Иван Антони

Том1, Часть1, Глава 9

«Лагерный будильник» — печальный звон висящего на перекладине куска рельса от ударов по нему железным штырём. Эхом улетающий за колючую проволоку, он ещё не нарушил мирную тишину Богом забытого края, хотя Хайнриху казалось, что время подъёма пришло, и пора вставать и выходить на перекличку. «Неужели я выбился из режима? — подумал старик. — Впрочем, при незаходящем солнце это легко может произойти. Но всё же надо доспать отпущенное время, тогда, может быть, мне удастся вернуться к детям живым и здоровым и хлеб свой насущный добывать своим трудом, а не быть балластом для семьи». Несмотря на то, что срок заключения был всего один год, уверенности в возвращении домой не было; слишком много смертей случалось в лагере.

Вставать с нар без сигнала лагерного будильника запрещено, и заключенный Генрих Цвейг, послушный лагерному режиму, не стал ворочаться на нарах, чтобы не тревожить сон солагерников, а расслабился и погрузился в воспоминания о былом. «Так на чём я остановился? Ах да, Рудольф Цвейг, родоначальник династии Цвейг, славный легионер, центурион Римского легиона». ...

Не терпевший возражений, гордый и властолюбивый Рудольф Цвейг, ветеран Римского Императорского легиона, на этот раз не угадал. Подвела интуиция, а может Боги отвернулись от него, устав от длительного благоволения. Сделав ставку на старшего сына, Рудольф полагал, что тот продолжит линию Цвейгов, несмотря на то, что в момент последнего разговора с Ульрихом у Клауса было три дочери, что не могли стать продолжательницами фамилии Цвейг. Но ветеран римского легиона был уверен: раз Боги не обошли его благоволением, когда он ходил в обнимку со смертью, служа Императору Рима, они не оставят его без продолжателя фамилии! Изольда, жена Клауса, родит внука, и фамилия Цвейг будет продолжена!

Свекор упорно настаивал, и Изольда от желания угодить старшему Цвейгу, продолжала прилежно рожать. Но паче чаяния, на свет божий появлялись одни девочки. Вскоре у Клауса бегало по двору пять дочерей. Когда же будет мальчик? Когда центурион получит наследника фамилии?

Наконец, Боги услышали мольбу «баловня судьбы»! Буря негодований по поводу рождения четвёртой и пятой девочек сменилась на безудержную радость свёкра: Изольда родила долгожданного внука! Вопреки недоброму пророчеству Ульриха, ей удалось переломить ход судьбы и родить наследника фамилии! По случаю рождения внука старый скупердяй Рудольф раскошелился, устроив богатое пиршество, на котором гуляло всё селение! Боги не оставили без внимания ветерана! Значит, он поступил правильно, что не отделил часть земли Ульриху, вопреки его наглым требованиям! «Вся дарованная Императором земля должна передаваться по наследству согласно закону, — рассуждал довольный своим решением ветеран, расценив рождение внука, как знак доброго расположения Богов. — Земля должна поддерживать главное направление продолжателей рода Цвейг! Средний сын не опора отцу в продлении фамилии и, значит, не получит ни пяди земли! Пусть сам добывает землю для будущей семьи! А если погибнет в походе — что ж, на всё Божья воля! Значит, не ублажил Богов, оскорбил чем-то и поэтому не заслужил их благоволения».

На радостях, что у Клауса появился сын, старик собирался отказать в земле и Петеру, когда тот достигнет 18-летнего возраста, и его могут принять на службу в римский легион. Однако зря он готовился отказать младшему сыну. Достигнув 18-летнего возраста, юноша не стал напоминать отцу, что он его любимый младший сын, и неплохо было бы выделить ему часть обширных земель, чтобы не служить в легионе и не подвергать жизнь опасности, а заниматься сельским хозяйством. Петер не забыл, как отец обошёлся с Ульрихом, и потому не стал настаивать на выделении ему земли, чтобы не вынуждать отца поступить с ним так, как поступил он со средним сыном. Продолжатель фамилии Цвейг на свет божий появился, и шансов выпросить у отца хотя бы пять югеров не осталось. Поэтому Петер поступил, как следовало поступить в создавшейся обстановке: он подписал «Дилектус», договор о службе в Римском легионе. Обняв на прощанье мать, Петер покинул родительский дом.

— Боги тебе в помощь, сын,— холодно напутствовал Петера отец, не посчитав нужным выйти из-за стола и обнять его или подать руку; он боялся, что тот попросит землю, и, поддавшись чувствам, он не откажет ему.

После отъезда из отцовского дома ни с отцом, ни с Клаусом Петер связи поддерживать не стал; зачем лишний раз напоминать о себе? Пусть радуются, что его для них нет, и ядовитая неприязнь не отравляет им жизнь. Он простил им бездушие. Но горький осадок лёг на сердце после расставания с бездушным отцом и самодовольным Клаусом, молчаливо соглашавшимся со всем, что говорил и делал отец. Родственные узы были разрушены, и никто не хотел делать первые шаги для примирения. Петер поддерживал связь с матерью и Ульрихом, который на момент поступления его на службу в легион дослужился до звания декана и мог быть полезен в воинской службе. Легионы братьев находились на территории одной провинции, и при желании братья могли встречаться. Однако первые дни службы в легионе Петер сильно уставал от тренировок и учений, поэтому, поужинав, сразу шёл спать. Ульрих же, втянувшись в режим воинской жизни, усталости не чувствовал и мог бы встречаться с братом, чтобы скрасить ему первые дни службы, самые тяжёлые для новобранца. Но увидев Петера несколько раз спящим, он расценил его поведение как нежелание навязываться к нему со своими проблемами; Петер был по-своему горд и всегда старался держаться независимо от старших братьев. Ульрих же забыл, каково было ему первое время службы в легионе, и не понял состояние младшего брата.

Так могло бы продолжаться долго, но вскоре после прибытия Петера в легион, мать попросила Ульриха присмотреть за ним, пока он привыкнет к воинской службе и найдёт место в легионе; она знала взаимоотношения между новобранцами и старослужащими легионерами, так как долгое время жила неподалёку от палаток легионеров. Закалённый в походах и сражениях, Ульрих принял просьбу матери, но понял её по-своему: мать просит его обучить Петера боевому искусству, чтобы её «кровиночка» не погиб в сражениях, и по окончании службы вернулся бы домой (матери — во все времена матери, и дети для них остаются детьми независимо от возраста).

Просьба дошла до адресата. Отказать матери Ульрих не мог. Воспоминания о ней оставались тёплыми, в отличие от воспоминаний об отце, грубом солдафоне, и во время службы и после выхода в бессрочный отпуск командовавшем домашними, когда в этом не было необходимости.

Решив выполнить просьбу матери, Ульрих где-то в глубине души пожалел Петера, ибо обучение воинскому мастерству — не прогулка по увеселительным заведениям. Оно требует от «ученика» больших усилий и реализуется через пот и кровь. Тем не менее, выполнить просьбу надо, и Ульрих направился в легион к Петеру, разбудил его, так как новобранец спал после тяжёлых дневных трудов. Он передал ему просьбу матери и, чтобы сразу снять разговоры на тему «хочу — не хочу», «могу — не могу», а также «декан научит — это его работа, за неё ему платят деньги», коротко сказал:

— Просьба матери для меня — закон! В знак признательности ей за то, что она растила нас, защищая от сумасбродств отца, я научу тебя тому, чему научился сам, служа Императору. Отказы не принимаются! Понятно, братец?

Ответа не последовало, что было принято за согласие.

Ульрих решил успеть подготовить младшего к первому походу, брат мог быть назначен офицером в любое время. Важно было, чтобы брат остался жив после первого боя, так как большинство новобранцев гибло именно в первом бою; при виде большого кровопролития и смертей они теряли самообладание и были не в состоянии применять умения и навыки, полученные на тренировках и учениях. Второй бой, как правило, уже никого не шокировал; легионеры могли хладнокровно перерезать горло человеку, словно курице.

Перед Ульрихом стояла задача: за короткое время превратить новобранца в матёрого легионера, способного победить в бою опытного противника, а не стать его добычей. Научить Петера воинскому мастерству, в понимании Ульриха, значило научить его б`ольшему, чем он научится у декана.

И вот, вместо того чтобы дать поспать после тяжёлого дня, Ульрих вывел Петера из палатки на тренировочную площадку и принялся обучать владению разными видами оружия. Поняв, что отвязаться от настырного брата не удастся, Петер, пересилив усталость, стал повторять за Ульрихом движения. Получив два неожиданных удара по шлему, Петер, наконец, проснулся и стал отвечать на атаки брата. А потом увлёкся, и тренировка пошла живее. Постепенно движения его стали увереннее, в действиях появилась резкость, и вот уже братья стали кружить друг перед другом, как две хищные птицы, выбирая моменты для нападения. Петер удивился: куда девалась усталость? Он снова был бодр и агрессивен, как утром перед тренировками. Вспомнились внутренние резервы, о которых говорил декан, и он понял, что как раз эти резервы он сейчас использует, чтобы не получать больные удары от брата. «А я и не подозревал, что во мне существуют резервы!» — подумал он, удивившись, и получил удар мечом в плечо. «В бою нельзя отвлекаться», — пришла здравая мысль. Плечо саднило, и из царапины выступила кровь. Но бой не прекращался, ибо длительность задавал Ульрих.

Ульрих был далёк от мысли жалеть брата, «распускать нюни и жевать сопли», как он выразился. Приступая к обучению, он объявил Патеру, что ценит своё время, и раз уж пришёл к нему, должен эффективно его использовать. Для ускоренного обучения навыкам ведения боя Ульрих умышленно ужесточил учёбу, максимально приблизив тренировки к сражению на поле боя. Он мог обучать брата не только по вечерам и выходным дням, когда Петер был свободен от службы, но будучи деканом, посещать занятия контуберния и тренировать брата, работая с ним в спарринге. Декан Петера относился к причудам старшего брата лояльно и не препятствовал тренировкам, потому что схватки с опытным воином повышали качество подготовки молодого легионера, а это совпадало с целью его работы, то есть, повышало живучесть контуберния и легиона в целом. Но, наблюдая за жёсткостью обучения, ему порой становилось жаль новобранца: «учитель» безжалостно наносил боевые удары хотя и деревянным, но всё же тяжёлым учебным мечом, колол его тупым копьём, оставляя на теле «ученика» синяки и кровоподтёки. Вот мощным ударом щита он сбивает Петера с ног, замахивается мечом и, зло выпучив глаза, скалит зубы, будто намеревается убить его на тренировочной площадке:

— Ну же, Петер! Давай, нападай на меня! Что ты дрожишь, как заячий хвост? Боишься меня? Тогда получай, трусливый тушканчик,— и тяжёлый меч, пробив защиту Петера, достигает тела, оставив на нём кровавую царапину.

Не обращая внимания на ранение, брат злорадно кричит:

— Ага! Пропустил? Сам виноват! Защищайся и вовремя уходи от удара! Ах, ты не успел? Тогда, считай, что ты тяжело ранен. Лёгких ударов я не наношу, чтобы ты знал, как ведётся настоящий бой, — объявляет «учитель». — И не вздумай сдаваться: в плен я не беру, а добиваю на месте, чтобы не возиться с пленником! Давай нападай или обороняйся! Не стой истуканом, двигайся, делай что-нибудь! Веди бой, в конце концов, а то противник распустит тебя на котлеты! Что, страшно? Привыкай! А вот тебе, получай ещё трусливый кролик!

Мощным ударом щита Ульрих сбивает брата с ног. Тот падает навзничь, и, мелькнув в воздухе, меч Ульриха упирается ему в грудь.

— Ты убит, Петер! Почему не прикрылся щитом, когда падал? Быстро вставай, и продолжай бой, если не хочешь остаться мёртвым! Считай, сколько раз я тебя сегодня убью. Твоя задача: в следующий раз счёт смертей сократить. Учить же я тебя буду до тех пор, пока ты не «убьёшь» меня столько же раз, сколько раз будешь «убит» мной! Это покажет, что ты усвоил уроки и равен мне по боевой готовности. Тогда надо будет найти более опытного напарника. А теперь концентрируйся и атакуй меня! Не жалей! Бей сильно, как бьют ненавистного врага! Молодец! А вот тебе, получай, чтобы при атаке не забывал о защите. Ага! Опять убит? Вскочил! Ушёл влево! Прикрылся щитом … удар! Молодец, воин! Таким ударом в следующий раз, возможно, ты убьёшь меня, если я не успею отойти. А сейчас получай! … три! Петер, ты убит трижды! Запомни: на поле боя достаточно одной смерти!

Потные и грязные, братья с остервенением бросаются друг на друга, и кажется — это заклятые враги сошлись в схватке, чтобы свести счёты, и только смерть прекратит бой. Но за стремительными выпадами виден хладнокровный расчёт.

Бой окончен. Ульрих «снимает с лица» маску ненависти к «врагу». Он широко улыбается, обнимает грязного от пыли брата и дружески похлопывает по плечу, на ходу разъясняя, что следовало бы ему сделать в тех или иных случаях, как правильно парировать щитом, чтобы не оказаться сбитым с ног, что равнозначно смерти. Тыкая пальцем в синяки, кровоподтёки и ссадины на теле брата, он по каждой «метке» разъясняет тактику боя, чтобы уйти от этих ударов, так как если бы они пользовались боевым оружием, это были бы не царапины и ссадины, а увечья и даже смертельные раны. А их много не надо; достаточно бывает одного ранения.

— Тактику и некоторые элементы боя я тебе показал, — говорит миролюбиво «учитель», оставляя Петера до следующей встречи. — Активнее работай мечом на учебном столбе, не отказывайся от спаррингов с товарищами и не бойся выходить один против двух, а то и трёх легионеров, тогда ты быстро научишься уходить от ударов. Работай в спарринге с деканом. На синяки не обижайся: лучше получать их от ударов деревянным мечом, чем стальным в бою. Научись изображать озлобление и ярость на лице, но сам при этом оставайся хладнокровным и расчётливым. Озлобленное выражение лица может вызвать у противника неуверенность в своих силах, и этого краткого момента может оказаться достаточно, чтобы погибнуть. Ты воспользуешься неуверенностью и убьёшь его!

Высказав замечания, Ульрих ушёл, а Петер вспоминал и анализировал урок, рассматривая синяки и ссадины на теле. Удары брата были тяжёлыми, и «метки» заживали долго, поэтому уроки усваивались прочно. Он понимал, что брат хочет сделать из него неуязвимого бойца, и старательно следовал его советам. Между встречами он выходил на «бой» с двумя противниками и поначалу изрядно получал от партнёров. Зато в спаррингах с братом он всё чаще стал «убивать» его, одерживая всё более убедительные победы, что подтверждалось «метками» на теле брата. Ульрих был доволен успехами Петера. После «боя» он, улыбаясь, дружески хлопал его по плечу, указывал на кровоподтёки и свежие царапины.

— Ты скоро и впрямь убьёшь меня! Надо бы мне серьёзнее готовиться к встречам с тобой. Думаю, мать будет довольна: общими усилиями мы выполним её просьбу. Во всяком случае, в первом бою ты не погибнешь! Ну а дальше … всё во власти Богов. Никто не знает, когда придёт последний час легионера.

Конечно, научить Петера такому искусству, чтобы он стал неуязвим, Ульрих не мог, ведь и он был смертен. Остаться живым или быть убитым зависит от того, с кем в бою сведёт судьба. Однако чем больше проводится учебных боёв и тренировок, чем сложнее они становятся, тем живучее и неуязвимее становится легионер, и это вселяет в него надежду прослужить до конца контракта и вернуться на землю, ради которой несёт опасную службу легионера.

Обучая брата военному искусству, Ульрих хотел, чтобы по окончании службы Петер занялся сельским хозяйством и продолжил фамильную ветвь в генеалогическом древе фамилии Цвейг. Однако, заботясь о продолжении фамилии по линии младшего брата, Ульрих не снимал с себя обязанности продолжать фамильную линию. В одном из походов он взял в плен девушку и оставил при себе прислуживать. Девушка ему нравилась, и он, находясь на службе, решил снять с неё статус рабыни и оформить право на брак — «коннубиум» (connubium), чтобы по окончании службы в легионе закрепить отношения юридически, оформив ей и совместно нажитым детям римское гражданство, а значит и право наследования его имущества. Ульрих надеялся, что, пока будет служить, она родит сына, и он станет основателем одной из трёх ветвей фамилии Цвейг: Клауса, Петера и Ульриха.

Освободить от статуса рабыни было несложно, так как это зависело от него, Ульриха, рабовладельца. Но из-за неопределённости судьбы легионера, освобождение от рабства для него лично было бессмысленно. Он мог не вернуться из похода, и тогда, даже имея римское гражданство, наследовать его имущество женщина не имела права, так как брак с легионером во время службы был запрещён; прежде надо было уйти в отпуск, закончив службу по контракту. Правда, в случае гибели Ульриха женщина могла выйти замуж за римлянина, однако, не имея материальных накоплений, ей сложно было бы найти мужчину.

Если бы Ульриху нужна была женщина только для развлечения, ему ничего не надо было бы выдумывать. Для этого существовало большое количество борделей, часть которых располагалась в палатках сразу за лагерем. Были куртизанки и в торгово-ремесленных поселениях, канабах. В них мужчин обслуживали молодые рабыни, проданные работорговцами хозяину борделя. Среди них встречались и вольноотпущенницы — бывшие рабыни, получившие документ об освобождении, но, не имея другой профессии, работали в борделях на прежнем месте. Были и представительницы социальных низов, опустившиеся и не имеющие возможности выбраться из нищеты и грязи. Чтобы привлечь клиентов, хозяева борделей регулярно обновляли состав проституток, перевозя их из одних борделей в другие или время от времени обмениваясь ими между собой. Это делалось, чтобы не наскучить постоянным посетителям заведений, легионерам, не провоцировать их на поиски других женщин для «отдохновения от тягостей военной службы», а именно, гражданок Рима и перегринок, перехватывавших часть доходов борделей.

Таким образом, для развлечения с женщинами проблем у Ульриха не возникало: проституток разного рода и качества в Риме было достаточно. Были даже женщины, связывавшие себя с одним из легионов, как бы получавшие неофициальную прописку. Их именовали lixa cohortis или lixa legionis. Женщины причислялись к штату служанок или обозных маркитанток. Находясь в походах, легионы всегда «тащили на хвосте» обоз с разнообразным невоенным хозяйством, куда включался и штат проституток. Однако, устраивая военный лагерь, обоз оставлялся за пределами укрепленной территории. Таковы были требования дисциплины, являвшейся основой военных успехов римских легионов.

Проституток и маркитанток в следующем за легионом обозе дополняли торговцы продуктами питания и скупщики рабов, покупавшие у легионеров захваченных в плен людей и затем перепродававшие их римлянам. В обозе находились и жены легионеров. Это могли быть свободные женщины, отношения с которыми у легионеров были регулярнее, чем с куртизанками, и строились они по образу гражданского брака. Но брачные отношения военных, в отличие от отношений гражданских лиц, не имели правовых оснований. Живя вместе, мужчина и женщина не являлись супругами с точки зрения римских законов, и в случае измены мужа или его гибели в походе, женщина не могла рассчитывать на правовую защиту ни себя, ни рожденных ею от мужчины детей. Родившись вне законного брака, они, по законам Римской Империи, не имели прав наследования, как и матери не имели права на имущество незаконного мужа. Законы же в Риме чтились превыше всего: «Пусть рушиться Рим, но законы должны оставаться незыблемы», — говорили законотворцы.

В более благоприятном положении находились дети, оба родителя которых являлись римскими гражданами. В этом случае ребенок, хотя и считался незаконнорожденным, но мог пользоваться правами римского гражданина, например, мог получить наследство по завещанию. В случае же отсутствия официального завещания, наследник сталкивался с трудностями. У него было мало шансов доказать свой статус, потому что военнослужащие в Римской Империи не имели возможности засвидетельствовать рождение ребенка путем занесения его имени в album — государственный гражданский список. Разрешить эту проблему, хотя и сложно, можно было путем заявления об отцовстве в присутствии свидетелей. Однако такая ситуация была редкой: большинство солдат связывало свою судьбу с женщинами, не имевшими римского гражданства, как это было и у Ульриха. Права детей, рожденных ею, определялись правилом: «если имеется право на брак, то дети следуют за отцом, а если же права на брак нет, они находятся в том же положении, что и мать». И как следствие, дети легионеров, даже когда их отцы имели римское гражданство, становились лицами с неполным гражданским статусом — перегринами. Положение детей, рожденных в незарегистрированном браке, осложнялось тем, что они не могли быть наследниками, так как «с перегринами нет права на составление завещания». Так говорил закон, и в такой ситуации находился легионер Ульрих Цвейг. В любом случае вопрос о наследии легионера решался после окончания службы.

В выборе супруги Ульрих ничего не придумывал, а поступил, как поступил когда-то его отец Рудольф Цвейг с матерью: взял в жёны понравившуюся пленницу. При этом согласия на совместное проживание, как и отец, он у женщины не спрашивал. Вначале она прислуживала, затем сожительствовала, получив право свободной римлянки. Разница состояла в том, что освобождение от рабства Ульрих смог оформить будущей супруге, находясь ещё на службе, потому что обладал римским гражданством, будучи сыном Рудольфа Цвейг, гражданина Рима.

Обзаведясь женщиной, Ульрих решил дослужиться до звания центуриона Римского легиона, чтобы уйти в отпуск богатым крестьянином, владельцем земли, каким владел его отец, ветеран Римского легиона. Ульрих хотел доказать отцу, что он тоже мужчина, человек самостоятельный и богатый, и никогда не обратится к родителю за помощью. С другой стороны, полученная за службу Императору земля должна была стать базой для обеспечения жизни его будущей семьи. Земля должна быть достаточно большой, чтобы не обмельчать до размеров четырёх-пяти югеров при передаче наследства от его детей следующим потомкам. Тогда сохранится память о нём и ветви фамильного древа Цвейг; Ульрих хотел оставить память о себе на столетия.

В службе ему повезло не меньше, чем отцу. Это Рудольф Цвейг получил звание «декан» случайно, прежде отслужив согласно «Дилектусу» шесть лет рядовым легионером. Рудольф собирался завершить службу в Римских легионах, а ему неожиданно предложили продолжить службу деканом. Дальше-то он уже сам решил дослужиться до центуриона, войдя во вкус офицерской службы. Ульрих изначально решил построить военную карьеру и потому шёл по её ступеням.

В результате ему понадобилось меньше времени, чтобы дослужиться до звания центурион легиона, и в этом звании отслужить больший срок. По завершении службы он тоже вернулся на землю, получив обещанные Императором деньги и землю, и привёз с собой супругу. В отличие от отца он взял её из бедной семьи, жившей в одном из селений в предгорьях Альп, взял для работы прислугой. Вследствие отсутствия у девушки приданого, из-за чего она не могла выйти замуж, родители, по сути, избавились от семейной обузы, сбыв Ульриху ненужный довесок, так как легионер увёл её как пленницу. Девушка, однако, решила взять бразды правления судьбой в свои руки. Она освоилась с ролью сожительницы, родила дочь и сына, и вчетвером они дожидались окончания службы главы «семьи». По окончании службы Ульрих оформил сожительнице «конубий» — разрешение на вступление в брак, и официально оформил отношения с ней как с супругой, после чего дочь с сыном получили законного отца, римское гражданство и право наследования имущества отставного легионера.

Служба Ульриха в Римском легионе мало чем отличалась от службы Рудольфа Цвейг, так как времени между службой отца и службой сына прошло мало, и мало что изменилось в Римской Империи в содержании и использовании легионов. Благодаря отличной выучке, а может, благоволению Богов, раны, полученные им в многочисленных сражениях, затянулись, превратившись в шрамы, украшавшие тело как знаки бесстрашия и доблести воина. Риск дослужиться до звания центуриона Римского легиона, слава Богам, оправдался, и Ульрих вернулся к мирному труду, имея семью, наследника, землю и деньги. Крестьянскую жизнь он начал в относительно молодом возрасте, имея стартовые накопления, что позволило ему укрепиться на земле и передать неразделённое хозяйство по наследству единственному сыну.

Спустя два года после службы Ульриха, вернулся и брат Петер. Жёсткий курс военного мастерства, преподанный в начале службы Ульрихом, пошёл ему на пользу: Петеру удалось быстро дослужиться до звания младшего офицера — декана. Однако после назначения на офицерскую должность он был тяжело ранен в сражении с германскими племенами легионером подчинённого ему контуберния. Тот неожиданно встретил на поле боя родного брата и предательски набросился на командира со спины. Не имей Петер опыта ведения боя одновременно с двумя и тремя противниками, чему тренироваться рекомендовал Ульрих, он не вернулся бы домой.

Услышав странное приветствие воина вражеского войска, Петер оглянулся на защищавшего его со стороны спины легионера. Тот уже занёс меч для удара в спину, но Петер ловко увернулся и нанёс ответный удар предателю в грудь. Легионер упал, получив смертельную рану. Но время, потраченное на отражение нападения со спины, использовал брат предателя. Он дотянулся до незащищённого плеча Петера и нанёс скользящий удар мечом. В последний момент Петер успел уклониться, снизив глубину раны, и, бросившись на противника, нанёс ему ответный удар. Воин замертво рухнул на землю, а Петер выронил щит; невыносимая боль в плече сковала тело. Предателя и его брата разъяренные легионеры изрубили и куски разбросали по полю. Щит с поля боя Петер нёс в правой руке. Алая кровь стекала по левому плечу, окропляя изумрудную траву.

Рана оказалась неглубокой. Но меч перерезал несколько сухожилий, и после излечения Петер не мог держать щит на весу. Пришлось оставить службу и уйти в бессрочный отпуск. Ульрих одолжил брату денег для покупки земли в дополнение к деньгам, данным ему Императором, так как награда за службу у Петера была значительно ниже награды, Ульриха: звание у Петера было ниже, чем у старшего брата, и в отпуск он ушёл, не отслужив оговоренный в «Дилектусе» срок, хотя не дослужил по уважительной причине (causa missio), что после его смерти было отражено на стеле, поставленной братом:

«Petrus Zwigus, C. M.»

Сделав ставку на продолжение фамилии по линии старшего сына Клауса, Рудольф Цвейг ошибся, понадеявшись на Богов, благоволивших ему, позволив отслужить в Римском легионе и вернуться к труду на земле. Служба в легионе была опасной; смерть следовала по пятам. Любой из трёх десятков военных походов, в которых Рудольф принимал участие, мог оказаться последним. Но он прошёл службу от легионера до центуриона легиона и остался жив! Не покровительство ли это Богов, благоволивших ему?

Назначение Клауса наследником хозяйства не являлось причудой Рудольфа: все крестьяне наследовали свои хозяйства старшим сыновьям. Таков был закон, и было бы неразумно не соблюдать его. Зачем настраивать людей против себя? Однако отец мог отделить младшим по пять югеров - это была бы малая часть обширного хозяйства!

Но он этого не сделал, и Боги, охранявшие его от несчастий в походах, от него отвернулись, когда над Европой пронеслась чума, унесшая жизни сотен тысяч людей, среди которых оказался и единственный внук и наследник фамилии Цвейг. Похоронив внука, Рудольф вспомнил о младшем сыне Петере, не посылать которого на службу уговаривал его Ульрих:

— На Клауса надежды нет! Оставь Петера дома! Выдели ему пять югеров земли! Пусть женится и крестьянствует!

Поговорить с младшим сыном было бы самое время. Да не тут-то было: «Дилектус» Петером был подписан, так что будь добр — выполняй договор! И опечалился славный ветеран Римского легиона Рудис Цвигус, ибо на жену Клауса он уже не надеялся; в перерывах между родами женщина, как и прочие крестьянские жёны, тяжело работала, занимаясь домашним хозяйством, и здоровье её было подорвано. Рудольф, конечно, мог бы поговорить с Ульрихом. Средний сын был деканом и мог завершить службу, потому что срок, обозначенный в «Дилектусе», истекал. Но заводить разговор хотя бы о части отдаваемой земли (б`ольшую часть следовало передать Клаусу), от которой могла бы жить семья Ульриха, он не хотел: гордость не позволяла, да и воспоминания о расставании с ним были горьки. Сделать шаг первым к примирению с сыном он считал ниже своего достоинства. А пока Ульрих находился на службе, никто не гарантировал возвращения его домой живым и здоровым. Хуже того: как стало известно, Ульрих решил не уходить в бессрочный отпуск по окончании «Дилектуса», а по примеру отца продолжить службу в легионе! Вернётся ли он домой, дослужившись до звания «центурион легиона», или сложит голову в одном из предстоящих походов — одному Богу известно. Тут гадай, не гадай — ничего не выгадаешь …

Из рассказов отца Хайнрих знал, что Клаус не стал продолжателем фамилии Цвейг, так как сыновей после себя не оставил. Земля, полученная им от отца, разошлась по другим фамилиям, отданная в виде приданого дочерям. Петер Цвейг тоже не оставил после себя сына. Едва успев вернуть долги Ульриху, он умер от тяжёлой работы на полях. Ранение, полученное в сражении, не допускало перегрузки левой руки, чем Петер, видимо, пренебрегал во время полевых работ, хотя работы проводились безземельными крестьянами. Плечо распухло, опухоль разошлась вверх и вниз, и он умер. Супруга после смерти мужа долго не выходила замуж, потому что это считалось дурным тоном: после смерти мужа супруге следовало долго оставаться одной, демонстрируя верность мужу. Так было принято, и она боялась попасть на язычок бойким бабёнкам и немощным старикам и старухам, хранителям нравов, в случае скорого появления в доме мужчины. Но справляться с хозяйством становилось всё тяжелее, и она вышла замуж, передав новому мужу в виде приданого землю и хозяйство, добытые п`отом и кровью первого мужа. Так как от Петера родить детей она не смогла, то и династической ветви фамилии Цвейг у них не образовалось. Исходя из сказанного, Хайнрих Цвейг сделал вывод, что он является потомком центуриона Рудольфа Цвейг и его среднего сына центуриона Ульриха Цвейг, не столь славного как Рудольф, но зато сумевшего продлить фамилию, вопреки неразумным действиям отца, связывавшего продление рода со старшим сыном. Имена предков, продолживших линию Цвейг после Ульриха, были со временем забыты, поэтому Хайнрих не знал ни их судеб, ни заслуг, ни каковы были их хозяйства. Факт забвения целого ряда имён прародителей является наглядным примером в пользу установки стел с эпитафиями. Первые четыре предка, стоявшие у истоков фамилии Цвейг, остались в памяти потомков, причём три из них благодаря эпитафиям, написанным на стелах. Выходит, не зря центурион Рудольф Цвейг настаивал на изготовлении стелы! Троих предков можно найти на старом немецком кладбище среди надгробий прочих людей, похороненных на этом погосте, и убедиться в их историческом существовании.

За несколько столетий, прошедших с тех пор, предков Цвейг народилось, конечно, много, однако немногим из них удалось пробиться сквозь толщу веков. Виной этому были события, происходившие на территории Европы, многим ответвлениям фамилии не позволившие продлиться до двадцатого века. Отцу Хайнриха пришлось даже покинуть родину и уехать в Россию. Причиной этого был так и не решившийся за многие столетия земельный вопрос. Расширяя границы, легионы прибавляли к Римской Империи новые территории, однако большая часть крестьян не имела земли. Часть их оставалась на земле, довольствуясь батрачеством чаще всего на хозяйствах своих родственников. Другие уходили в города, чтобы устроиться подмастерьями, что по доходности мало отличалось от работы батрака в селе. Третьи, по примеру Рудиса и Юлиуса (эти имена помнили все потомки фамилии Цвейг) отправлялись на военную службу, чтобы заработать средства для приобретения земли, политой своей и чужой кровью. Немногим из них удавалось вернуться со службы.

Управление Римскими легионами изменялось. Главной причиной изменений являлась большая удалённость захваченных земель от метрополии. Вследствие удалённости периферийных земель увеличивалось число управленческих функций, передаваемых центром периферийным органам управления. Это ослабляло подчинённость провинций Риму и провоцировало образование на окраинах Империи частично самостоятельных «княжеств»: герцогств, курфюрств и проч. Содержание легионов со временем было полностью передано провинциальным властям. Набор рекрутов проводился из жителей провинций, не являвшихся гражданами Рима. В связи с ростом численности армий для службы в легионах не хватало рекрутов. В некоторых провинциях стали набирать рекрутов в принудительном порядке, то есть людей хватали и отводили в гарнизон.

Находясь на содержании провинций, командование легионов со временем стало безответственно относиться к приказам Рима, нередко игнорируя их. Находясь вдали от Рима, легионы постепенно становились военной структурой не Империи, а местных начальников, обеспечивавших их содержание и выдававших легионерам часть добычи в походах, превращаясь в силовую структуру правителей провинций. Походы легионов перестали согласовываться с Римом, и часто проводились в интересах провинциальных властей. Обычными становились выяснение отношений между местной властью с помощью расквартированных там легионов. Предоставленные самим себе, командующие стали менять вооружение армий и тактику боя, перенимая лучшее из опыта других армий.

В рутине многочисленных конфликтов на европейских полях стали отличаться швейцарские ополченцы. Сама Швейцария была в то время нищей страной, населённой бедными горцами. Луга не могли прокормить растущее население, и швейцарцы стали сбиваться в боевые ватаги и предлагать свои услуги правителям, кто согласен заплатить за службу. Ощетинившиеся алебардами и пиками швейцарские ополченцы на столетия стали лучшими военными формированиями. Плотные коробки швейцарских пехотинцев, спаянные железной дисциплиной, действовали в бою как одна рука. Как правило, в отряд набирались земляки, и обычный пакинёр, боец с пикой в руках, сражался бок о бок со своим братом, сыном, отцом. Семейственность сплачивала ополченцев, отчего боевой дух в войсках был высок.

На швейцарские ополчения обратил внимание Император Максимилиан, правитель Священной Римской Империи — образования, в которое входили Германия, Австрия, а также части Италии, Нидерландов и Чехии. Священная Римская Империя была весьма разнородной по населению и делилась на несколько сот отдельных образований с разной степенью самостоятельности. Часто велись междоусобные войны. Это делало труд Императора по удержанию Империи поистине каторжным. Но вместе с властью над огромной территорией он нёс и ответственность за состояние государства, поэтому для управления Священной Римской Империей Максимилиан вместо армии легионов решил создать армию по образцу швейцарских ополченцев.

На начальном этапе такие полки, названные «ландскнехтами», то есть слугами страны, приняли участие швейцарские инструкторы. Однако германские наёмники, а именно они составили основную массу ландскнехтов, переняв опыт швейцарцев, пошли дальше и за несколько столетий покрыли себя неувядаемой славой форменных разбойников. Но в начале образования армий, когда ландскнехты только выходили на пик европейской известности, они воспринимались как оплот свободы и равенства, как общество, лишённое иерархии средневековья, и при этом являвшееся эффективной боевой единицей. Глубоко продуманная структура полков ландскнехтов, большое число чиновников, разделявших меж собой различные полномочия, централизованная система командования и справедливая система выплаты жалований очень скоро позволили новым военным образованиям конкурировать с их наставниками — швейцарскими ополченцами. Конкуренция привела к такой степени вражды между «учащимися и учителями», что при встрече в бою побеждённая сторона подлежала поголовному истреблению: их вешали и резали как баранов.

Слаженные действия пехотинцев были более эффективны в бою, чем действия римских легионов, и вскоре во многих провинциях Римской империи появились формирования ландскнехтов. Немаловажная деталь: услуги ландскнехтов обходились нанимателям дешевле, чем услуги Римских легионов, находившихся на службе годами и поэтому требовавших больших затрат на содержание, вне зависимости от того, использовались они в это время или отдыхали. Ландскнехты же в отличие от легионеров собирались под знамя полка и ставились на довольствие нанимателя только на время потребности. Как только поставленная цель достигалась, полки распускались. Контракты с ландскнехтами обычно заключались на срок от трёх до шести месяцев. После выполненной задачи или окончания контракта воины получали расчёт и расходились по домам. Впрочем, если наниматель задерживал оплату, ландскнехты могли разойтись по домам, не дожидаясь окончания срока контракта, поэтому время задержки оплаты оговаривалось отдельно.

После роспуска ландскнехтов наёмник оставлял при себе небольшую группу, способную при необходимости в кратчайшие сроки набрать новых рекрутов или увеличить число задействованных ландскнехтов до достаточного количества. В этой группе обязательно находился харизматичный агитатор, обладавший способностью увлекать людей перспективами службы, то есть убедительно обещавший золотые горы за, якобы, лёгкую службу. Набор обычно проходил на площадях городов и больших селений под громкий барабанный бой и с развёрнутым знаменем полка.

За короткое время новобранцев обучали военному искусству. При этом основное внимание уделялось владению пикой и слаженности с другими пикинёрами. Практика ведения сражений показывала: если пикинёры теряли строй, битва проигрывалась. От владения пиками зависело очень многое, поэтому пикинёры составляли б`ольшую часть бойцов полка.

Во главе полка стоял полковник, «оберст». Оберст не только командовал войсками, но и рекрутировал солдат, распределял деньги и руководил тылами. Словом, он был одновременно и генералом, и мэром города, как приложения к армии. Несмотря на скромное военное звание, оберст собирал и возглавлял отряды до пяти и более тысяч человек, а это уже полноценная армия.

Служба ландскнехта хорошо оплачивалась: жалование в два – три раза превышало заработную плату квалифицированного рабочего, а опытные бойцы получали вдвое против жалования новичка. Дополнительная плата шла ландскнехту и от военной добычи, занимавшей важное место в системе оплаты.

Наниматься в армию ландскнехтов шли в основном бедные крестьяне. Не имея земли, они пытались, пройдя относительно краткую службу, заработать деньги и приобрести её. В сущности, они достигали того же, что и в Римских легионах, только в легионах контракт заключался на срок от шести лет и выше, а контракт ландскнехта длился от трёх до шести месяцев. Массовые призывы в армию проходили в основном в южных германских землях, в частности, в Баварии, где происходило большинство вооружённых конфликтов. Наскоро обученные пехотинцы, вооружённые алебардами, пиками и аркебузами, державшиеся в сражениях плотными рядами, более столетия были непременными участниками Европейских войн. Создаваемые изначально для поддержания имперских устремлений Святой Римской Империи, они позже стали наниматься к тем, кто больше платил за службу. Не одно поколение европейцев сложило головы, вступая в полки ландскнехтов с целью быстро добыть деньги. Как Рудольф и Ульрих Цвейг защищали интересы Рима, так и их бедные потомки вступали в полки ландскнехтов, проливали кровь соплеменников и сами становились жертвами войн за интересы нанимателей.

Организация полков была сложной. Полк представлял собой не просто боевой отряд, а настоящий передвижной военный городок. Непосредственно солдаты составляли в нём около половины состава, вторая половина занималась вопросами военного хозяйства. По дорогам войны пехотинцы вели с собой семьи вместе с жёнами и детьми. Вместе с солдатами передвигались ремесленники, рабочие, прачки, портные, проститутки и слуги. Людей влекли в армию большие деньги. Ландскнехт, не налегавший на вино, не увлекавшийся женщинами и азартными играми, отслужив в полку короткое время, мог сколотить неплохое состояние! В случае удачи, то есть, если он оставался жив, на деньги, заработанные в походе, он мог приобрести клочок земли и заняться сельским хозяйством! Стимул, очевидно, привлекательный!

Мало кто вступал в полки по зову сердца, хотя встречались любители приключений и острых ощущений. Наёмник мог погибнуть, не дожив до окончания контракта, и об этом знали все. Но каждый новобранец, вступая в армию, считал себя счастливцем, которого минуют вражеские пули и пики, и не уложат в землю коварные болезни. А в связи со скоплением людей, прибывавших из разных земель, большой урон армиям наносили именно болезни и эпидемии, распространявшиеся быстро и на большие расстояния. Эпидемии уносили больше жизней, чем погибало в боях. Число погибавших увеличивалось и в связи с диким правилом ведения войны (для швейцарских ополченцев оно было возведено в ранг закона): сражение завершалось поголовным убийством проигравшей стороны, кроме высших офицеров, которые были нужны для создания новых полков. Несмотря на опасность службы, выбывшие бойцы быстро замещались новыми добровольцами, искателями эфемерного счастья.

Почему же люди вступали в армии ландскнехтов, если знали об опасности? Европа была переполнена лишними людьми, не находившими приложения своим силам. Практически вся земля принадлежала крупным землевладельцам. Среди них выделялись монастыри и церкви, закрепившие за собой право неприкосновенности земель, которые, исходя из этого права, могли только прирастать. Не каждый крестьянин мог кормиться от земли, полученной от родителей. Большинство брало землю в аренду. Но, отдавая землю в аренду, хозяин выставлял целый ряд жёстких условий. Например, в случае, ограбления арендатора мародёрами или, если поля с посевами вытопчут солдатские сапоги или выбьет град, подписанные условия аренды крестьянин обязан был выполнить, то есть, платить за аренду, будто ничего не произошло. Если же крестьянин не брал землю в аренду, приходилось наниматься работником. За работу хозяин платил крохи, лишь бы работник не умер с голоду. Он знал, что работник не убежит, ведь желавших работать было много, и у хозяина был большой выбор.

В такой ситуации служба в армиях ландскнехтов открывала возможность отверженным обществом людям реализоваться. Тот, кого в иной ситуации назвали бы неудачником, после вступления в армию задирал нос, считая себя ничем не хуже благородного господина, и часто имел на то основание. Его не давила средневековая пирамида феодальной лестницы: ландскнехт-дворянин имел перед ландскнехтом-бедняком минимальные привилегии, ведь главным качеством в битвах были военные способности. Конечно, дворянин изначально получал более высокую плату, потому что имел лучшую индивидуальную подготовку и лучшее снаряжение. И всё же настойчивый и везучий крестьянин, пообтесавшись в полку, мог занять любую должность, включая и полковника. Молодым германцам, а в армии нанимались по большей части выходцы из южных германских племён, карьера ландскнехта могла стать настоящим социальным лифтом! Над ним не стоял землевладелец, на которого надо было работать световой день, получая крохи! Его не мог судить гражданский суд, не распространявшийся на ландскнехтов, ибо ландскнехт подчинялся суду равных по службе или полковнику, которому был обязан подчиняться согласно договору. Однако полковник не был для него господином в обычном понимании: он был первым среди равных, и его требования не превышали оговоренного по контракту.

Размышляя о ландскнехтах, Хайнрих удивлялся организации этих войск. Как им удавалось за короткий срок организовать столь сложное хозяйство?

В Римских легионах на начальное обучение уходило четыре месяца, а у ландскнехтов служба вместе с окончательным расчётом могла закончиться через три месяца! В полках все службы были расписаны до мелочей! Вербовщики рассылались централизовано. Каждому из них выдавался патент с указанием имени полковника, размера отряда, структуры, суммы выдаваемого жалованья, условия и период службы. Оговаривались надбавки к ставке, а также штрафы — за что и их величина. Задержки с оплатой также строго оговаривались. Дворянину автоматически назначалось двойное жалование, но упор делался не на происхождение, а на наличие рыцарского воспитания и навыков ведения войны. Исходя из этого, простолюдин мог получить более высоко оплачиваемое содержание, чем дворянин, если он представит доказательство военного мастерства или принадлежности к стрелковой гильдии, или фехтовальному братству, или явится на смотр в доспехах и с оружием.

Была продумана внутренняя организация войска (полка), наполненная большим количеством должностей служащих, решавших задачи организации и чёткого функционирования полков как боевых единиц. Обязанности и права капеллана, писаря, доктора, квартирмейстера, полкового казначея, разведчика, переводчика, знаменосца, барабанщика, повара, трубача и прочих были исчерпывающе определены. Иерархическая лестница была непрерывна от императора Рима до капитана и его заместителя — лейтенанта. Профос отвечал за дисциплину, шультхайс — за исполнение законов, оберстер фельдвайбел за поддержание боевых порядков. Хуренвайбель отвечал за обоз и своевременную доставку в полк проституток. За склады отвечал штокмайстер, за заключенных — штекенкнехте. Был и шарфрихтер — палач. В легионах этого не было!

Другим отличием армии ландскнехтов была собственная система права. Гражданские законы силы над ландскнехтом не имели. Они не нужны были ему, ведь жизнь ландскнехта регулировалась военными кодексами. В армии ландскнехтов был свой список того, что считалось проступком. Здесь были свои суды и свои наказания, поэтому имелось место полкового юриста; к полку прописывался шультхайс, хорошо ориентировавшийся в нормативных актах, часто противоречивших друг другу. В обязанности шультхайса входило толкование статей и их применение.

Противоречивое мнение сложилось у Хайнриха и об одежде ландскнехтов. Отец рассказал ему, как одевались ландскнехты, и сына поразила безвкусица одежды, а также её неудобство в бою. Один из родственников фамилии Цвейг вступил в полк ландскнехтов в надежде добыть деньги на участок земли, так как работу на земле брата считал унижающей мужское достоинство. К тому же пример легендарных предков — Рудольфа Цвейг и Ульриха Цвейг, дослужившихся до звания центурионов Римских легионов и получивших за службу хорошие вознаграждения, не давал ему покоя. Спустя четыре месяца, он вернулся с деньгами и купил небольшой участок земли. На радостях Цвейг женился и стал заниматься сельским хозяйством. Но зависть к хозяйству брата, получившего землю по наследству, толкнула его ещё раз испытать судьбу — пойти на службу. Оставив жену с батраком на хозяйстве, он ушёл в поход и домой не вернулся. Боги, как показал пример, не благоволят испытывающим Их терпение! Одежду погибшего Цвейга привёз ландскнехт из «вражеского» полка. Узнав в убитом земляка, он снял с него одежду и привёз жене в память о погибшем муже. Этот земляк вернулся в село с деньгами за победу над полком, в котором служил несчастный Цвейг! Случалось, что близкие родственники встречались в смертельной схватке на поле боя, потому что, вступая в армию ландскнехтов, мало кто интересовался, за что он будет воевать. Каждый выбирал полк, в котором больше платят за службу.

Одежду у вдовы купил брат погибшего ландскнехта, и с тех пор она передавалась по наследству вместе с копьём и алебардой. Видел её и отец Хайнриха, поэтому сын представлял её по его описанию.

Одежда ландскнехтов, казавшаяся безвкусно расцвеченной, как костюм циркового клоуна, имела символическое значение. Смысл её состоял в том, чтобы попирать гражданские законы, запрещавшие простолюдинам носить яркие дорогие одежды. Рукава и штанины театрально раздувались и различались не только цветом, но и контурами буфов. На головах ландскнехтов обычно красовались широкополые шляпы больших размеров в страусиных перьях. Шёлк, серебро, цветные ленты и роскошные банты практического значения не имели, зато демонстрировали свободу от принятых в обществе законов и представляли собой вызов существующей иерархии! Как ни порадоваться жизни, почувствовав себя на короткое время свободным от всего, что давило тебя в повседневной жизни, оказаться над мнением мира, только что ставившего тебя в положение презренного червя?! После унижающего отношения общества, когда для окружающих они были никто, и все ими помыкали, осознание того, что они живут по своим законам, давало ландскнехтам чувство эфемерной свободы. Неважно, какого ты сословия, ибо ландскнехт не обращал внимания на запреты и ограничения, обязательные для гражданского населения: он пользовался специальными привилегиями!

Основным оружием ландскнехта была пика. Дополнением к ней был меч катцбальгер (кошкодер), который был удобен в тесных свалках, так как работать длинными ножами лицом к лицу с противником не практично. Основное оружие — пика ландскнехта, не ограничивалась просто пикой. На древке её могли быть прикреплены алебарда или молот, которыми наносились удары по врагу. Двуручный меч, фламберги и цвайхендеры, владеть которыми мог далеко не каждый воин, использовались специально для разрушения строя пик противника и образования между ними брешей, через которые во вражеский строй пикинёров врывались ландскнехты с катцбальгерами. Латные доспехи носили только воины, стоявшие в первых шеренгах и принимавшие на себя первый удар. Остальные облачались в панцирь или носили только латный нагрудник. Каждый ландскнехт имел своё оружие и определённое место в строю. Убитого в сражении заменяли бойцом, снабжённым оружием, какое было у погибшего, так что конфигурация полка оставалась неизменной.

Ландскнехтом мог стать любой. Сам Император не стеснялся ходить на парадах в строю ландскнехтов с пикой на плече, уравнивая не себя с ландскнехтами, а ландскнехтов с собой. С годами выработалась особая этика ландскнехтов; это были наёмники, сражавшиеся за деньги, но имевшие при этом ряд важных оговорок.

Ландскнехты принимали участие во многих войнах, но сущность свою особенно ярко проявили в итальянских войнах. Как таковой единой Италии в то время не было, зато полуостров буквально утопал в богатствах! Италия обладала богатыми торговыми городами с превосходно вооружёнными солдатами, но из-за раздробленности страны города представляли собой мелкие самостоятельные государства и поэтому были уязвимы. Такое положение было настоящим раем для наёмников, ведь военная добыча привлекала ландскнехтов не меньше, чем жалование. Ландскнехты были отличными воинами, пока им платили, но если жалование задерживалось, они просто расходились по домам. Боевой дух бойцов зависел от регулярности платежей и их величины.

Армии ландскнехтов несли большие потери, но число бойцов не убывало; погибшие быстро замещались добровольцами, и поток их не иссякал. Причиной было большое количество лишних людей: земель для всех крестьян не хватало. Не имея земли, крестьяне батрачили на хозяев, но еды хватало лишь для поддержания жизни. В то же время из городов в сёла и деревни потянулись ремесленники и подмастерья, пополняя армию безземельных крестьян. Бегство людей из городов объяснялось безработицей, возникшей из-за увеличения таможенных налогов на границах множества мелких княжеств, что препятствовало провозу товаров для продажи. Выходом для лишних людей являлась служба в армии ландскнехтов. К концу Тридцатилетней войны в Европе образовалось более тысячи армий и полубандитских формирований.

Многие из потомков Рудольфа Цвейг в поисках удачи нашли смерть, вступив в ряды ландскнехтов. Попытки разрубить узел бедности, заработав деньги для покупки земли путём убийства бедных крестьян, служивших в армиях «противника», привели многих потомков Цвейг к печальному концу. Были случаи, когда родственники сходились в смертельной схватке, находясь во враждующих армиях, и одни убивали других.

Самые крупные сражения ландскнехтов во время Тридцатилетней войны велись на территориях германских племён. Как сама война, так эпидемии и голод, вызванные ею, опустошили эти земли. В южных германских землях войну пережила только треть проживавшего там населения. Многим регионам потребовалось больше века, чтобы оправиться от упадка и социальных последствий войны. Тридцатилетняя война, начавшаяся как противостояние протестантской и католической вероисповеданий, выродилась в конце в войну за территории и торговые пути, что не было целью кровавой резни, развязанной между двумя конфессиями.

К концу Тридцатилетней войны принцип финансирования ландскнехтов в корне изменился: стороны конфликта для содержания своих армий стали применять систему наложения контрибуций на население. По сути это представляло собой военный налог, но взимаемый не государством, а армиями. Армии перешли на самофинансирование, и целью боевых операций часто становились не военные победы над противником, а захват продуктов питания.

Перемещения солдатских масс по территории Европы и бегство населения из мест военных действий приводили к вспышкам эпидемий, распространявшихся далеко от очагов заболевания. За время тридцатилетней войны в Германии от чумы умерло больше людей, чем погибло во всех сражениях. Потери составили около восьми миллионов человек. Из них семь с половиной миллионов пришлось на долю германцев и чехов, между которыми началась беспощадная война католиков с протестантами.

Вспомнив об ужасах Тридцатилетней войны, Хайнрих не мог не обратить внимания на тупоумие современных людей, хранивших в душе рождённое кем-то зло: Тридцатилетняя война закончилась более трёхсот лет назад, а вражда протестантов с католиками продолжается до сих пор. И что, казалось бы, делить людям, сосланным на Север? На всех один ярлык «кулаки», все одинаково мёрзнут от холода и пухнут от голода, а сойдутся — и начинается извечный спор, чья вера правильная, а кто продал душу дьяволу. Глядя на них, складывается впечатление, что Тридцатилетняя война не закончилась, а переместилась с территории Европы в Россию. Спорят с пеной у рта, дерут глотки, будто это единственный раскол в христианстве! Был же куда больший раскол — отделение Византийской церкви от Римско-католической! Так те друг на друга с ножами не кидались! Более того, когда по какой-либо причине нет духовного лица своей конфессии, за помощью обращаются к представителям другой веры. Кому-то ж надо донести Слово Божье до людей! Отпеть усопшего, например. Уже несколько раз православные заключённые обращались к нему, чтобы отпел погибших в лагере.

А что делать? Не доставили ещё в эту холодную дыру православного попа. За неимением своего духовника просят прочесть молитву его, католика. К протестантам обращаться не хотят. «Впрочем, закончится мой срок, покину я это дьявольское заведение, и если к тому времени не появится служитель из православных, придётся православным заключённым обращаться за помощью к протестантским духовникам».

Он сложил руки на груди и, расслабив тело, принялся читать: «Vater unser im Himmel…» По окончании прочтения дорогих сердцу слов молитвы перекрестился, почувствовав в теле необыкновенную лёгкость, будто снизошла на него с небес Божья благодать. Не открывая глаз, кротко улыбнулся и с лёгким сердцем погрузился в размышления о путях Господних, неисповедимых грешным людям.

Много человеческих жизней потеряли германцы в течение Тридцатилетней войны, но конец войны не привёл к улучшению жизни. Освобождающиеся в процессе войны земли скупались крупными землевладельцами, бедные же крестьяне как были батраками, так ими и оставались, независимо от того, были они протестантами или католиками. Батраки плодили батраков. Плодились батраки и в относительно обеспеченных семьях, где сынов рождалось более одного, так как хозяйство и земли наследовались старшим сыном, а прочие дети покидали отцовский дом ни с чем. Лишние люди в Европе множились. Частые войны снижали плотность населения, уменьшая число лишних людей, но кардинально проблема земли не решалась. Приобретение её не сходило с повестки дня, и в поисках земли крестьяне покидали родину, чтобы найти землю на чужбине.