Рулетка (гл. Престиж или корысть? Нина. Житомир) (30.11.2019)

 

(повесть-хроника немецкой семьи из Украины)

 

А. Шнайдер-Стремякова

 

Престиж или корысть?

 

К моменту гибели Сашеньки мдадшей Леночке исполнилось семь. В сентябре обе пошли в школу: Лена в первый класс, Нина в четвёртый. Неутолённая жажда знаний росла и в самой Амалии. Проверяла уроки дочерей и училась сама. Когда-то мечтала выучиться на бухгалтера, но время распорядилось по-другому.

Однажды на заборе рядом с домом Маля увидела объявление о годичных курсах бухгалтеров – зашла, поинтересовалась.

- Да, группа укомплектована не полностью, записаться ещё можно, – обнадёжил директор. – Начало занятий через день. У вас какое образование?

- Было семь, – отчаянно соврала она, помолчала и нерешительно добавила, – когда-то, до войны.

- Не забудьте прихватить документ об образовании.

В первый день о документе никто не спросил, и она начала посещать занятия. По математике её ставили в пример – сложней было по русскому языку.

Курсы подходили уже к концу, как однажды после занятий её задержали: в личном деле не оказалось свидетельства об образовании. От страха, что всё раскроется, Малю прошиб холодный пот, но она быстро нашлась:

- Не знаю, Лидия Семёновна, может, оно выпало, и техничка его выбросила?..

- Я всех опросила – никто ничего не выбрасывал. Сделай запрос – пусть новый документ вышлют.

- Ну, что Вы, Лидия Семёновна! В войну там всё разбомбило. Да и пока пришлют... Может, какую-никакую справку сделаете?

- Ну, ладно, подумаем с директором...

Больше на тему свидетельства об окончании семи классов с нею не заговаривали. И вот, наконец, последний день занятий! После торжественного собрания вручали дипломы. От значительности момента Амалия заплакала: она – и диплом, и почти что «красный»!.. По дороге домой всё думала, куда бы устроиться. Свернула в свой переулок. На брёвнах у ограды с кем-то судачила соседка. Лица обеих женщин – задумчиво-напряжённые.

- А вот и бухгалтер лёгок на помине! – оживилась соседка. – Хвастай документом! Покажь оценки-то!

Маля подошла, показала – всё больше пятёрки.

- Знакомься – моя давняя подружка Марья Николаевна, главбух Западно-Казахстанского железнодорожного участка по лесонасаждениям. У них второй бухгалтер ушла в декретный отпуск. Замену ей ищут – может, пойдёшь?

Мистика!.. Думала-гадала, куда б устроиться, а тут работа сама её ищет. Не она – её сватают! Так удачно рулетка ещё не играла, и от неожиданности Маля растерялась:

- Так у меня ж практики нет!.

- Заодно и практику получишь.

В разговор вмешалась незнакомка.

- Временно, на два года, никто не хочет устраиваться.

- А я согласна! – боднула Маля так, что шапка пышных волос заколыхалась, и женщины рассмеялись.

Через месяц Амалия уже всё, как семечки, щелкала, так что на неё не могли нарадоваться. Начисляла ли зарплату, выдавала ли и оформляла документы – всё к сроку, правильно и без напоминаний. Подошло время ухода, отпускать её не хотели.

С рудника к тому времени перебралась в Актюбинск и мама Рита с сыном, так что жили теперь все рядом. В 1976-м подошёл пенсионный возраст Маргариты, и Амалия отправилась в пенсионный отдел оформлять матери пенсию – заодно проверить и свои документы. И узнала новость, от которой потеряла покой: если к её стажу за отработанную на руднике вредность прибавить ещё два года «за вредность», на пенсию можно будет уйти на пять лет раньше – не в пятьдесят пять, а в пятьдесят!..

Заманчивая перспектива личной свободы не давала покоя. И она сделала то, на что бы не всякий решился, – оставила престижную бухгалтерию и на заводе «Актюбсельмаш» освоила вредную профессию гальваника.

После обработки в бензине, каустике, соляной кислоте и специального покрытия невзрачная, маслянисто-грязная фурнитура становилась неузнаваемой. Глядя на продукцию станка, что выплёскивал волшебные блестящие детали, она забывала о вредности и тяжести труда.

- Какие были грязные, а какие стали! Игрушки – да и только! – восхищалась она конечным продуктом.

Нина

 

Старшая дочь Нина, что оканчивала десятый класс, отличалась математическими способностями, как и покойный Сашенька. Она списалась с Московским институтом электронной техники (МИЭТ) и весь год отправляла туда контрольные. В итоге получила приглашение на место в общежитии со стипендией. Счастливым родителям казалось – они выиграли лотерейный билет.

Кроме математических способностей, дочь была ещё и спортивной: в детской юношеской спортивной школе (ДЮСШ) с пятого класса занималась гандболом – выступала в роли вратаря. Тренер был строгий, и команда завоёвывала обычно призовые места. Затем он уехал, и про спорт на какое-то время было забыто. В десятом классе пронёсся слух, что бывший тренер выступает судьёй в матче Киргизия-Казахстан. Прошло какое-то время, и Нина получила неожиданное приглашение выступить в роли запасного вратаря.

Между ученицей и тренером, что проживал в городе Шевченко, завязалась переписка. Кандидат на золотую медаль, Нина сдала последний экзамен, но рассвет встречать не стала и втайне от родителей отправилась в гостиницу к тренеру, что приехал к выпускным экзаменам. Амалия работала в ночную смену, Сашко спал, и, когда утром обнаружилось исчезновение дочери, оказалось, что она улетела в Шевченко с одноклассницей – будущим капитаном команды.

Амалия требовала вернуться, но Нина убедила родителей не беспокоиться: живёт, мол, в гостинице на полном гособеспечении и занята любимым делом – подготовкой к соревнованиям. И, действительно, через десять месяцев в городе Фрунзе состоялся матч, в котором они одержали победу. Однако у тренера на девушку были виды не только, как на вратаря: он ждал её совершеннолетия, и, как только оно наступило, склонил к замужеству.

Московский институт был перечёркнут, и образовательный финиш Нины свёлся к факультету гидрогеологии в Алма-атинском политехническом институте. В результате устроилась, как и мать, на вредное производство – в лабораторию по исследованию урановой руды. Мать ругалась и переживала: дочь пренебрегла жизнью в столице и возможностью сделать карьеру.

Лично у Амалии два года вредного производства подходили к концу. Неконец-то можно было и отдохнуть, и она с согласия Сашка уехала с Леночкой на Украину – в Житомир в гости к подруге.

 

Житомир

 

И, как в другой мир, попала. Из сухого, горячего и пыльного Казахстана переместилась в край благородно-нежного тепла и щадящего солнца. Красивые и важные, как каштаны, люди восхищали уверенностью, рынок – фруктами и приятной дешевизной.

Вечером c подругой вспоминали, как они в Актюбинске работали в детском саду, когда доставали всё из-под полы и по талонам.

- Да-а, по-хорошему завидую: райское место нашла.

- А ты не завидуй – оставайся. Сестра вон комнату сдаёт, найти работу – не проблема.

- Да я-то с удовольствием: Украина ж – моя родина. Надо с Сашко посоветоваться.

- А чего советоваться – он, думаю, только «за» будет.

- Не знаю, столько лет о своём доме мечтал! Только отделали – и бросать? Нелегко это – сама знаешь.

- В Актюбинске зарплаты маленькие, климат опять же – не подарок. Всё дорого. Чего раздумывать?

- Ну, тогда с работой помоги. Найду работу – может, и Сашка̀ перетяну.

Подруга советовала общество слепых:

- Им нужны рабочие. Да и квартиры строят там быстрее, чем в других организациях.

Директор, не колеблясь, принял Амалию без документов. В телеграмме мужу она убеждала его как можно скорее уволиться самому и уволить её.

Сашко̀ снова не поверил, думал – разыгрывает.

Она попросила отгулы, оставила Леночку на подругу и уехала в Актюбинск. Увольнять Малю не хотели, пришлось отрабатывать положенные по закону двенадцать дней – время, в течение которого склоняла СашкА на продажу дома и переезд.

Он не соглашался.

В Житомире меж тем набегали прогулы – ей грозило увольнение. Спасло, что в декретный отпуск уходила одна из работниц, и Малю приняли с испытательным сроком вместо беременной. Всё складывалось хорошо – плохо было главное: прикипевший к дому Сашко̀ не хотел покидать Актюбинск. И она уехала без него.

К концу года Сашко̀ приехал на разведку. Пока Леночка была в школе, а жена на работе, расхаживал по окрестностям. Ему всё нравилось – отторжение вызывали «хохлы», и связано это было со службой в армии. Как ни убеждала, ни уговаривала Маля, он уехал, оставшись при мнении, что «все хохлы – продажные шкуры».

С тех пор семья держалась на праздных выездах в гости друг к другу. Созрел Сашко̀ для переезда только через полтора года. Продал дом и деньги положил на свой счёт. Она не возражала – доверяла: вместе было прожито четверть века.

По приезду он устроился в один с Малей коллектив – наладчиком. Раньше они делили меж собою часы, на которые приняли Сашка, и каждому выгорал небольшой приработок. С приходом нового наладчика они теряли приработок, и Сашку̀ всячески начали вредить. Он нервничал и всё рвался уволиться.

Жила семья на квартире. За 55 рублей (деньги немалые!) снимали 11-метровку в трёхкомнатной «хрущёвке», но тревожило не это, а то, что жили, как бомжи, – без прописки. Через два года Мале удалось втиснуться в квартирную очередь. Сашко̀ недоумевал:

- Ты как сумела? У нас же прописки нет!

Не желая портить своеобразный праздник души, она беспечно отмахнулась:

- Прописку никто не потребовал. Кроме нас с тобой, эти бумажки никому не нужны.

Надежда на благоустроенную квартиру поддерживала благодушный настрой – Сашко̀ успокоился, увлёкся рыбалкой и всё реже вспоминал проданный в Актюбинске дом.

Неприятности Сашка̀ на работе вносили диссонанс в их личные отношения. В такие минуты он замыкался, терял аппетит и всё рвался уехать.

- Потерпи, родной, очередь близко, – убеждала она. – Получим квартиру, перейдёшь на другую работу.

Взбудоражил Сашка̀, и без того нервного, ночной звонок брата из Перми.

- Слушай! – кричал брат, работавший управляющим трестом Зап-Урал-Энерго. – Нам трёхкомнатную квартиру дают, но мать не хочет выписываться из 2-комнатной кооперативки. Чтобы ей остаться, надо в кооператив внести взнос. А какие у матери деньги? Вы же дом продали – выручи! Мать останется, и вы с нею.

- А ты почему не заплатишь?

- У меня нет таких денег.

Не верилось, что у управляющего трестом нет денег, однако спорить не стал и поговорил с Малей.

- И чьей тогда будет квартира? – удивилась она.

Проконсультировались. Оказалось, квартира в случае смерти матери переходила очередному члену кооператива. Сашку в таком случае причиталась лишь её стоимость за вычетом износа. Получалось, он не приобретал, а терял.

Маля убеждала не соглашаться, но неурядицы на работе подогревали, и Сашко̀ не выдержал – снял с книжки деньги, заплатил за кооператив и уехал к матери, надеясь, что без него жена быстрее созреет для Перми, но Маля в края детских скитаний возвращаться не хотела.

Настроенная на умеренный Житомир, она, в свою очередь, ни минуты не сомневалась, что, как только получит квартиру, Сашко вернётся в семью. Он бобылил в Перми, она – в Житомире, а в итоге – всё больше отвыкали друг от друга.

Личная рулетка давала сбой.

И вдруг – повестка в районный отдел милиции. Она терялась, но, кроме прописки, причин не видела. И не ошиблась: за нарушение паспортного режима ей предписывалось покинуть Житомир в течение 24 часов.

- Откуда у вас мой адрес – я же не прописана! – удивилась она в паспортном столе и, не сдержавшись, надрывно заплакала.

Успокоилась и начала доказывать, что никакой она не нарушитель: с хозяйкой не раз приходила она в паспортный стол, но её не прописывают. Начальник кричал – секретарша слушала и при выходе незаметно сунула ей в руку записку.

Во дворе Маля развернула скомканную в ладошке бумажку и прочла: «Обратитесь в областное управление паспортного стола». 24 часа начинали свой отсчёт, и она последовала совету. В областном управлении выслушала чиновный ответ секретаря:

- Начальник на партийном собрании в актовом зале. Сегодня его не будет.

Терять ей было нечего – у двери актового зала села сторожить начальника. Почувствовала голод и вспомнила, что за день ничего не ела, но буфет был закрыт – оставалось терпеть.

К девятнадцати из актового зала начал выходить народ. Заметив человека в военной форме, Маля поспешила к нему.

- Меня из города выгоняют. В 24 часа, – сказала она и заскулила не то от обиды, не то от голода.

На них начали оглядываться, и начальник отвёл её в сторону. С трудом сдерживая рыдания, Маля сбивчиво объясняла. Очевидно, лишние глаза и уши были начальнику ни к чему – он предложил зайти к нему в кабинет.

- Два года мыкаюсь, – начала она уже более спокойно, – не прописывают. Почему, не знаю.

- Этого зазнайку давно следует пропесочить, – зевнул начальник. – Сегодня пятница, в выходные выселять не станут, а в понедельник пропишитесь вот с этой бумажкой. Уже поздно, да и устал я – пойдёмте.

При выходе Амалия едва не свела всё к нулю.

- А почему не прописывали? Потому что немка – да?

У начальника взлетели брови, и он жёстко приказал:

- Дайте сюда паспорт!..

«Дёрнул чёрт», – казнилась она, – но деваться было некуда, достала из сумочки паспорт.

Он долго изучал её данные.

- Нет, национальность здесь ни при чём, – вернул он паспорт с задумчивым видом.

Оказалось, начальник был поляком, не украинцем – обстоятельство, что заставило рулетку сыграть в её пользу.

Не сомневаясь, что донос на неё по поводу прописки – дело рук анонимщиков, терялась, кто это мог быть: брака она не делала; её детали отправляли, как образцовые, на выставку в Киев, а недавно за высокое качество продукции ей вручили именной штамп «Знак качества», за который к зарплате шла прибавка пять рублей. И вспомнила завистливые взгляды... В результате – зависть и донос!..

Ребус этот разрешился сам собою. Зашла как-то после работы в душ, где ливнем журчала вода. Сквозь шум донёсся негромкий разговор. Маля прислушалась.

- Ще двух рокив ны робыть, а строить из сэбэ, будто вона тут главна... Ф-фашистка проклята...

- И «Знак» вжэ получила...

- Ничо, ны всэ коту маслэниця – може, йи з городу скоро вытурять, – донёсся злой голос бригадира прессовщиц.

Амалия тихо прошла в кабину, открыла кран – вода забилась, заплескалась о бетон.

- О, а мы и ны учуялы, як ты вийшла! – одна поверх другой смотрели они, нагие, в позе ожидания.

Затем в ночную смену у неё сломался пресс, а запасной, что стоял в углу, штамповал брак – работать на нём никто не хотел. Оставалось опробовать «бракованный» пресс и проверить, почему он гонит неправильную прессформу. Маля долго мучилась, подбирала режим температуры и давления, но удача улыбнулась: при норме 800 она сделала 1000 деталей – план перевыполнила!

На другую ночь снова встала к «бракованному» прессу, но не сделала и ста деталей, как подошла одна из работниц.

- Ты учора на ём робыла – сёгодни буду я, – и толкнула.

- Убери руки! – дёрнулась Амалия. – До меня на нём никто работать не хотел. Я освоила – и вам завидно стало. Не уйду.

Женщина тянула за рукав: «Прыихала хфашистка, порядки тут устанавлюе», и из детской памяти всплыла семья «фашистов», что подарила Мале золотые серёжки. Чтобы не дать разгореться скандалу и не омрачить воспоминания, отошла и устроилась в раздевалке на лавочке – там до утра и продремала.

Её пресс отремонтировали только к следующей смене. Беспристрастная рулетка выдавала то проигрыши, то выигрыши – и теперь всё больше из-за национальности.

(продолжение следует)

 

 

 

 

↑ 612