Эхо души - 1 (30.09.2017)


Карл Шифнер

 

Публиковался в альманахе "Heimatliche Weiten" - 1985 г.

 

В повести «Эхо души» ведётся в легкой, ироничной форме рассказ о становлении личности молодого журналиста в суровых условиях Крайнего Севера. Главный герой, любознательный, пытливый, неравнодушный ко всему окружающему, приходит к выводу, что талант не раздается по талончикам. Его достигают лошадиным трудом. Не каждому дано приобрести золотое перо. Тут надо не ждать, пока найдёшь свою золотую жилу, а искать до тех пор, пока не найдёшь.

 

Крыша над головой

 

И вот он - долгожданный покой!

Наконец-то, и у меня появилась собственная крыша над головой! Такое событие, если я не ошибаюсь, радует. Такое событие вливает в твою душу свежую струю. Особенно замечаешь это, когда твои мысли довольно продолжительное время были связаны с единственной мечтой - заиметь свой тихий уголок, где можно спрятаться, уединиться от всех мирских шумов и целиком отдаться любимому делу. Еще старик Гёте заметил, что таланты образуются в покое. Да, да, если ты хочешь дерзать творчески, тебе нужен покой.

Что поделаешь, бытие определяет сознание. Непременно. Ещё вчера, например, в голове моей бродили всякие чепуховые мысли, унылые, неяркие, незрелые. Потому что ещё вчера я ютился в серой комнатушке, за которую аккуратно платил доброй хозяйке тёте Паше почти третью часть своего месячного заработка, и где нельзя было ни развернуться, как следует, ни уединиться, что так необходимо пишущему человеку - журналисту.

Разумеется, собственная крыша над головой - слишком громко сказано. Ведь переехал я не в собственный дом или даже квартиру, а всего лишь в обычную коммуналку, правда, со всеми бытовыми удобствами. Большая комната на солнечной стороне. Кухня, ванная, туалет, просторный коридор - это общее. И везде вода! Сколько хочешь воды - холодной, горячей. Главное - вода. У тёти Паши за каждый ковшик воды, несмотря на то, что сам таскал её из колодца, приходилось расплачиваться несносными угрызениями совести. Стоит только опустить в ведро ковшик, как уже чувствуешь её тяжёлый взгляд, разящий наповал. Даже если её нет рядом, всё равно чувствуешь.

Теперь я живу в центре города, на пятом, то есть верхнем этаже - над тобой не топчутся слоны.

Теперь я могу вдоволь заниматься по утрам зарядкой, принимать холодный душ, приглашать друзей, а главное - уединиться со своей музой, и хоть все ночи напролёт писать, писать, писать.

Да это же рай земной! Рай? Постой, постой. А не подвох ли тут? Может, то, что сейчас кажется раем, - начало моего будущего ада? Не заржавеет ли моё журналистское перо от всех этих непривычных удовольствий? Нам известно много примеров, когда самые несчастные, вечно нуждающиеся люди становились великими. Да и сегодня кое-кто считает, что именно нужда - путеводная звезда к вершинам совершенства. Это она якобы стимулирует творчество - обостряет твоё восприятие, одухотворяет воображение, задает дополнительную работу душе, не даёт ей заснуть. Но опять же, разве не нужда отнимает столько сил и творческого горения? Она. Это она во все века убивала таланты прежде, чем они успевали созреть до своих шедевров.

Нет, нет, нормальные бытовые условия - это вовсе не та роскошь, которая разлагает творческую личность. Не надо стимулировать творческую мысль холодом лишь потому, что в тепле человеку свойственно немного расслабляться. При холоде мыслям приходится пульсировать слишком на износ. А это всегда накладно для общества. Живи я по-прежнему у тети Паши, думал бы сейчас черт знает о чём. А так мысли распирает грудь: одна спешит сменить другую. Вся моя жизнь радостно всколыхнулась, всё как бы началось заново.

На душе светло. Чувствую себя, как в вечер первого снега, как в первый солнечный день после долгого нудного дождя.

Какая радость - лежать вот так, на новой широкой тахте, в белоснежных простынях, щуриться, словно ленивый котенок, от золотистого лучика, пробивающегося между шторами. Лежать в спокойной обстановке, думать со светлыми чувствами и надеждами о будущем, о людях, которые помогли тебе стать нежданно-негаданно таким счастливым.

В моей комнате всё обставлено со вкусом. Не скажешь, что здесь живет перезрелый холостяк. Терпеть не могу, когда уже с порога тебя ошарашивает разбойный вид холостяцкого жилища. У меня чисто, прибрано, уютно. Разве мог я мечтать три года назад, когда приехал в Магадан, о таком жилище? Конечно, поначалу был уверен, что мой приезд станет событием - небось, не часто приезжают на край света специалисты из столицы с университетским дипломом? Оказалось же, что с университетским образованием все сто процентов редакционных работников. Так что двери распахнули радушно, но с ключами на блюдечке у входа никто не стоял. Люди с большим стажем дожидались своей очереди. Пришлось поспать и прямо на редакционных газетных подшивках, и по общежитиям поотираться, и в частном доме привыкать налаживать психологическую совместимость с бабками...

Теперь я живу! Душа моя очищается удивительно чудным образом. Такое лёгкое, радостное настроение, что хочется снова писать что-то необычное, неповторимое. Да, теперь я, может быть, напишу что-нибудь толковое, помимо газетного.

Да, я снова хочу писать! И этим я обязан моим ребятам из редакции. Особенно - шефу, сумевшему проявить фантастическую сноровистость и отвоевать для меня такое роскошное жилище. Между прочим, нет ничего лучше, чем иметь в редакции такого ворчливого, осторожного и в то же время отчаянно преданного делу старика. Только жаль, что мы, молодые, несомненно, гениальные личности со всеми присущими в таких случаях претензиями и запросами, не всегда понимаем эту простую истину. Можно себе представить, сколько бы мы наломали дров по своей горячей молодости, если бы не было в нашей редакции этой спокойной, рассудительной седой головы. Только не сразу понимаешь, что старый редактор для начинающих - это как холодный душ на голову, который всегда отрезвляет. Оказывается, шеф наш способен не только вычеркивать и перечеркивать "самые лучшие места" в наших материалах-шедеврах, но и на добрые дела.

Вот и новоселье вчера так хорошо отшумели. Комнату эту я, конечно, заслужил. Но всё же принимаю её как великий дар, как аванс, который предстоит отработать - и честным трудом, и всеми своими общественно полезными делами, как сказал наш шеф.

- Пусть тебе, мой мальчик, в этих хоромах так же хорошо работается, как тебе сегодня хорошо гуляется, - и, наклонив набок свою крупную, серебристую голову, так заразительно улыбнулся, что все засмеялись.

Выходит, наш редактор Николай Иванович компанейский старик. И вообще, таким открытым, весёлым я его раньше не видел. Наверно, полезно встречаться с коллегами не только на службе. За два часа общения в домашней обстановке я узнал о шефе больше, чем за три года совместной работы. Вывод: хочешь открыть человека заново - окунись вместе с ним в непривычную обстановку. Как же мы смеем иногда писать о человеке, повидавшись с ним однажды, поговорив лишь несколько часов?

Да и все наши девочки и мальчики были вчера чертовски хороши. Даже этот высокомерный Вадим, оказывается, вполне симпатичный парень. И свирепая 3ойка из отдела пропаганды - тоже хорошенькая, так заливисто, по-детски звонко хохотала. Словом, вечер удался на славу.

Теперь надо отоспаться.

 

Новый друг

 

Солнечный луч уже пробивается в узкую щель между шторами моего окна, тянет ко мне свой ласковый утренний свет. Но я вновь засыпаю.

Благо, что я могу спать при любом шуме, и шаги и разговоры соседей в общем коридоре мне не мешают... Но что это? Кто-то подкрадывается к моей постели. Я затаился и незаметно из-под ресниц слежу за человечком в коротеньких штанишках. Передо мной встал малыш лет пяти. Он с необычайным любопытством изучает мою физиономию. Худенький человечек. Личико бледное, нежное, как у Снегурочки. Головушка - светлая, глаза - большие, голубые. Весь до трогательности милый, так и хочется прижать его к себе.

Я негромко тявкнул, как щенок. Малыш подпрыгнул и радостно засмеялся.

- Тебя как зовут? - спрашиваю.

- Саша,- отчетливо произнёс человечек.

- А меня Андрей.

- Я знаю! Ты наш новый сосед. Мне мама сказала. Я и гири твои видел в коридоре.

- Ну и как, понравились? Ты знаешь, для чего они?

- Знаю! Чтобы бицепсы накачивать.

- И это тебе мама сказала?

- Да.

- Молодец у тебя мама. Она, наверно, хочет, чтобы ты стал большим и сильным.

- О да! Я вырасту и буду сильный.

- Точно.

Саша польщенно прикрыл голубые глаза длинными ресницами и с досадой признался:

- Они тяжелые, твои гири. Я не мог поднять.

- Ты что, Сашок? Никогда не трогай эти гири. Вот вырастешь, тогда другое дело. А пока занимайся по утрам физзарядкой.

- Не физзарядкой, а зарядкой.

- Ну, зарядкой. Ты делаешь зарядку?

- Нет.

- Вот и плохо. Будем вместе делать. Идет?

- Идет! - не задумываясь, согласился мой новый знакомый. - Только ты утром, когда встанешь, орнёшь мне погромче, хорошо, дядя Андрей?

- Лады.

- А что тебе приснилось на новом месте?

- Что приснилось? - рассеянно переспросил я. - Страшный сон. Боюсь рассказывать,- а сам соображаю, что бы такое придумать.

- Забыл? - мило улыбнулся Сашок.

- В общем, так. Я и мои товарищи скачем на лошадях, аж земля дрожит и пыль столбом. Потом я вдруг упал с коня да прямо на пыльную дорогу. Через меня летит целый табун лошадей. Я хочу встать, а они бьют меня копытами, топчут...

Саша зажмурился, видимо, представляя, как меня топчут. Внимательно выслушал меня, посоображал немного и решил в свою очередь рассказать сон, который нисколько не уступает моему по кошмарности.

- Мне приснилось,- сказал он, округлив глаза и собрав губы трубочкой, - будто Баба-Яга долго гналась за нами, за мной и тобой. Потом поймала нас: тебя - сварила, а я... убежал! - и тихо захохотал.

Кажется, мне здесь скучать не придется.

- Ну, ты не переживай, - забеспокоился Сашок, заметив мою задумчивость. - Ты, наверно, тоже убежал?

-Ты думаешь?

- Ну да! - повеселел он.

- Саш, родненький. Давай, я посплю ещё граммочку? А потом, когда встану, сделаем вместе зарядку. Договорились?

- Договорились, - согласился он и деловито засеменил из комнаты.

- Ты спи быстрее, хорошо? - бросил он в дверях.

- Лады.

- А что такое лады?

- Ну, значит, согласен, договорились и так далее.

- Понял. Ну, я пошел.

Он тихо прикрыл за собой дверь.

 

Майка и Лёшка

 

Вот и ещё один человек занял местечко в твоей душе. Уже не пройдёшь мимо этого славного, делового малыша. Много лет пройдет, а в памяти твоей останется навсегда. С иным годами соприкасаешься, а в душу твою не входит, и память его не принимает. Интересно, какое место займет соседка Майка, Сашина мама? Вчера знакомился с ней. У меня не было ключа от общей входной двери, и я спросил, будет ли она дома, пока я привезу свои немудреные вещи.

- Ни в коем случае! Я поеду с вами. Мужчины не умеют грузить вещи.

- Спасибо. Но у меня там, можно сказать, и нет ничего, кроме пары сумок.

Майка недоуменно улыбнулась своим чистым, светлым лицом и с какой-то сдержанной радостью вся подалась мне навстречу:

- Ну, тогда давайте знакомиться, ведь вместе в одной квартире жить будем.

- Совершенно верно, - подхватил я, пожимая её пухлую ручку.

И Майка, невысокая, полноватая для своих двадцати пяти лет, налилась румянцем, застеснялась. "Мягкое тело - мягкая душа", - подумалось мне. Между тем из-за её спины невесть откуда вынырнул верзила почти двухметрового роста с мощными плечами. Кокетливо теребя двумя пальцами свою пышную рыжую бороду, он хотел представиться, но, видя нас такими сияющими, насторожился и уставился на меня ежовым взглядом, как бы между делом интересуясь, чем всё это кончится.

- Это ваш муж? - не выдержал я напряженной обстановки.

- Почти. Точнее - наполовину,- сообщила Майка тоном вынужденного признания.

- С кем имею честь? - изрек наполовину муж моей соседки, и между бородой и усами, словно из-под охапки соломы, показался красный рот с крепкими зубами. - Вы и есть наш новый сосед? Будем знакомы - Алексей, или просто Лёшка.

- Лёшка, конечно, лучше, - решил я.

- Ну, а вас зовут дядя Андрей. Мне Санька уже сообщил. Соседом, стало быть, будете?

- Выходит, так.

- Ничего. Может, оно и к лучшему, - неизвестно, кого успокаивал Лёшка.

- Вы, наверно, геолог? - спросил я, когда мы пожали друг другу руки.

- Ха! Уморил. Что я, враг своему здоровью? Мне и на заводе неплохо. Всегда под крышей. Между прочим, я - химик. Профессия, как тебе известно, пока еще дефицитная.

Майке показалось, что всё интересное позади, и она уплыла в кухню. Лёшка подмигнул мне плутовато и потащился за ней.

А потом, вечером, они были у меня на новоселье. Майка оказалась разговорчивой и всё время улыбалась. И Лёшка был очень весел, и весь вечер ухаживал за свирепой Зойкой, сотрудницей из моей редакции, и довольно обворожительно улыбался ей...

Пожалуй, надо вставать. Поздно встанешь - день потеряешь. А у меня дел многовато.

И вдруг, пока одевался, на меня навалилась какая-то непонятная хандра. Даже, можно сказать, почувствовал какую-то тревогу. С чего бы это? Всё будто бы идёт наилучшим образом. Всё так хорошо. Наконец-то, получил долгожданное жильё! Всё упиралось в него. Вся жизнь, казалось, идёт комом именно из-за того, что нет собственного угла. Столько планов строил с этим углом. И вот она - шикарная комната, о какой и не мечтал. Тогда в чём дело? Откуда тревожное предчувствие?

Эх, засосёт меня теперь этот Север! Ох, засосёт! Вот почему на душе паршиво. Ведь я собирался уехать с Севера. И была тому веская причина - не обеспечили жильем. Воевал, воевал ради этого жилья, а теперь, выходит, и не рад ему. Может, зря связался с ним? Может, надо было отказаться от этой комнаты? Мол, надо было раньше думать, когда своё положенное отбарабанил. А теперь, извините, не надо...

Видать, поторопился. Обрадовался сдуру, хотелось пожить по-человечески, в хороших условиях. Да, если бы не эта комната, поработал бы ещё месячишко - и прощай, Колыма - суровая подруга! Свое положенное отработал, трудился в поте лица. Я, мол, товарищи, тронут вашей заботой, да всему своё время.

Дурак я. Дурак, дурак! Теперь и не рыпайся. Вон, какие хоромы отвалили. Мебели, сувениров понатащили... Разве после этого уедешь? Совесть загрызёт. И как это на меня напало затмение?

Засосёт меня этот Север, как засосал тысячи других. Сначала непривычная экзотика притягивает. А там, глядишь, совсем присушит. И проторчишь здесь, на краю света, до самой пенсии.

Нет, с меня хватит! Всё, что можно было взять здесь, я взял. Повидал я в этих краях разного чуда: и северного сияния, и белых медведей, и диких оленей, и снежных баранов, и голубых песцов, и тайгу, и тундру. Наездился на оленях, на собачках, походил в открытом море с китобоями на морского зверя, побродил с охотниками по таежным тропам, пожил с оленеводами, рыболовами. Дай бог каждому столько повидать. Пора и честь знать. Пора, мой друг! Пора в родные края! В родные края хочу!

Пойду завтра же к шефу. Так, мол, и так, ловко же вы меня обворожили своей комнатой. Я вам выложил на стол заявление об увольнении в связи с окончанием срока договора, а вы мне в ответ неожиданный сюрприз - жильё! И так радостно, хитро улыбался, что я им просто залюбовался. Знал моё слабое место. Мигом купил меня. Но не выйдет, дорогой мой Николай Иванович. У меня кончается срок отработки, решайте, кому дать мою комнату. И вообще, прошу меня извинить, поспешил я с комнатой вашей. Соблазнился, как мальчишка. Но давайте, исправим это, и заявление моё пусть остается в силе.

Редактор поначалу, конечно, скажет: "Ну, комнату, разумеется, определим другому. У нас тут есть кому. Так бы сразу и сказал. Заявление?.. Что же, пусть остаётся в силе. А пока иди и пиши материалы в газету. Попиши, мой мальчик".

Когда он говорит "мой мальчик", то говорит уже очень серьёзно, с несколько завуалированным упреком.

И попишу! И поработаю! Теперь у меня есть, наконец-то, возможность всласть поработать. Хоть ночи напролёт. Себя ещё раз покажу с лучшей стороны. Так и быть, сделаю вам ещё два-три шедевра. А там - не поминайте лихом.

 

Не упусти красоту

 

Разные охотники встречались мне: и любители побродить с ружьём ради отдыха, и жадные к добыче. Но я расскажу об одном.

Однажды он взял меня с собою в лес. За весь день мы случайно убили одну куропатку. Возвращались уже при луне. Я так устал, что едва плёлся, а он по-прежнему шагал упругой, бодрой походкой. Зато удовольствие я получил величайшее и сам не мог понять - почему. А он, глядя на меня, довольно похохатывал и все спрашивал: "Ну, как, правда, здорово?". Я подумал: "Откуда у человека такая страсть бродить по лесу?". А ходить ему приходится, дай бог всякому, работа такая - лесничий. Недавно я позвонил ему. Не успел поздороваться, как он заговорил об охоте.

- Я сделаю мотосани, и мы с тобой объездим всю Колыму, - похвастался он.

- Из чего?

- Из мотоцикла! - кричит.

- Хорошо, - говорю, - но завтра-то на охоту пойдём?

- Давай. Только не проспи.

И вот мы в лесу. Кругом - белым-бело. Над небольшим костром висит котелок с горячей кашей. Он кормит меня настоящей солдатской кашей. И походный чай не сравнить с домашним. Сидим на бревне, которое он приволок из леса. Я так устал, что нахожусь на полном его обслуживании. Он делает всё: пробивает в снегу дорогу, выслушивает глухарей, помогает мне то и дело целиться в куропатку, готовит ужин. Моментами я дивлюсь: зачем ему такой напарник - обуза? Но он ни разу не дал мне почувствовать, что тяготится нашим союзом. В этом смысле он бескорыстный друг. Возможно, мы ладим потому, что я тоже не жаден до добычи. И мне тоже важнее тяжелого ягдташа общение с лесом, с таким знатоком природы, как мой друг. Важнее посидеть вот так рядышком у живого огня, поговорить о жизни.

- Моисеич, - спрашиваю его, - почему ты связал свою жизнь с лесом?

- Я не открою Америки, если скажу, что природа - это музыка и поэзия, - начал он. - Однажды в Белоруссии еще мальцом я услышал песню жаворонка. Он заливался так, что я готов был слушать его бесконечно. Я переменил место, гляжу - он опять висит надо мной и поёт. Для меня, значит, старается...

Рассказчик прервался, чтобы налить себе кружку чаю.

- Как вдруг откуда ни возьмись ястреб, - продолжал он. - Подкрался, сложил крылья и комом на певца. Компот да не тот. По скорости полёта жаворонок уступает ястребу, но зато какая у него маневренность. Ястреб так и долетел камнем чуть не до земли. Ищи теперь добычу. Нашел. И уже в открытую пустился за крошкой. Я переживаю, бегаю за ними, но они так увлеклись, что не замечают меня. Жаворонок нырь - ястреб мимо! Жаворонок в сторону - ястреб мимо! Певец заметно ослаб. Что делать? Тогда он повёл врага над самой землёй. Потом рванулся ввысь и снова спикировал. Коснувшись травы, сделал наиловчайшим образом мертвую петлю и под самым брюхом ястреба просвистел вверх. Ястреб на большой скорости ткнулся головой в землю. Пока оправился от удара, жаворонка и след простыл, как в воду канул.

Мой рассказчик выплеснул из кружки осадок от заварки и снова наполнил её горячим чаем. За моей спиной послышался сильный хлопающий шум, я испуганно вскочил на ноги и с опаской оглянулся в сторону леса. Он весело рассмеялся:

- Не бойся. Медведь, прежде чем схватить за воротник, поздоровается. Добавить тебе ещё чайку? Лей - не жалей! Если надо будет, мы еще заварим.

Неожиданно выскочил огромный заяц-беляк и пропахал мягкий снег почти рядом с нашим костром. Я снова привстал, схватившись за ружьё, но опоздал - заяц уже скрылся в лесу. И Моисеич снова весело рассмеялся, утешил меня:

- Не переживай. Такого шустрого зайца и я бы не остановил. Вообще-то, мы не всегда правы, когда думаем, что заяц обязательно трусливый...

Моисеич рассказал, как он однажды наблюдал за необычным зайцем, который храбро вступил в борьбу с ястребом. Заяц мирно лакомился осиновой корой, когда разбойник выследил его. Пришлось косому оставить лесок и пуститься вприпрыжку к развалинам. Но ястреб, видно, уже не впервые вёл разведку: обогнал хитреца и уже поджидал его на останках дома. Заяц назад - не вышло. Тогда он заверещал, лёг на спину и в тот самый момент, когда ястреб кинулся на него, с невероятной силой и резкостью деранул задними лапами - все внутренности птицы вывалились наружу.

- Всякий зверь по-своему хитер, у каждого есть свой незаменимый козырь, которым он спасается в трудную минуту...

Моисеич встал, огляделся. Красота вокруг была сказочная. В этот момент я завидовал Моисеичу, умеющему ничего не упустить в окружающей нас красоте.

(продолжение следует)

 

 



↑  1050