается с окраины. И декорирована она пальмами, кипарисами, липами, пиниями, олеандрами – сказка да и только. Пение цикад проникало в авто. И вдруг неожиданно, не сговариваяь, мы разочарованно и дружно выдохнули «у-уу»: рядом с красивыми домами – заброшенные. Оказалось, это спорные дома родственников, которые не могут определиться в наследстве: одни – за продажу, другие, которых не утраивает доля, – против.

Основанная греками до нашей эры, Пула достигла расцвета в Римскую эпоху, о чём свидетельствуют достопримечательности – памятники безымянных рабов: собор, церкви, огромный, хорошо сохранившийся амфитеатр, древнеримский храм Августа (2 г. до н. Э). Пула, как и Пореч, бывала под властью то древнегерманских племён, то франков, то славян. В 1813г после войны с Наполеоном она отошла Австрии, после первой мировой – Италии, после второй мировой – Югославии, в 90-е годы – Хорватии.

Однако дольше всего Пулой владели венецианцы – 600 лет. Возможно, поэтому дух Венеции жив не только в великолепно сохранившихся и полуразрушенных строениях, но и в жилых домах из камня; в стрельчатых либо арочных окнах, разделённых на три части: середина – покрупнее, бока – поменьше. Ставни, как правило, давно не крашены. Дух Венеции жив в полусгнивших, с резными украшениями деревянных дверях, что на деле очень крепкие и, как ни странно, представляют собой культурное наследие. Дух Венеции – в кружевных кованых воротах; улицах, вымощенных плиткой из беломраморного, отшлифованного ногами камня.

Море было рядом – купальники с нами. От солнцепёка прятались в тени пиний. В 50 км от Пулы на территории заповедника интриговал престижный мыс и пляж с говорящим названием

Каменяк, там же – Сафари Бар

Дорога по заповеднику оказалась галечной и пыльной. Казалось, мы в пустыне: ничего, кроме невзрачных кустарников. Место дикое – потому, видимо, и заповедное... Приехали. Под обрывом слева, справа, впереди, – море, что терялось на горизонте. Спуск к воде по огромным скалистым валунам, что требуют не больных – здоровых ног, рук, нервов. Далеко внизу купались, прыгали с утёсов.

Перед спуском к морю на высоком, могучем, но высохшем дереве смонтирована деревянная круглая смотровая площадка с приставленной к ней длинной деревянной лестницей, по которой взбираются дети и рисковая моложёжь. Рядом – огромная деревянная бочка, что оказалась комнатой с грубо сколоченным столом, скамейкой и чурбаками. Рядом с бочкой – почерневшие от времени деревяшки, деревянное колесо и прочие артефакты старины. Деревенская обстановка. Атмосфера первобытности...

Дочь спустилась к морю, я осталась. С некоторых пор боюсь высоты, но всё же интереса ради медленно начала спускаться на пологий склон по камням-валунам. И неожиданно для себя обнаружила в зелёных камышах, высокой болотной траве длинную деревенскую скамью и на ней людей. От скамьи вели тропинки-лабиринты, покрытые не то сухой соломой, не то сухим камышом. Во всём было что-то не то от Африки, не то от джунглей. Осмелясь сделать несколько шагов по соломенным лабиринтам, оказалась в натуральной зелёной комнате с двумя деревенскими скамьями и неподъёмным мраморным столом; вместо ножек – камни; можно отобедать семьёй в тени. И таких «комнат» оказалось множество. Сухой бамбук имитировал стены отдельных «комнат» с плотной крышей из густо растущих рядом деревьев, через которые не проникало солнце. Осмелев, прошла дальше. Обнаружила камышовые бочки для мусора, хижины из бамбука и тростника, напоминавшие хижины древних индейцев: токули, вигвамы и пр. С моря доносился запах лаванды, вдали маячили яхты.

Услышав весёлые детские крики, двинулась на голоса и – застыла. Дети резвились на игровой площадке, напоминавшей джунгли, но с современными развлекалками: качелями, пологой горкой из мягких валиков, батутами, лошадками и пр.

Очевидно, это места современных буржуа-робинзонов, что духовно и нравственно «совершенствуются на природе». Имитируя первобытность, не отказываются, однако, от современной цивилизации: яхт, машин, электричества. Имитируют, не зная, во что воплотить богатство: для них сегодня престижней жить в домах, крытых камышом, соломой, бамбуком – тем, что в мою бытность не имело цены. Дешёвая сегодня черепица по карману бедным – модной стала солома!.. Бедные потянулись к шелкам – богатые к рваным джинсам и вытертым косухам!.. В военные годы рвань латали – сегодня рвань имитируют... Где истоки этой вечной борьбы противоположностей?

На таких мыслях закончилось наше «сафари» и знакомство с Хорватией полуострова Истрия. Утром, после завтрака, мы расстались с гостеприимным «Хитрым Лисом», у которого пробыли три ночи. Прощаясь, он снабдил нас бутылкой хорошего вина, бутербродами, десятком вареных яиц и килограммом хорватского печенья. Добрым словом вспоминали мы его не раз. В Хорватию, что называлась Далмацией, провожала нас стая белых чаек.

 

4. Далмация

 

Далмация – огромная территория на Балканах, вроде Сибири в России, – делится на Центральную (Загреб), Северную (Парк Крка), Среднюю (Сплит, Омиш, Макарска) и Южную (Дубровник) – в скобках указаны города, где мы бывали. У Загреба, столицы страны и одновременно столицы Центральной Далмации, нет выхода к морю. В маршрут Адриатического побережья город не вписывался, поэтому Загреб мы решили посетить на пути домой, так что краткий рассказ о городе логичней было бы отложить на конец очерка, но в этом случае в разделе «Далмация» исчезла бы

Центральная Далмация и её столица Загреб

что расположенa на притоке Дуная, р. Саве. Старая часть современного города возникла в 1094г на месте двух поселений – Градец и Каптол. В XVII веке Градец и Каптол слились в один город. Полчища Батыя, внука Чингизхана, разрушили Градец в 1242 году. Он и стал Днём рождения Загреба. В конце XVII века иезуиты римско-католической церкви открыли здесь гимназию и академию, на базе которых возник старейший университет Хорватии – Загребский. В 1991г хорваты объявили о своей самостоятельности, и Загреб подвергся ракетной атаке.

Загреб – единственный в Хорватии город-миллионник. В нём, как и всяком многонациональном городе (хорваты, сербы, боснийцы, албанцы, словенцы, цыгане, черногорцы, македонцы), много вероисповеданий – на первом месте католики (90%), на втором православные, далее идут мусульмане и др.

Горы, преследовавшие нас то веером, то верблюжьим горбом, то курганами, то глыбами, то вертикальными до неба стенами, отдалялись с каждым километром. Начиналась равнинная земля, и мы поняли, что заблуждались: гористой оказалась не вся Хорватия.

Интерьер пригорода предстал широкой, как в Сибири, двухполосной дорогой, спортивным стадионом и национальными флагами – чувство, будто мы оказались в Советском Союзе. В панельных высотках угадывалась эпоха Иосифа Броз Тито. В 2-5-этажных домах эпоха Тито была замаскирована мраморной плиткой. Новое время – время после гражданской войны – гордо демонстрировало коттеджи-виллы.

Подъехали к парку Рибняк с прудами и уже привычными нам липами, каштанами, ясенями, клёнами, дубами, плакучими ивами – деревьями, которых не было в моём алтайском детстве. На месте парка находилась когда-то защищавшая всех крепость, стоял монастырь и было много прудов, в которых монахи во время поста ловили рыбу для стола. Сегодня часть прудов высушена.

Загреб разделяют на три части: Старый (верхний), Нижний и Новый, что выстроен после Второй мировой войны. Все города отличаются, как правило, своей аурой: культура, роскошь, интеллигентность, красота и просто необычность – у старого Загреба ауры не было: глазу не за что было зацепиться. Бродили, разглядывали и незаметно для себя оказались на площади, на которой возвышался клон Собора Парижской Богоматери – величественный Собор с двумя высоченными шпилями, что придавали ему монументальность.

У главного входа проводились ремонтные работы. Войти можно было только через боковую дверь. Едва ступили за порог – попали в таинственный полумрак с тихо журчащей музыкой. Аура торжественности и скорби пробирала до мурашек. Я бывала во многих соборах, но такой величественной святости не встречала нигде. Народу было много, однако тишина стояла гробовая – атмосфера соборов Италии, Франции, Германии другая: в них не шепчутся – в них говорят громко.

crab

В центре, под высокими готическими сводами, стояла гробница; на ней значилось: Алоизие Степинац (1898-1960). Во весь рост на смертном одре лежал, как живой, спящий человек в шитой золотом архиепископской одежде. Лежал, будто умер вчера, а прошло уже более полувека! И это была не мумия. Поразительно: в церкви – мавзолей!.. И всякий мог подойти, посмотреть!

При первой же возможности заглянула в интернет и прочла о нём информацию. Оказалось, кардинал Алоизие Степинац – духовный лидер хорватов. Ему выпала нелёгкая доля жить в нелёгкое время: в эпоху фашистского режима второй мировой войны, что была эпохой геноцида сербов, евреев и цыган, и в эпоху послевоенного тоталитаризма Иосифа Броз Тито.

Загреб, оплот католицизма, не раз посещали Папы Римские: Иоганн Павел II (1994, 1998, 2003) и Бенедикт ХVI (2011 и 2016) – в Риме решается вопрос о канонизации Степинаца, то есть о признании его святым, хотя для хорватов он и без того святой. В годы войны идея сохрания народа, как нации, вынуждала Степинаца не считаться с желанием паствы – её обращал он в католическую веру не с согласия, а из соображений целесообразности для нации. После войны Алоизие Степинац критиковал деятельнось Тито, за что был осуждён на 16 лет, но через пять лет реабилитирован. Неизвестно, как бы повёл себя каждый из нас, находясь меж молотом и наковальней: надо было уцелеть самому и надо было заботиться о пастве, её нравственности... Алоизие Степинац, мне думается, был вынужден, как и все дипломаты, идти на компромиссы.

Kirche

Покинув таинственную атмосферу храма, мы вышли на площадь, где стояла церковь св. Екатерины, фасад которой украшен скульптурами святых в нишах. Построенная иезуитами в первой половине 17 века, она считается одной из лучших церквей Загреба. На площади с торговыми палатками, что напоминали Барнаул эпохи перестройки, сновали рикши – одноместные велосипедные и трёхместные автомобильные.

День, известно, не безразмерный – его времени хватило нам лишь на старый город и, если бы не церкви, уехали бы разочарованными. Парки, музеи, театры, рестораны остались для другого раза, если он случится. Это, напоминаю, было посещение проездом, далее на нашем пути находилась Любляна – столица Словении, но о ней ниже.

(продолжение следует)

 

 

 

 

↑ 554