Иван Антони

Глава 5

Обоз прибыл на железнодорожную станцию. Остановились за линией вблизи редкого лесочка. Побегал Павло на станцию и обратно, вызывая каждый раз по два-три человека, чтобы поставили подписи в соответствующих местах на бумагах, подсуетился, договорившись с железнодорожным начальством о времени и порядке погрузки обоза в вагоны. Удалось заодно и крестьян, что присоединились к обозу в дороге, в состав включить, чему Охрим Гнеденко был, наверное, рад не меньше крестьян. Не подвёл его Павло, однако! Появилась возможность, вот и помог людям, хотя и не обещал. Впрочем, он говорил, если помощь посторонних не отразится на интересах группы. А что ему? Ждать состав всё равно пришлось бы, не скоро он собирается, вот и использовал свободное время, поступил по-божески, помог людям ехать без задержки.

На согласования ушло не так уж много времени. Но крестьяне-переселенцы не знали, сколько умения и сноровки проявил Бутько при оформлении документов на погрузку в состав, и большинству из них казалось, что оформление проездных документов дело несложное, каждый мог бы оформить. Что может быть проще? В том месте, где крючок на листе нарисован, надо поставить подпись. И готово! Роль «командира», мол, не так велика, как некоторым кажется. Ну да ладно с пересудами; каждый свой труд ценит, а чужой, по его мнению, несложен и нетруден.

В согласованное Павлом время на запасной путь подтащили состав с вагонами, и переселенцы, временно прекратив пересуды и прочие пустопорожние рассуждения, взялись за погрузку. Погрузились довольно организованно, распределившись, кто с кем хотел ехать, рядом скарб расположили, и, издав простудный свист, паровоз потащил состав на восток. Началось путешествие из Малороссии через всю Россию-матушку! Быстро наладилось с питанием: готовить еду стали в вагонах, совмещая время подготовки с доставкой кипятка со станций, на которых он имелся. Меж тем, регулярно проводился уход за лошадьми — гордостью крестьян. У кого лошади не было, тот негласно хозяином не считался.

Однако уход за лошадьми в дороге много времени не отнимает, и уже на второй день, хорошо отоспавшись и отъевшись, переселенцы погрузились в дорожную меланхолию. Бездумное нахождение в четырёх стенах, ленивые разговоры ни о чём и игра в карты под ритмичный перестук колёс, трижды в сутки прерываемые приёмом пищи и уходом за лошадьми быстро всем наскучили, и крестьяне впали в депрессию. В голову им стали приходить воспоминания о жизни на воле. То ли дело восседать на повозке или шагать рядом с телегой! Вокруг поля раздольные, луга с изумрудной травой и разноцветными цветочками. Перелески встречают радостным шелестом листвы и беззаботным пением птах божиих, услаждающих душу. Шмели летают, гудя с натугой, а в траве бойко стрекочут труженики-кузнечики! Благодать наблюдать милые сердцу картины! И от наблюдений за жизнью природы умные мысли в голове мужика образуются, а не так себе что. Чувствуешь себя полноправным распорядителем своей судьбы. Захочешь — неспешно поедешь. Нет — остановишься среди поля, на шелковистую травку приляжешь и внимаешь жизни божиих тварей. А то отдыхаешь в тени раскидистых дерев. Надоест отдыхать — завернёшь в ближайшую деревню, новостями поинтересуешься, им свои расскажешь. Вот жизнь! А что в вагоне? Сиди или лежи целый день до боли в суставах. Везут тебя неведомо куда, а ты, знай, терпи и, как попка-дурак, в окошко выглядывай. И ни остановиться тебе, чтобы по малой нужде под кустик сходить, или под деревом расположиться. Нет, в парашу ходи, стыдобу пряча от подтрунивающих соседей — вот и вся радость. Скукота! Бока, ноги и задница от неподвижности немеют, болят, ломота во всех суставах, и оттого в голове образуются мысли глупые, мелкие и никчемные. Тьфу! Разве то жизнь? Маета!

Тянулось время, однообразно перемежались дни и ночи: тоскливый перестук колёс сменялся долгими стоянками в тупиках в ожидании формирования нового состава. От безделья многие впали в тоску и лень, стали заново «пережёвывать» забытые было разговоры на тему: «А, может, зря это? А, может, лучше было бы остаться, обождать с годик? Куда помчались-то сломя голову?» Приводились обоснования в пользу остаться, приводились и контраргументы. Мужики без повода стали прикладываться к горилке, пытаясь универсальным народным средством снять подавленное настроение из-за неопределённости будущей жизни на новых землях. Благо, зелья взято было в избытке, можно неспешно рассуждать. И потянулись разговоры на хмельную голову:

— А что, хлопцы, успеем мы в этом году хлеб на новых землях засеять? — зевая во весь рот, объявил очередную тему разговора Микола Лукьяненко, молодой сухопарый мужик с жилистыми длинными руками.

Микола Лукьяненко — батрак, голь перекатная. К обозу приписался поздно, одним из последних крестьян, собрав в дорогу на новые земли несколько узелков. Худую хатку продал быстро и недорого, рассчитался с хозяином за работу — вот и все деньги, что имел при себе. Договорился с Охримом недорого перевезти вещи на его телеге. И ехал бы налегке, ни о чём не думая, да за женой-молодухой присматривать надо и о питании в дороге беспокоиться.

— Больно прыток ты, Миколка, как я погляжу, — отвечал ему крепкий крестьянин Никита Смердяк, заразившись зевотой от Миколы. — Ещё не приехал, а уже сеять собрался! Ты сначала землю получи, вспаши её, а потом за сев принимайся, — добавил он по-крестьянски резонно. — Однако думается мне, хлопцы, работы по строительству хат нам до поздней осени хватит. Не до сева будет. Вспахать бы поля по осени, и то хорошо, а боле ничего не успеть нам. Опять же целина, земля тяжёлая, проблемы со вспашкой будут. Сможем ли вспахать земли? Лошади-то не у всех имеются.

— Только и того-то? — удивился Микола, так как самостоятельным хозяином он не был и потому слабо разбирался в строительстве и вспашке целины. — Что ж мы так больше ничего за лето сделать не сможем, как только землю вспахать? Сеять-то под зиму, как я слышал, в тех местах не принято. Риск велик: вымерзнут зимой посевы.

— Говорю тебе, прыткий ты больно, Миколка! — глядя свысока на юного попутчика, повторил хозяйственный Смердяк. — Зиму-то зимовать как думаешь, герой? Шалашик в степи поставишь? Смотри, отморозишь важный организм, баба в постелю принимать перестанет за твоей неспособностью, а потому и ненадобностью! Или, что ещё хуже, клубни подмёрзнут и отпадут, как замороженный фрукт, если хатка холодной окажется! Не говори тогда, что не предупреждали тебя, как мудозвонить станешь!

И Никита громко загоготал, показав ряд ровных белых зубов, довольный шуткой, пришедшей в голову.

— И придётся тебе тогда, Миколка, киргизцев на помощь звать, чтобы Лукьяненки на земле не перевелись, — продолжал он с серьёзным выражением лица. — Киргизцы, они жители местные, к жизни в степи привычные, организм свой берегут, почём зря не морозят, для продления роду и мужеского удовольствия берегут. Твоей бабе, полагаю, киргизцы понравятся. Гарантирую. Свистнешь только при необходимости, а они уже тут как тут, у дверей толпятся! Одна беда: детки узкоглазые от них на свет рождаются. Придётся и тебе опосля жмуриться, чтобы на деток своих походить.

Крестьяне, собравшиеся в углу вагона почесать языки, чтобы за пустым занятием убить время в дороге, поддержали Никиту дружным хохотом. Один даже веки растянул для показа, какие будут у Миколы детки. Но Миколу не так-то просто было смутить, а тем более загнать в угол в словесной схватке. Красиво мотнув густым вьющимся чубом, молодец незамедлительно дал ответ на тонкий намёк Никиты:

— Ну, про киргизцев морозостойких, возможно, кому-то нелишне запомнить на всякий случай, а мне так они вовсе без надобностев. Я организм заморозить не позволю. А вот ежели тебя, Никита, когда ни то нужда прижмёт Смердячк`а мал`ого для продолжения фамилии заполучить, так это как раз по нашей части будет! Будьте любезны! Заходите с горилкой, потолкуем ладком, просьбу вашу непременно уважим! За услугу недорого возьмём! Чуб обещаем непременно! Богатый чуб-то наследник получит, — и Микола с серьёзным видом снова тряхнул чуприной.

И опять дружное ржание подпитых мужиков, но теперь в поддержку Лукьяненко. Груня, жена Миколы, смазливая молодка, отвлеклась коротко от разговоров в женском кругу, и, стрельнув глазками по расположившимся кружком мужикам, фривольно улыбнулась шутке мужа: вот, мол, какой бойкий у меня муженёк! За словом в карман не лезет! Не чета некоторым, что пару слов связать не могут!

Супруга Никиты, худосочная Ефросинья Смердяк, фыркнула сердито. Сверкнув серовато-голубыми глазками, рассыпалась горохом, встав на защиту способностей муженька:

— Да мы уж как-нибудь сами промеж собой сговоримся и без некоторых чубатых с ентим делом управимся! Чать не мороженые!

Заливистый хохот захмелевших мужиков, с интересом следивших за перепалкой Никиты с Миколой, заглушил последние слова неудавшейся речи Фроси. А следом, не дожидаясь, пока закончится смех, Микола поддал огоньку, добавив к сказанному, как бы извиняясь за неумышленно нанесённую обиду женщине:

— Дык я чё, Фрося? Я ничё, коли сами смогете с ентим делом управиться. Я на случай, ежели сын у вас не получится, отчего ж не помочь? Мы с удовольствием, с нашим почтением и пониманием. Отчего ж не пособить хорошим людям? Приходи хучь с Никитой, хучь без него! Не обижу … как обещал — с чубом! С этим у нас строго!

Мужики, схватившись за животы, громко хохотали, мотая хмельными головами. Ишь, как он ловко-то! Вроде как извиняется, а на самом деле … вот же стервец! Любо-дорого такого слушать! Ну, Микола! Этому пальца в рот не клади: мигом руку отхватит! А с чубом-то как он ловко! Знает, чем бабу заманить!

Почесав языки по поводу получения наследника с чубом, мужики, исчерпав тему, перешли к вопросам строительства. Строительная тема закономерно вытекала из предыдущей хотя бы уже потому, что никому не хотелось обращаться за помощью к «киргизцам», что стало бы необходимостью, если построенная на новых землях хата окажется холодной, и тогда не будет возможности оградить «организм» от морозов. Хотелось построить такую хату, чтобы и тёплой была, и стояла бы долго, и чтобы могли в ней жить несколько поколений потомков. Да только из чего хату строить, когда, как напомнил собранию Никита, степь кругом до самого горизонта? Хотя, вроде бы, какой-то стройматериал обещали дать, да вот незадача: каким образом его на место доставить? Проблема оказалась сложнее, чем приобретение чубатых наследников.

— Лошади по первое время на новом месте сильно нужны будут, — заметил пожилой безлошадный крестьянин. — На своём горбу строительный материал не доставишь. На складах где-то, может быть, он и есть, да только во дворе лежать должен. Придётся безлошадным крестьянам обращаться к тем мужикам, у кого лошади имеются.

— Да ведь царь-батюшка обещал помощь мужикам, чтобы лошадь за полцены купить могли. Как быть с царским обещанием-то? Неужто царь-батюшка слово не сдержит?

— Оно, конечно, царь-батюшка и лошадь крестьянину за полцены обещал, и корову-кормилицу, и многое другое, — отвечал пожилой крестьянин, — да только не в один день всё делается. Время потребуется, чтоб всё, что царь наш батюшка обещал, мужик получил. Опять же чиновники царские, мздоимцы, пока все бумаги оформят ... Нет, мужики, — заключил он, наконец, — я думаю, надо тех мужиков держаться, у которых лошади имеются. Иначе драгоценные наши «органы» точно в первую зиму заморозим! Для чего тогда, спрашивается, на чужбину рвались? Чтобы евнухами стать? Это можно было и на Полтавщине организовать: посади мужика в мороз голым задом в снег, вот и начнёт он звенеть бубенцами!

«Надо мне дружбу с Охримом держать, — сообразил Микола. — У него две лошади, можно будет их использовать при доставке строительных материалов». Безлошадники из собравшихся в углу собутыльников промолчали, но подумали так же, как и Микола, прикинув, с кем из лошадников им следует заводить дружбу. Мысль была дельной, и её следовало закрепить. Все, не чокаясь, приняли по стаканчику горилки, и на душе стало легче. «А у Бутько целых шесть лошадей! Можно уверенно сказать, что дом он до холодов поставит. Зря что ли шесть лошадей с собой тащил? Вот прощелыга! Догадался, что без лошадей дела не будет!»

Бутько в пустые разговоры не включался и, несмотря на уговоры выпить за успех дела, горилку отвергал. У него хватало работы по согласованию передвижения переселенцев с начальством железнодорожных станций. Обоз оказался великоват, и главная задача Павла состояла в том, чтобы не допустить его разделения на две или три отдельные группы, хотя в целом это привело бы к ускорению движения к конечной цели: не надо было бы ожидать полупустого состава, к которому можно было прицепить весь состав с переселенцами. Но он знал, что большинство крестьян впервые пользовались железнодорожным транспортом, и у них не было опыта, что, где и как следует делать. Трудно им будет, если придётся ехать без руководителя; могут застрять где-нибудь на полустанке или вовсе затеряться в дороге. Так что не до веселья ему и пустопорожней болтовни. Надо проследить, чтобы обоз доехал до станции целиком, ведь прибыв вместе, проще организоваться одним селом; многие из группы решат жить в одном месте.

Однако, занимаясь дорожными делами, Павло не забывал присматриваться к крестьянам. Ничего о них, кроме того, что они пожелали переехать на новые земли, он не знал. Особенно это касалось бедных. А между тем, он думал свести их вместе в одном селе, чтобы жить с ними «в соседях». По прибытии на место изучать людей времени не будет, так как сразу придётся начинать строительство жилья. Значит, для знакомства надо использовать время в дороге, чтобы примерно знать, кто чем дышит, и насколько он может доверять человеку, какие дела поручать. И Бутько стал присматриваться к собранной случайным образом «команде».

Вот, например, богатый крестьянин Мефодий Таракан. Этого Павло лично уговорил податься на новые земли. Мефодий мужик крепкий, но очень уж прижимистый. Все хозяйственные работы ведёт сам, никому не доверяет! Жена у него была — крепкая баба, кость широкая, крестьянская, и от природы двужильная, под стать Мефодию. Но перетрудилась, желая помочь ненасытному супругу в ведении хозяйства. А он, полагая, что баба сама свои пределы знает, допустил перегрузку. Слегла и отдала Богу душу, оставив двух сынов погодков. Большенькие уже к тому времени сыночки выросли. Так отец и их нагрузил работой, а батраков нанимать не стал! Платить же батракам надо! Теперь, когда два богатыря выросли, ему и впрямь не нужны стали батраки. За плугом ходить, хлеб сеять, убирать урожай по осени, молотить его и за скотинкой смотреть — всему научил отец сыновей. Крепким стало хозяйство у Мефодия! Прочно на земле мужик стоял! Век бы жить ему на родине и не помышлять о переезде. А чем Павло соблазнил его? Как удалось сорвать Мефодия с насиженного места на Полтавщине? Тут надо знать, с какой стороны к человеку подойти. А для этого надо иметь опыт общения. У купца Павла Бутько такой опыт был.

— Ты, Мефодий, — спросил он при встрече,— что оставишь сынам? Землю-то делить меж ними придётся. А не тесно сынам на половинках твоей земли будет, что ты им оставишь? Сыны-то — богатыри! Земли же у каждого будет на два лаптя, что в длину, что в ширину! Думай, Мефодий! Хорошо думай! На восточных-то землях есть на чём и тебе, и сынам твоим развернуться! Там ты их с честью развести можешь. Ожени обоих в Полтаве, и каждый получит земли больше, чем здесь вы втроём имеете! А если и той земли мало будет, можете прикупить или в аренду у кого взять. Разрешается. Цена же там на землю в разы ниже, чем на Полтавщине! Ну как?

Подумал, подумал Мефодий и приказал сынам невест в дом вести, чтобы свадьбу сыграть и с группой Павла на восточные земли податься. Разом обоим сынам свадьбу сыграл — память на всю жизнь и отцу, и детям! И вот едет Мефодий на свободные земли не один, а с сыновьями. Целых три семьи на восток едут! Эти крепко на ногах стоять будут — видна крестьянская жилка! На первых порах отец сынам подскажет, где, что и как делать следует. А там уж сами по жизни пойдут. И отец с ними рядом, поддержит в случае надобности и словом, и делом. За этих крестьян душа Павла не болит. Эти быстро оклемаются и жизнь наладят! Вот и в дороге не балуют братья, горилку не пьют, как иные молодцы, здоровье и деньги на расширение будущих хозяйств берегут. На свадьбу-то отцу пришлось хорошо потратиться! Но это к добру. Такое раз в жизни бывает.

А вот Петро Загорулько — этот иного поля фрукт. С молодой женой на новые земли едет. Детей у них нет. Но это пока, а время придёт — будут дети. Этому мужику в жизни крупно подфартило. Голью серой был, батраком неприметным! Но смерть дяди всё изменила: вступил в наследство, землю вместе с батраками получил. Но не возгордился батрак, не стал по кабакам шататься да пропивать крепкое крестьянское хозяйство, как иные молодые люди. Он в хозяйстве ничего менять не стал, а продолжил вести налаженное хозяйство, как бы ничто не изменилось, и преуспел в этом необыкновенно! Землевладельцем Петро Загорулько стал, невесту из богатой семьи в дом привёл, и хорошее приданое взял! Ещё богаче стал бывший беднейший из беднейших крестьян! Да тесновато на прежних землях ему стало, вкус богатой жизни почувствовал. Решил он на восточных землях обосноваться и ещё больше разбогатеть. Этого уговаривать Павлу не пришлось: сам его нашёл, встречу назначил и планы свои в общих чертах изложил. Познакомился с правовыми тонкостями приобретения земель на востоке России и счёл неразумным переносить время переезда даже на один год. Получил согласие Павла Бутько ехать в одной группе. Что тут скажешь? Решительный человек. Авантюризма, правда, в действиях многовато, не пообтёрся ещё хорошо в крупных делах. Однако если фортуна не отвернётся, многого может добиться! Ну, а если отвернётся … что ж, все мы под Богом ходим. Кто из нас, смертных, может наперёд знать, в чём намерения Господа относительно нас состоят? Никто не может знать, где он только лишь оступится, а где серьёзно упадёт.

А вот Леван Перебийхвист — этот фрукт так фрукт! Ох, тяжёлый мужик! Тяжёлый характером, и в жизни непонятный. Немногословен, угрюм, и поступь у него какая-то особая: слоновья что ли? Того и гляди, ногу отдавит. Сам невысокий, грудь широкая, а руки короткие нарастопырку, будто взлететь собирается, да вес не позволяет. Носит в голове мысли, но ни с кем ими не делится. И, вообще, ни с кем мужик не разговаривает. Предложат выпить — не откажется, выпьет, сколько бы ни налили. Но за угощение не поблагодарит, как славянину поступать полагается, не крякнет, оценив горилку. Хлеб занюхает или корочку зажуёт и в сторонку отойдёт. Ни тебе «здравствуйте», ни тебе «до свиданья»! Выпить не предложит, хотя известно, что горилка у него имеется; пьёт мужик в одиночку да изредка жене подливает. Но редко. Странность у мужика имеется: может выпить без всякого повода. И что за мужик? Не понять.

Жена Левана Перебийхвист Матильда. (Надо ж было родителям такое имя дочери дать — Матильда! Другого имени что ли не было?) Эта мужу под стать. Целый день что-то перебирает, перекладывает с места на место, и всё молча. Чихнёт иногда или кашлянет от сквозняка, и опять тихо, будто нет её в доме. Детишки, правда, более общительные. Две девочки у них, а младший — сын. Но далеко от себя родители их не отпускают, с другими детьми играть не позволяют. Секта какая-то тёмная, а не семья!

Про Левана недоброе сказывают: нанимает батраков на работы, но платит им мало. Хуже того: может заплатить меньше, чем обещал при найме. Бывало, что и вовсе не платил, объясняя тем, что работа, мол, сделана плохо, и придётся ему других батраков нанимать, чтобы всё переделали, и им заплатить. Поэтому работать к Левану батраки идут неохотно, когда уж вовсе никакой работы нет.

Но эти три крестьянские семьи из богатых. Каждая не с одной повозкой добра на новые земли подалась. Другие же переселенцы были беднее. Однако и среди них равенства не было. Никола Белоконь, к примеру, и Никита Смердяк тоже не с пустыми руками в дорогу подались: три повозки у первого и две у второго. У других же крестьян — по одной, а несколько семей так и вовсе без лошадей отправились. Договорились за небольшую плату бедный скарб свой на чужих телегах довезти, а сами отправились пешком.

У Охрима Гнеденко тоже было две повозки. Но ни к богатым, ни к середнякам он не относился. Батрак, голь перекатная. Но появился у него советчик и помощник — Павло Бутько. Он уговорил батрака продать имеющееся у него барахло, которое Охрим с супругой называли богатством, и дал взаймы крупную сумму денег, чтобы справить две прочные повозки.

— Транспорт, — объяснил Павло, — это первейшая необходимость при переселении. На месте своевременному транспорту цены не будет, ибо много отвозить и привозить придётся. Царская помощь она, конечно, будет. Вопрос только, когда? Транспорт же сразу понадобится. Про долг не думай: с первого урожая вернёшь. Пользуйся, пока возможность имеется!

Вот и выглядел Охрим Гнеденко крестьянином среднего достатка: каждое утро двух лошадей кормил и запрягал, а на деле — голь перекатная. В долгах, как в шелках! А так как везти свой скарб ему и одной повозки было бы много, нанялся он за небольшую плату подвезти имущество безлошадных семей: Лукьяненко Миколы и Полещука Василя. Павло Бутько помог организовать платный подвоз имущества двух семей, не то Охрим из жалости повёз бы бесплатно. Причём безлошаднику Полещуку Охрим за ту же цену скарб перевозил, что и Миколе Лукьяненко, хотя с Василем ехало четверо малых детишек. Так сердобольный Охрим малых деток пожалел, на телегу усадил; не дойдут же пёхом до места! Жена же Миколы, Груня Лукьяненко, дорогу до вокзала «мерила» ногами, лишь изредка взбираясь на телегу, чтобы ноги отдохнули. У Василя же Полещука жены не было, умерла год назад, оставив мужу четверых мальцов.

Из бедных крестьян, шедших с обозом, определённый интерес представлял для Бутько батрак Микола Лукьяненко, тоже проживавший на Полтавщине. Павло внёс его в список переселенцев по просьбе Охрима Гнеденко, охарактеризовавшего Миколу предельно просто:

— Мужик свой в доску!

Под таким определением следовало понимать: верный, никогда не подведёт, разобьётся вдребезги, но данное слово выполнит. Переезжал Микола Лукьяненко на восточные земли не один, а с женой Груней, шустрой молодкой, острой на язычок, с первого дня бесстыдно стрелявшей масляными глазками на крепких мужичков

Микола, действительно, оказался «свой в доску», однако в несколько ином значении: благодаря природной простоте и свойству панибратски балагурить, он легко сходился со всеми людьми. В несколько дней Микола легко завоевал симпатии всех крестьян и стал негласным заводилой переселенцев. Он не отказывался от стопки жгучей горилки и сам охотно угощал, но пьяным его никто не видел. И если в компании слышен был смех, переходящий в дикий хохот вплоть до ржания, можно было уверять, что там находится Микола Лукьяненко и своими шутками-прибаутками поднимает настроение крестьян. Откуда они у него брались, никто не мог сказать; должно, в голове находился запасник, в который он складывал всё смешное, что когда-то слышал.

Переселялись Микола с Груней на свободные земли, не имея лошадей. Для батрака ходить пешком дело привычное, вот и решились бедняки пойти пешком. Да и где взять деньги потомственному батраку? Не смог Охрим убедить Миколу Лукьяненко купить лошадь с телегой. Не стал тот брать денег взаймы у Павла Бутько: их же возвращать придётся!? А вдруг не удастся вернуть? Как быть? Нет уж! Лучше пёхом да на месте царский кредит получить и купить лошадь по льготной цене! И лошадь, мол, будет, и долгов никаких, хотя Охрим уже успел уговорить Павла дать Лукьяненко денег взаймы под его, Охрима Гнеденко, поручительство, шокировав друга и покровителя безответственным заявлением. «Ну, Охрим! — удивлялся Павло. — Сам гол, как сокол, а за нищего просит! А если Микола подведёт? Или Охриму всё равно, сколько за ним будет числиться, когда своих долгов уже выше головы?» Впрочем, Павло дал бы деньги Миколе и без поручительства Охрима, чтобы в будущем иметь под рукой сразу двух верных помощников-должников. Однако честолюбивый Микола отказался от помощи, и вот идёт по дороге пешком рядом с Охримом и Василём Полещуком, дети Василя едут на телеге, и к ним время от времени подсаживается любезная Груняша, давая отдых ногам. А мужикам что за проблема пёхом ходить? Батракам это дело привычное.

Наконец, добрались до Челябинска. Челябинск — узловая железнодорожная станция. Народу уйма, и куда ни глянь, все куда-то торопятся. В руках, на плечах и подмышками у людей узелки, мешки, чемоданы и ящики. В Челябинске пересекаются дороги солидных господ, нищей братии и ловких мошенников. Здесь не хлопай ушами, смотри в оба, иначе придётся просить милостыню, чтобы купить до нужной станции!

На пересыльном пункте, как в огромном потревоженном муравейнике, туда и сюда возбуждённо снуют пассажиры, озабоченные дорожными проблемами. У человека, впервые попавшего на станцию Челябинск, голова кругом идёт: куда идти, кого искать, о чём, найдя, спросить? Основная масса переселенцев всю жизнь прожила в селе на одном месте, не пользуясь железной дорогой. Попав на большую станцию и не зная порядка оформления документов, переселенцы, бывает, неделями оббивают пороги контор, упорно добиваясь неизвестно чего, а время, между тем, уходит, уменьшая возможность подготовиться к зиме должным образом. Зима же в этих местах морозная, не любит легкомысленных людей и жестоко мстит нерасторопным, не подготовленным к зимовке семьям.

Присмотревшись за время поездки до Челябинска к переселенцам, Павло на время отсутствия оставил за себя старшим по обозу Миколу Лукьяненко, неуравновешенного и горластого мужика, но имевшего в связи с этими негативными качествами большой авторитет среди бедных крестьян, каковых в обозе было большинство. Взяв с собой в помощники Охрима Гнеденко (обещал подключить его когда-нибудь в помощь себе), Павло направился с ним на вокзал, полагая, что в паре с силачом быстро оформит все дорожные документы, а также добьётся разрешения следовать составу с обозом до станции назначения без пересадок в другие вагоны. Пересадки — дело трудоёмкое и длительное. Желательно обойти эти сложности: и времени на дорогу меньше уйдёт, и силы сохранятся, ведь после прибытия на место силы переселенцам будут нужны не только для строительства, но и для бюрократических согласований.

— Сейчас проверю тебя в деле, — улыбнувшись, объявил Павло Охриму. — Может, мои усилия по ускорению проезда до места поселения станут тебе более понятны, и ты перестанешь задавать неуместные вопросы о помощи кому ни то.

Охрим Гнеденко, детина двухметрового роста, обладатель пудовых кулаков, два дня бывший «командиром» обоза, фыркнул: давай, давай мол, Павло, проверяй! Но, войдя на вокзал и увидев там озабоченно бегавших туда и сюда как в потревоженном муравейнике пассажиров, оробел. Чтобы, не дай Бог, не потеряться среди мечущихся во все стороны людей, он пристроился за спиной Павла, имея одну единственную цель, не потерять его из виду. Но Павло взял его с собой не для того, чтобы охранять богатыря, пряча за спиной! После нескольких окриков Охриму пришлось выйти из «укрытия» и заняться тем, для чего он был взят в пару. Обучение заняло немного времени, и вот он уже активно пробивал дорогу в толпе, решительно работая руками и корпусом. Раздвигая снующих туда и сюда людей, он как огромная баржа в окружении шлюпок и лодочек расчищал дорогу в нужном направлении. За ним по освободившемуся от людей фарватеру, кряхтя и пыхтя, двигался Павло.

Слаженно работая, друзьям удалось многое сделать! Павло Бутько был знаком с бюрократией не понаслышке. Ему часто приходилось обращаться к ним с просьбами разного рода, поэтому на одних он грубо давил, спорил и настаивал на своём, ссылаясь на известные распоряжения и инструкции, а также опираясь, якобы, на поддержку влиятельных лиц. Другим подавал для оформления документы, подсовывая под них ассигнации. Незамысловатый трюк с денежными купюрами, происходивший на глазах Охрима, удивил того потрясающим эффектом: сданные бумаги тут же оформлялись с приложением в соответствующих местах печатей и подписей, и тут же возвращались Павлу в руки. Получив бумаги, друзьям оставалось только быстро удалиться восвояси, чтобы не вызывать на себя внимание толпившихся в очередях просителей, а также работников бюрократического аппарата, конкурировавших друг с другом во взятках.

Таков уж наш российский чиновник средней руки. Ему непременно надо создать над учреждением, в котором имеет честь самоотверженно трудиться во славу Отечества, ореол неприступной крепости, защищающей интересы государства. При этом сам чиновник Петров-Иванов-Сидоров выглядит неподкупным служителем государства, что требует от просителей уважительного отношения к его личности. Для повышения значимости персоны он вводит в правило затягивать оформление бумаг, то есть сознательно занимается проволочкой выполняемой им работы. И не зря: у входа в его кабинет искусственно создаётся очередь из просителей, и все находящиеся в ней знают, что в этом учреждении работает чиновник Петров-Иванов-Сидоров, решающий все неразрешимые вопросы. Он может решить ваши вопросы относительно быстро, ускорив рассмотрение, а может пустить решение по обыкновенной технологии, то есть вначале положить бумаги в долгий ящик и вернуться к ним когда-нибудь и то, если о них несколько раз напомнит начальство. Он может принять вас сейчас же, а может отодвинуть приём на неопределённый срок. Он всемогущ и неподкупен этот служитель государства Российского, и имя его Петров-Иванов-Сидоров. Не забывайте!

Если вам необходимо быстрое решение вашего вопроса, то есть время не терпит, вам необходимо иметь прямое знакомство с Петровым–Ивановым-Сидоровым или быть знакомым с одним из его знакомых, кто вхож к нему. В противном случае вас ожидают осложнения «процессуального характера», не ускоряющие, к сожалению, продвижение решения вашего вопроса. Существуют и «правила хорошего тона», если вы имеете дело с вышеназванным работником. В разговорах о нём имя его следует произносить подобострастно и уважительно с непременным добавлением приставки «сами»: «Господин Петров-Иванов-Сидоров сами рекомендовали мне», «Господин Петров-Иванов-Сидоров приняли участие», «Они сами отнесли мои документы» и т. д. При общении с ним следует демонстрировать своё ничтожество пред столь важной персоной, чаще склонять голову в знак согласия с ним, при этом неуверенно переступая с ноги на ногу. Да, для результативного общения с Петровым-Ивановым-Сидоровым нужен опыт! Опыт же приходит, как известно, с практикой общения.

А практически господа Петровы-Ивановы-Сидоровы всегда готовы принять от вас скромную «надбавку» к «неподобающе низкому» государственному жалованью за выполнение ими важной государственной работы. Пожертвования они предпочитают получать ассигнациями, теми самыми, что так поразили неотразимостью действа Охрима. Обед или ужин в ресторанчике за счёт просителя тоже не отвергается. Ваша задача при этом — определить уровень запросов чиновника, чтобы рассчитать сумму «надбавки» верно, не допустив излишнего опустошения вашего портмоне, осчастливив «покровителя» чрезмерной «надбавкой». Во всём должна быть мера!

У Бутько опыт общения с бюрократией имелся. Одним он предлагал ассигнации, другим — ресторан, а с третьих требовал выполнения их прямой работы за получаемое от государства жалованье. Павло знал цену деньгам, и не швырял их бездумно на ветер.

День клонился к вечеру, а Павло и его немногословный напарник не договорились ещё о проезде до конечной станции без перегрузки обоза в вагоны другого состава. Однако и в этом деле Павло Бутько организовал задел, пригласив нужного человечка из железнодорожной службы скромно отужинать в привокзальном ресторанчике. Перетащить все вагоны с одной ветки на другую, прицепив их к составу, идущему на восток, дело, в сущности, плёвое. Но на то и существует бюрократия, чтобы простое дело довести до не имеющего решения абсурда! Купцу Бутько это было известно. Купеческая деятельность научила Павла незамысловатому, в сущности, трюку: в скромном ресторанчике за приятной беседой ни о чём и рюмочкой-другой водочки невысокого качества, опускать проблему с министерских высот до местного, легко осуществимого дела. После получения мзды это происходит за считанные минуты, то есть простым росчерком пера. Свои знания Павло и применил, пригласив отужинать в ресторане начальника среднего звена и исполнителя его распоряжений. Посидели неплохо, и указания захмелевшего начальника отдела были тут же за столом переданы непосредственно тому, кто должен был вытащить товарные вагоны с переселенцами из тупика, и прицепить к формирующемуся составу, идущему на восток. Дело прошло обыденно, где-то между двумя тостами «за здравие», так что Охрим Гнеденко даже не заметил, когда вопрос был решён.

В сумерках спевшаяся за день совместной работы парочка, завершив дневной план работ, с чувством исполненного долга вернулась к стоявшему в тупике составу, где их с нетерпением ожидали земляки. Друзья важно объявили заплетающимися языками, что вагоны с обозом в шесть часов утра прицепят к составу, и они покинут шумный Челябинск. Не откладывая в долгий ящик, Павло сразу же назвал и цену организации быстрой отправки состава и заявил, что эту сумму следует разделить поровну на всех членов коллектива, тогда на каждого придётся не много. Сам оплачивать издержки он де не намерен — не для себя одного старался. Поручив Лукьяненко собрать названную «подать», он ушёл спать.

Уставший от дневной суеты и затянувшейся «беседы» в ресторане, его помощник поплёлся к ожидавшей его возвращения гол`убе, а по вагонам пополз слушок, пущенный недовольными сбором «дани» крестьянами: «Павло с Охримом весь день по кабакам шлялись, а мы за выпитую ими водку плати!» Однако мнение недовольных поддержки среди большинства не нашло и вслух высказано не было. Даже Лукьяненко, не упускавший случая почесать язык на «злобу дня», на этот раз попридержал язык. Собрав «дань» с переселенцев, он передал деньги Павлу.

Причина солидарного молчания переселенцев крылась не в безразличии крестьян к извлечённым из их карманов деньгам. Отнюдь! Здесь счёт шёл на копейки! Дело в том, что вагоны с обозом весь день стояли в тупике, и у переселенцев была возможность наслушаться от проезжавших множество жутчайших историй, происходивших некогда в окрестностях Челябинска и непосредственно на самой станции. В результате «просвещения», полученного из рассказов «очевидцев», желание крестьян как можно скорей покинуть гиблое место стало столь велико, что недовольство отдельных мужиков так и не дошло, потонув в эйфории всеобщей радости в связи с отправкой состава с проклятущей станции.

Рано утром вагоны с бодрствовавшими всю ночь в ожидании нападения бандитов кто-то вывез из тупика и прицепил к следовавшему на восток составу. Издав хриплый гудок, паровоз запыхтел и потащил состав с переселенцами навстречу лучам восходившего солнца, увозя искателей счастья к новым приключениям. Радости пассажиров не было границ! Такую радость, наверное, чувствуют грешники в аду, на короткое время вынимаемые из котла с кипящей водой. И эту радость надо было отметить!

Движение — не томительная стоянка в тупике в ожидании ужасов, непременно должных произойти со всеми переселенцами или хотя бы с кем-то из них. Настроение крестьян, не смыкавших в течение ночи глаз и притихших в ожидании результата перевода вагонов с одной железнодорожной ветки на другую, чтобы прицепить к ожидавшему их составу, мгновенно изменилось, как только подтвердилось, что они покинули злосчастный город и едут в восточном направлении. Наиболее активные, собравшись в группы по интересам, тотчас стали отмечать благополучное отправление из дьявольского города. «Слава Тебе, Господи! Не забыл Ты нас, грешных, не обошёл милостью, вызволив из пристанища дьявольских сил! Ура!»

Не прошло и получаса, как состава, летевшего навстречу восходившему солнцу, понеслись, вызывая благодушные улыбки проезжавших мимо железной дороги людей, задорные украинские песни в сопровождении разбойничьего посвиста мужиков, пронзительного визга раскрасневшихся от горилки бабёнок и разухабистого гопака, грозящего проломить пол в вагонах.

Гей, кума, що журіся?

Туди - сюди поверніся!1

От недавно тревожного, трусливого ожидания нападения на обоз нечистой силы, до разудалого искромётного веселья всего один шаг! Пей и гуляй голь перекатная, голь беззаботная, никогда не унывающая! Спеши каждый малый успех свой отметить ярким застольем с песнями под лихой пересвист и огневой перепляс! Гуляй с размахом, как будто гуляешь в последний раз, не то не выпадет тебе в жизни случая повеселиться от души, если настроишься отмечать только большие достижения, а они не придут. Что вспоминать будешь? Ежедневный тяжкий труд и ожидание прихода лучшей жизни? Бессмысленны потуги твои, человек! Не переломить тебе ход судьбы, Богом назначенный! Сказано же: «Не заботьтесь о дне завтрашнем, ибо он придёт, и Господь даст вам!» Даст нам Господь завтра, конечно. Но мы поём, пьём и гуляем уже сегодня! А завтра? Господь даст.

С отъезда из Челябинска и до приезда на конечную станцию время проходило в беспрерывном веселье. Веселились в первую очередь потому, что уже не надо было выходить из вагонов до конца следования, так как пересадок не ожидалось. И поэтому чувствовали себя крестьяне в вагонах как в родной хате. А может, освободиться решили от части пищи, чтобы легче было переносить с места на место остатки добра по прибытии на конечную станцию? Там-то уж придётся этим заниматься. Или захотелось повеселиться от души, может, в последний раз широко и лихо перед тем, как приступят к обустройству хозяйств на новых землях, ибо с началом строительства жилья веселье прекратится … на некоторое время … пока не построятся хаты.

Не доезжая станции Исилькуль, обоз выгрузился из опостылевших за долгую дорогу вагонов и, переложив и заново закрепив на телегах поклажу, направился в посёлок, где располагался пункт распределения переселенцев. Там находилась и контора барачного типа, чиновники которой проводили распределение казённых и государевых земель меж прибывшими семьями крестьян. На выделенные чиновниками земли крестьян отправляли с проводником и землемером. Захват пустующих земель без разрешения чиновников карался сурово — от простого наложения штрафов до применения силы. При повторном захвате земли «захватчику» грозил тюремный срок. Не балуй в государстве Российском!

Пока крестьяне, став табором недалеко от села, занимались проверкой состояния возов и приведением в порядок скарба, Бутько, прихватив документы на переезд крестьян, отправился на приёмный пункт. Началась самая ответственная часть работы: выбор места поселения и получение земли с последующим распределением её между хозяйствами.

Важнейшую часть переезда на новые земли переселенцы почему-то безоглядно возложили на Павла Бутько: или привыкли не прилагать усилий для оформления и приведения в порядок документов, переложив всё на Бутько и согласившись с тем, что в бумагах они ничего не смыслят, или полностью доверили ему свою судьбу, так как никто, кроме Павла, новых земель не видел. А может быть, пассивное отношение к оформлению бумаг базировалось на уверенности в том, что для себя Бутько плохую землю брать не станет, а они, примкнув к нему, тоже получат хорошую землю! Во всяком случае, если земля на поверку окажется плохой, набьют морду мошеннику, наказав его и за неразборчивость в выборе земли, и за поборы в городе Челябинске, ибо хотя никто вслух о «пьянстве» Павла и Охрима не напоминал, но факт «поборов» до времени каждый хранил в глубине души. И вообще, если что-то пойдёт не так, как он говорил на Полтавщине, отомстят за авантюру переезда сполна.

Павло не удивился, что никто не изъявил желания сопровождать его при оформлении документов на будущую землю, потому что и прежде никто не проявлял желания участвовать в бюрократической работе. Не мог он знать, какие мысли бродят в головах земляков, «благодарных» за всё, что он для них уже сделал, и занявших мудрую позицию сторонних наблюдателей и суровых судей за промахи по обустройству на новых землях, ибо, как известно, не ошибается тот, кто ничего не делает. В случае промаха на него готово было излиться всё, что «накипело» за время невозможности плюнуть в его сторону по причине отсутствия повода. Но Павло был далёк от оценок переселенцами его деятельности. Он продолжал начатую работу по осуществлению составленного им некогда плана, необходимой составной частью которого были и прибывшие вместе с ним на новые земли крестьяне. Павло не мог пустить на самотёк оформление, распределение и получение земель, положившись на капризную удачу и волю случая. Впрочем, ему было известно, что большинство крестьян неграмотны, и в деле оформления документов на землю вряд ли в чём-то могли быть ему полезны, за исключением, разве, ношения папки с документами. Ему было известно, что за время переезда крестьяне пришли к соглашению обосноваться в одном селе, и поэтому следовали за ним и далее, связав судьбу своих семей с «командиром». Мысль переселенцев была проста: Павло будет стараться делать как можно лучше для себя, а хорошо от этого будет всем! Если же сотворит что неладное, навалимся скопом на него, так что мало не покажется! Для некоторых важнее была возможность набить морду негодяю, если он сделает что-то не так, как они хотели, чем удачное решение их хозяйственных вопросов. Справедливости ради следует сказать, что «битье морды» никто серьёзно не воспринимал, надеясь на совесть и порядочность вожака, но как запасной вариант имелось в виду, и это согревало иждивенческие души.

Стоя перед большой картой местности, Бутько сверял цифры, записанные у него на малой карте, с цифрами, нанесёнными на карте, висевшей на стене. Спустя месяц после получения им проходных свидетельств цены на земли не изменились. Земли, предлагаемые под использование, расположенные в разных местах сильно разнились в ценах. Земли, расположенные вблизи обжитых мест, где находились большие и малые поселения, а также вблизи железной дороги оставались относительно дорогими. За ними следовали земли не столь дорогие, а в необжитых местах земли предлагались почти даром, раз в десять дешевле, чем стоили бы они в черноземной России. Устанавливая цены на предлагаемые для пользования земли, Российское правительство стимулировало заселение и освоение степей на всю глубину, а не на уплотнение переселенцами земель вблизи уже существовавших поселений, железнодорожных станций и речных портов. Действуя так, правительство стремилось решить задачу заселения всех восточных земель, принадлежавших России.

«Положение с разными ценами на предлагаемую землю надо использовать, — размышлял Павло. — Проще всего купить земли в глубинке, а спустя несколько лет продать часть их новым переселенцам, которые прибудут в эти степи позже. В связи с продолжением заселения пустующих земель, отдалённые на текущий момент земли перейдут в разряд ближних, и цены на них возрастут. При благоприятном стечении обстоятельств можно будет сыграть на ценах и получить прибыль, продав землю дороже, чем заплатил за неё при покупке. На перепродаже можно сорвать немалый куш! Но когда прибудут новые группы переселенцев, и в каком количестве — вот вопрос. А ведь в ожидании приезда новых партий и повышения цен на занимаемую землю, придётся нести тяготы, связанные с удалённостью этих земель от мест сбыта производимой селом продукции. Так что этот вариант нам не подходит, а мне так не подходит в первую очередь: дальние перевозки продукции отразятся на себестоимости. С другой стороны, если выбрать земли, расположенные недалеко от мест сбыта продукции, то кредиты из-за высокой стоимости окажутся высокими, и выплатить их будет довольно сложно. Значит, следует остановиться на землях не самых дорогих, но одновременно и не так удалённо расположенных, как дешёвые. Итак, задача проста: надо выбрать такое место, чтобы, недорого заплатив за землю, иметь вблизи город, куда можно будет отвозить на продажу произведённую продукцию, не тратя на дорогу много времени. Неплохо бы иметь землю с проходящей недалеко от села железной дорогой, а ещё лучше — с железнодорожной станцией, с которой можно было бы производить отправку и приём товаров. Такое условие необходимо в первую очередь мне, как купцу, ибо обязательной стороной процветающего села является активно идущий обмен производимой в селе продукции с товарами, произведёнными в городе»

Павло Бутько намеревался занять солидное место в торговой сети новых земель, ведь он обладал большим опытом торговли. Однако, потомственный хлебороб, он главным условием выбора места для села считал плодородие почвы. Если земля не будет плодородна, не жди хорошего урожая, и не быть тогда процветающему селу. А без богатого села не организовать торговли. В результате торговля не даст солидного дохода. Следовательно, не в полном объёме будет достигнута цель переезда на восточные земли и не осуществится важнейшее дело его жизни.

Взвесив доводы «за» и «против» из множества возможных вариантов Бутько выбрал три места, отвечавших основным требованиям для разумного основания села. Но он никак не мог решить, на каком из трёх мест остановить свой выбор, боясь прогадать вследствие недостаточных знаний местных условий. Пришлось решать эту проблему уже опробованным методом, а именно: пригласить в кабак распределителя земель и землемера, чтобы в тесной компании приятно отобедать с людьми, знающими тонкости местных условий жизни. Приглашённые Павлом были в курсе всего, что связано с землёй, землемер же, кроме всего прочего, был нарасхват в связи с резким наплывом переселенцев. Поэтому его присутствие на званом обеде было важно, иначе пришлось бы дожидаться нарезания земли в общей очереди, как дожидались её переселенцы, прибывшие сюда раньше полтавчан. И про очередь к землемеру прознал Павло, найдя решение для скорейшего прибытия полтавчан на место расположения будущего села!

Обед превзошёл все ожидания, так как растянулся с обеда до позднего вечера; видимо, много вопросов накопилось у любознательного Бутько. Много что хотелось ему знать, подновить и уточнить в полученных по бумагам знаниях о предлагаемых крестьянам землях. В результате застолья чиновник, занимавшийся распределением земель, плотно отобедав, вернулся в контору и до конца текущего дня подготовил необходимые для получения земель документы. А землемер, человек, практически распределяющий земли, оказавшийся в этот день не занятым делами, задержался с Павлом допоздна. Польщённый знакомством с представителем переселенцев из «просвещённого центра» и панибратским отношением к нему, он много занятного рассказал новому другу из того, что составляло маленькие секреты его профессии. Павло, незаметно пропускавший им же предлагаемые тосты за встречу, дружбу и проч., почерпнул много нового из разговора с ним. Обговорил весьма важные для него лично вопросы, а именно: расположения его земли, с точки зрения близости к селу, а также расположение участков двух соседствующих с ним крестьян — это уже с прицелом на расширение своего хозяйства в будущем. А как иначе? О будущем надо думать сегодня, если ты хозяин и не склонен ждать случайной удачи, а готовишь почву под возможную в будущем удачу загодя.

В результате встречи Павла с распределителями земель в гостеприимном сельском кабаке, переселенцы, отдохнув в лесочке после долгого сидения в вагонах, около полудня следующего дня, расставив в обычном порядке повозки, выехали в степь, держась направления примерно на юг. До места обоснования села их сопровождал проводник, оренбургский казак, некогда осевший в этих степях. С группой Павла Бутько поехали и несколько крестьянских семей, примкнувших к ней в дороге и прибывших с обозом «за компанию». Видя, что дела у Павла движутся значительно быстрее, чем у других переселенцев, честно дожидавшихся очерёдности на получение земли, они решили, что у полтавчан и в дальнейшем всё будет идти быстрее, чем у прочих переселенцев.

Во время перехода на место поселения повозки Охрима шли следом за повозками Бутько. На данном этапе богатырские качества Охрима Гнеденко не были востребованы: в степи разбойные банды не предвиделись, да и сопровождал их вооружённый казак. Землемер с парой новеньких аршинов, полученных им со склада, возлежал на передней телеге, предупредительно подготовленной Павлом только для него. Голова землемера натужно гудела от вчерашнего обеда, затянувшегося до вечера, и пока обоз под руководством казака бодро двигался к заветной цели, распределитель земель занимался самолечением, периодически доставая из дорожной сумки водку и солёные огурцы, предусмотрительно взятые Павлом в гостеприимном кабаке. Времени для лечения было в избытке, и состояние здоровья хотя и медленно, но неуклонно улучшалось. Лёжа на охапке сена, он рассказывал Павлу, шедшему рядом с телегой, истории из своей службы, из которых «слушатель» кое-что по обычаю мотал на ус, чтобы использовать в будущем для решения практических задач.

Переночевав одну ночь в степи, обоз прибыл на место будущего поселения и расположился табором, став у одного из берёзовых колков, встретившего искателей счастья приветливым шелестом молодой листвы. Бабы, зная своё задание, принялись за приготовление еды, а мужики распрягли лошадей, стреножили их и, пустив пастись рядом с колком, отправились вслед за землемером в поисках места для закладки будущего села.

Место выбирали переселенцы, однако прислушивались к мнениям старожилов — землемера и казака. Всё же люди местные, и в деле разумного расположения села соображают лучше. К тому же землемер, за время перехода к месту расположения села ставший другом всех крестьян, не первый год занимался нарезанием земель и имел в связи с этим солидный опыт закладки селений. Каждый крестьянин имел мнение по расположению села, и мнение каждого старались учесть, если в нём было разумное зерно. Предусмотреть же надо было многое. Главное — чтобы земля плодородная была, мощный чернозёмный слой. Небольшой лесок не помешал бы рядом, да на берегу реки бы расположиться, чтобы мужикам рыбку ловить и скотинку на водопой водить, а хозяйкам — за водой недалеко ходить и бельё в реке полоскать.

Многое хотелось переселенцам иметь рядом с селом, но пришлось согласовать желания с тем, что имелось наяву. После долгих поисков нашли подходящее место на берегу небольшого озера. Лесов, правда, рядом не оказалось, зато колков берёзовых и осиновых с озерцами внутри них было предостаточно. В колках на радость любителей охоты встречалась птица, а в озерцах водилась рыба, что взяли на заметку любители рыбалки. По словам казака в степи встречались дикие козы, лисы и другая четвероногая живность, так что в свободное от крестьянских работ время можно будет позабавиться охотой и рыбалкой. А так — степь кругом ровная как стол, куда ни глянь. Да на то ведь она и степь, а не лес дремучий! Земля в степи всегда готова к распашке и севу, не то, что в лесу! В лесу-то вначале место под будущее поле от растительности расчистить надо, раскорчевать, а потом уж за вспашку и сев браться. Да следить постоянно, чтобы не заросло поле: лес на очищенные земли быстро наползает. Проглядел — и через год-другой нет твоего поля, молодые деревца заполонили его. Тогда принимайся за раскорчёвку и расчистку земли заново. В степи же поля деревцами не зарастают.

Определившись с расположением села, улицы и участки под постройку домов с хозяйством обозначили. Проделав работы по устройству селения, утомились мужики. Устал и землемер: жара несносная, и оттого шум в голове, и «лекарство» не помогает. Степь горячо дышит, словно жар из печи в лицо гонит. Жар жуткую жажду вызывает, заставляя пить воду безостановочно. Выпьешь жбан, а вода через кожу, как сквозь решето, тут же выходит! И опять жажда мучит, снова пить воду хочется. Не знали полтавчане прежде такой жары! Жарковато летом в степи, однако. А каково зимой? Но, раз рискнули переехать привыкать и к жаре, и холоду придётся!

Жарко и душно днём в степи. Лежать бы в тенёчке да прохлаждаться, ожидая вечерней прохлады, а мужикам неймётся, и жара их не останавливает — главное дело не сделали! Несмотря на жару и духоту, принялись уговаривать землемера землю им нарезать. Уговорили и двинулись толпой в степь. Хотелось скорее хозяевами себя ощутить. Дескать, как землю получим, тогда на душе спокойней станет, можно и отдохнуть, и соответствующим образом отметить получение земли. Не то сомнения берут, глаза ночью не сомкнёшь.

Землемер предупредил: нарезание, мол, — дело не быстрое. Может, и двух недель на работу не хватит. Но уговорили: хотя бы два-три участка нарезать, чтобы убедиться, своими глазами увидеть, что нет подвоха в царских посулах. А завтра с утра продолжим и, не торопясь, завершим нарезание остальным крестьянам.

Снова вышли мужики в степь. Лица их посуровели, движения стали нетерпеливые, резкие, нервные. Глаза принялись жадно прощупывать каждую пядь земли, словно пытались разглядеть в ней некую суть. Вот земля, ради которой, спешно распродав хаты и скарб, по крупицам собранный их отцами, дедами и прадедами, переселились в надежде на лучшую жизнь! Не упустить бы при дележе землицу пожирней! Ведь не для себя одного землю получаешь, а и для потомков! Значит, выбрать надо такую землю, чтобы она хлеб родила обильно и кормила бы исправно! И сознавая высокую ответственность перед потомками, растирали мужики корявыми пальцами комочки степной земли в мозолистых ладонях, принюхивались к растёртым в пыль образцам, пытаясь угадать, не подведёт ли, довольно ли воздаст хлеборобу за труд? Не прогадать бы в решающий момент, ведь после дележа исправить недосмотр не удастся!

При нарезании участков оказалось, что брать земли можно не сколько хочешь, как полагали крестьяне, а сколько сможешь обработать. А сколько крестьянин сможет обработать, царские чиновники подсчитали — не более пятнадцати десятин! Для большинства семей такого количества земли было достаточно (вспомнили между делом, что на Полтавщине три-четыре десятины на семью давали). Кое-кто взял даже меньше пятнадцати десятин, зная, что за взятую землю придётся платить налог. Зачем много брать, если осилить не сможешь, а налог платить придётся?! Вот как дела поправятся, тогда можно прирезать недостающую землицу. А если кому сверх того потребуется, можно взять в аренду у других крестьян, хозяйственные обстоятельства которых не позволяют использовать всю взятую землю. Имелась возможность землю взять в аренду, находящуюся за пределами нарезанной. Использовать её, однако, можно лишь до приезда новых переселенцев. Тогда уж арендованную освободи и передай прибывшей семье, которой она будет принадлежать.

Проныра Бутько при нарезании земли ни на шаг не отходил от землемера, вокруг да около него крутился, помогая по мелочам, и тот нарезал другу и помощнику землю вблизи села (как и договаривались на вечеринке в кабаке). На нарезанных Бутько землях находились большие и малые берёзовые и осиновые колки. Удивился Павло такому выбору землемера, поинтересовался, как ему с колками-то быть? Землю они занимают, а хлеб на их месте не посеешь. За что же налог земельный платить, если не используется земля?

Землемер доходчиво объяснил, что по положению о выделении земель вокруг колка должна оставаться защитная полоса для защиты от пересыхания находящихся внутри колков озерков и сохранения в них рыбы. Не используемая вокруг колков земля необходима для обитания диких животных и птиц, что важно для поддержания равновесия в природе. Сохранение диких животных и птиц на новых землях важно и государству, и переселенцам: если в колках будет много зверя и птицы, крестьяне смогут заниматься охотой. Однако точных размеров защитных полос вокруг колков в инструкции не указано. Он же, исходя из дружеских отношений к Павлу, не зачёл в нарезанные для распашки довольно широкие площади вокруг каждого колка. Эти неучтённые полосы Павло в будущем может припахать на один-два метра (но не более!), чем негласно увеличить площадь нарезанной для сева земли. Нераспаханные участки вокруг колков можно использовать под выпас для скота, но таким образом, чтобы растительность на них не пострадала, то есть, не была вытоптана и уничтожена домашним скотом. Ответственность за присмотром и сохранностью защитных полос ложится на владельца земли. Он обязан в точности выполнять правила пользования землёй и будет наказан за их нарушение.

— И это, Павло, не всё! Есть кое-что важнее того, что я тебе сказал, — и землемер указал на произраставшую вблизи колков растительность. — Смотри, какая густая и сочная трава растёт рядом с колками! А знаешь, почему она так хорошо растёт возле колков, а в открытой степи такая густая и сочная не вырастает? А потому, Павло, что колки являются естественными накопителями снега. Много снега накоплено за зиму — много влаги в почве! А если много влаги в почве — земля обильнее родит, что на ней произрастает. Много хлеба земля возле колков будет тебе родить, потому что вокруг колков много снега задержится. Это раз. Кроме того, деревья задерживают ветер, поэтому вблизи колков он не может разгуляться, как гуляет в степи, и влага из земли возле колков долго не выдувается, то есть, земля остаётся влажной. Это два. Внутри многих колков имеются небольшие озерца. Озерца поддерживают влажность воздуха, и оттого почва здесь остаётся влажной значительно дольше, чем без колков — и это три! А должен тебе сказать, и это ни для кого не является тайной, что вода в степи — важнейшая необходимость! В засушливые годы, а в степи они не редки, когда всё выгорает от испепеляющих лучей солнца и суховеев, вблизи колков небольшой хлеб ты возьмёшь! Колков на твоей земле много. Следовательно, и земли, прилегающей к колкам, тоже много. Так что, если нагрянет засуха, твоя семья её переживёт! Большого хлеба не будет, но и от голода пухнуть не будешь: что-то вокруг колков всегда вырастет! Не раз добрым словом землемера вспомнишь, что неудобные для сева земли тебе нарезал!

Павло нашёл сказанное разумным и, поблагодарив его за добродушие, обещал угостить по окончании нарезания земли. В целом Павло остался доволен землёй, нарезанной ему, хотя обработка полей с колками сложнее, чем в голой степи, где борозда ложится прямо до самого горизонта, и поэтому сев и уборка проводятся быстрее.

Позаботился дальновидный Бутько и о том, чтобы рядом с его землёй нарезали земли Охриму Гнеденко и Миколе Лукьяненко. И первый, и второй были далеки от мысли, что земли им землемер нарезал по просьбе Павла. Они были рады, что земли их расположены так удачно, ибо находятся рядом с землёй Павла, а этот проходимец худую землю не возьмёт и, значит, нарезанные для них земли лучше, чем у прочих крестьян. И невдомёк им, что Павло расположил их земли рядом со своими для того, чтобы, во-первых, в случае необходимости иметь помощников под рукой, ведь оба мужика — бывшие батраки и батрацкой работы не чураются. А во-вторых, в случае ослабления их хозяйств, он мог бы арендовать их земли и, значит, не только выручить их, но и с арендованных земель получать дополнительный хлеб. А что не арендовать, когда их земли рядом с твоей землёй?! Считай, что одну землю пашешь и засеваешь! Никаких тебе дополнительных затрат на поездки, ведь все земли в одном месте!

Что хозяйства Охрима Гнеденко и Миколы Лукьяненко могут ослабнуть или даже не состояться, Павло определил, наблюдая за деятельностью двух крестьян во время подготовки и переезда на восточные земли. Охрим Гнеденко — добрый малый, и человек порядочный. Но хозяйственник из него слабый, если не сказать — никудышный. Он исполнителен, но не инициативен; его постоянно надо подталкивать, чтобы он делал для него же нужные дела. Охрим не всегда соглашается с советами, видимо, мнимая мужская гордость не позволяет ему ходить на коротком поводке у разумного советчика. Таким образом, Охрим игнорировал многие из его советов, не задумываясь над тем, правильно ли он поступает. «Мужик я или сопливый пацан, которого надо постоянно водить за ручку?» — спрашивал себя Охрим и делал наперекор совету, поступая так не из хозяйственного расчёта, а пытаясь доказать самостоятельность. Хозяйственный опыт у него отсутствует совершенно, поэтому в ведении хозяйства возможны грубые ошибки, как, например, получилось с покупкой телеги. Дался ему этот тарантас? Фантазии, должно, разыгрались. Ясно же, что для перевозки грузов тарантас не годится, он хрупок. А Охрим купил! К тому же он не отличает первоочередные задачи от второстепенных или дальних, поэтому может бездумно переставить их местами. А потом не сделает то, что следовало бы сделать в первую очередь. И получится, что второстепенные работы сделаны, но они ему пока не нужны, а то, что нужно, то не сделано. И организатор из него слабый. Точнее говоря, никакой. Налицо типичные качества батрака. С такими качествами хозяином он вряд ли станет. Хотя человек хороший и честный, каких не часто встретишь.

Что же касается Миколы Лукьяненко, то крестьянин являл собой пример уличного горлопана. Понаблюдав за ним во время переселения, ранее-то знаком с ним не был, Бутько пришёл к выводу: вряд ли Микола Лукьяненко так же хорош в делах, как в разговорах. А это значит, что промахи в ведении хозяйства у него вполне могут быть. Это в силу того, что бывший батрак искренне убеждён, что сказанное им есть истина в конечной инстанции. Организовать крепкое хозяйство ему вряд ли удастся, потому что у мужика отсутствует способность критически относиться к своему мнению. А без этого не отличишь перспективное направление в хозяйствовании от беспутного, коли не в состоянии пересмотреть прежние убеждения. У Миколы оно как? Что в голову пришло, то и верно. И будет он держаться этого мнения, несмотря на несоответствие его жизни. Деловые люди так не поступают. Деловой мужик имеет свойство менять свои взгляды, если практика указывает ему на ошибочность прежних воззрений. Если же по-бараньи упёрто стоять на своём, то заведёшь хозяйство в тупик и прогоришь. Но что не отнять у Миколы, так его редкостную способность вести за собой бедняков. Это качество компанейского балабола можно будет при случае использовать, поэтому надо бы держать Миколу рядом хотя бы во время выполнения полевых работ.

Конечно, утверждать, что он безошибочен в оценке людей, Павло не стал бы; к своим выводам он относился критически. Удача может привести к успеху как умника, так и недалёкого человека. На то она и удача. Вопрос, однако, в том: как долго можно полагаться на удачу? Можно ли ведение хозяйства передавать в руки ангела-хранителя или всерьёз надеяться на счастливую звезду? Нет, рано или поздно неспособность вести хозяйство проявится. Поэтому, считал Павло, если его соседи не изменят подход к ведению хозяйств, не выработают в себе деловую жилку, их хозяйства будут приносить им в лучшем случае среднюю прибыль. Но первые же трудности, такие, как засуха, например, весенние заморозки и проч., скатят хозяйства до уровня бедняцких, а то и вовсе разорят. И тут уж царь-батюшка помочь им ничем не сможет. «Как сосед, помогать советами я им, конечно, буду. Но будут ли они внимать моим советам? Вряд ли. Оба самоуверенны и упрямы, как бараны. Но если взглянуть на проблему с другой стороны, то я ведь не пророк и могу ошибиться, давая им советы. И тогда мои добрые намерения обратятся против меня. Так что с советами надо быть осторожнее, не то накличу вражду на себя, хотя советы давал из лучших побуждений».

Но, несмотря на слабый опыт в ведении хозяйства, оба соседа могут быть полезны, когда ему понадобится их прямая помощь и, что тоже немаловажно, оба важны для поддержания добрых отношений с бедными крестьянами. Что ухудшение отношений может произойти, сомнений у Павла не было. Бедный человек по причине бедности завидует богатому, ведь зависть и жадность живут в человеке с момента сотворения его Господом Богом! Эти два фактора могут в одночасье разрушить всё доброе, что было сделано для земляков и что намерен он сделать для них в будущем. Благодарность - вещь зыбкая, она быстро забывается, как только появляется повод для обид. И тогда благодарность в одночасье перерождается в лютую ненависть, а все добрые поступки, сделанные для них, будут расцениваться как злонамеренно запланированные коварные деяния. Доброхоты, а такие люди имеются в каждом коллективе, донесли, что кое-кто из переселенцев назвали его пропойцей их денег, когда он занимался документами для отправления состава из Челябинска. Возможно, муссируются слухи и о деньгах, потраченных для проведения вне очереди землемерных работ, не говоря уже о том, что на попойке, якобы, Павло договорился с землемером, чтобы тот нарезал ему лучшие земли, а для других крестьян — что останется. Или вот ещё вопрос: а почему он не выбрал дешёвые земли? Очевидно, чтобы ограбить бедных крестьян! От него и на этих землях не убудет — денег у купца несчитано. А у бедняка каждая копейка на счету!

Что тут поделаешь? Ничего. Такова сущность человеческая. Некоторые сами ничего не делают, зато тех, кто для их же блага старается, чернят и обливают грязью, видимо, таким образом обеляя себя, заняв позицию праведных судей. Слава Богу, таких людей на земле всё же меньше, чем порядочных, отвечающих добром на добро.

продолжение следует