Женщина трудной судьбы (29.02.2020)

 

И. Крекер

 

Много лет прошло с тех пор, как состоялась моя первая встреча с этой женщиной.

С течением времени мелкие события забываются, в памяти остаются лишь те, которые поражают, удивляют, вызывают чувство восторга или оставляют боль, угрызения совести, или что-то необъяснимое, требующее разгадки. Тогда разум пытается пробудить живые чувства, дать урок взросления душе, помочь ей через сопереживание выйти ещё на одну ступень душевного роста и понимания происходящего в пространстве.

Такие чувства и размышления пробудили во мне воспоминания об этой единственной в своём роде женщине необычной судьбы. Внешне моя героиня выглядела лет на шестьдесят пять. Впрочем, ей и не было больше в год нашего знакомства. Крупная, крепкая телосложением, интеллигентно-галантная в общении и поведении, она привлекала внимание окружающих, даже играла на публику, разыгрывая театральные сцены. Умением вести разговор, отвечать словами благодарности на малейшие знаки внимания, она выделялась из группы пациентов, жильцов нашего дома при психиатрии.

По сути своей она почти не отличалась от окружающих меня в повседневной жизни людей, самостоятельно справлялась с самообслуживанием, двумя-тремя словами умела поддержать беседу, часами наводить макияж, помогала больным в случае необходимости.

Недолго мне пришлось разгадывать загадку: Почему такая женщина в течение многих лет проживает в помещении закрытого типа? Почему окна её комнаты наглухо закрыты?

Моё мнение о женщине изменилось в одночасье, когда я однажды, во время вечерней смены, поняла, что может делать человек, вышедший из-под собственного контроля. Картина жуткого разгрома предстала перед глазами, когда я, испуганная непонятно откуда доносившимся грохотом и шумом, открыла дверь её комнаты. Посреди помещения возвышалась груда неописуемого: разбитого, разорванного, растерзанного. Всё, что можно было уничтожить – было уничтожено, что можно было разбить – разбито: начиная от ваз для цветов, заканчивая куклами и мягкими игрушками, которые не имели ни рук, ни ног, ни головы. Вещи из комода, платьевого и обувного шкафов также нашли своё место в этой свалке, которой не позавидовал бы даже самый последний нищий.

Эта грузная женщина, необыкновенно красивая в своём гневе, сидела в этот момент в кресле в напряжённо-застывшей позе с отрешённым, казалось бы, выражением лица. Она смотрела пустыми глазами на дело рук своих, но всё же тень какого-то бесноватого удовлетворения, удовольствия отпечаталась на её лице, озарённом душераздирающей улыбкой от совершённого действия.

В то время, лет десять назад, существовало для персонала правило: не вмешиваться в происходящее в этой комнате. Когда гнев выйдет наружу, приступ бешенства прекратится, пациентка внутренне успокоится, тогда можно будет в свободной обстановке спокойно объяснить ей ненормальность содеянного, и через несколько дней или, вернее, в течение нескольких дней, ею будет наведён порядок в своём жилище, который будет поддерживаться определённое время до нового приступа бешенства.

С годами женщина теряла физическую силу, навыки, необходимые для повседневной жизни, но эта внутренняя сила, не поддающаяся описанию, не теряла своей мощи и напора.

Беснование… Да, пожалуй, этим словом можно объяснить не только природу её поведения, но и явления в целом.

Врач-психиатр, в очередной раз пересматривая действие и взаимодействие принимаемых ею медикаментов, увеличивал дозу. Если бунт продолжался в течение нескольких дней, её переводили из нашего дома престарелых при психиатрии в другое отделение клиники, где применялись другие методы успокоения или перевод на другие медикаменты под пристальным наблюдением врачей и персонала. Состояние пациентки через несколько недель менялось к лучшему. Мы опять видели перед собой образец прекрасного поведения, почитания, уважения и любви к окружающим.

Да, кстати, о любви…

Однажды к нам перевели из соседнего отделения пациента, который в прошлом страдал синдромом КорсаковаБ который выражался в чрезмерном употреблении алкогольных напитков. На вид ему было лет семьдесят. Седовласый, худощавый, отличающийся интеллигентной наружностью, в прошлом – служащий, он вызывал определённое уважение окружающих. По тому, как его представил персонал другого отделения, да и по документам, справкам врачей, выходило, что его положительные качества проявляются в общении с незнакомыми людьми, пациентами, персоналом, тогда он раскрывает свой положительный потенциал в оказании помощи больным.

В тот день на планёрке было принято решение посадить его за столик к героине моего рассказа. Может, это место и не было совсем удачным для незнакомца, но лучших вариантов не наблюдалось.

Результат оказался потрясающим. Эти два одиноко бредущих по жизни человека поняли друг друга с первого слова, взгляда, с первой минуты общения. Мы, затаив дыхание, следили за изменениями в поведении этих горем сблизившихся людей.

Они всегда были вместе. Мужчина мог одним нежным взглядом усмирить её „могучий“ нрав, „укротить строптивую“ в минуты гнева. Он вставал на защиту любимой во время раздачи и приёма медикаментов, чуть ни с кулаками бросался на персонал, отстаивая её права во время приступов бешенства, продолжающих иметь место в дни душевной борьбы.

Вы бы видели их свидания в укромных местах: на лестничных площадках, в коридорах, туалетных комнатах, их целомудренные поцелуи в ночных сумерках. Случайно приходилось встречаться с ними в этих помещениях во время ночного дежурства.

Судьба оказалась и здесь жестокой к обоим. Осветив лучиком надежды их угрюмые лица, она в одночасье лишила их и этого кусочка призрачного счастья. Однажды, не заметив ступенек лестницы, мужчина упал в пролёт и не смог уже оправиться от увечья, нанесённого этой трагедией.

Тяжело переживала она их разлуку, но жизнь продолжалась.

Рождённая в первые годы войны, она немного знала о своих родителях, которых не удалось увидеть в сознательном возрасте. Старшие сёстры рассказывали ей о двух родных душах, любящих друг друга, но рано ушедших из жизни, не оставив в её сознании даже воспоминаний.

Несмотря на это, благодаря родственникам и государству, она закончила восемь классов, выучилась профессии и в течение несколько лет проработала на предприятии по изготовлению картонных упаковок для различного рода продукции.

В девятнадцать лет красивая интересная жизнерадостная девушка вышла замуж за зрелого мужчину, владельца небольшого строительного предприятия, и вскоре родила ему сына.

Из воспоминаний сестёр, всё у них было, как и в других семьях, но через четыре года после замужества, неожиданно для них сестра оказалась пациенткой психиатрической клиники.

Врач, к которому обратился муж по причине психического расстройства жены, поставил диагноз: шизофрения со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Она началась с депрессионного состояния – ступора. Молодую женщину нельзя было вывести из окаменевшего внутреннего напряжения даже с помощью медикаментозного лечения. Она была практически душевно парализована, не проявляла никаких признаков жизненных сил, чувств, эмоций: тяжёлое сдавленное дыхание, бессонные ночи с открытыми глазами почти без признаков жизни, отсутствие рефлекса приёма пищи…

Через несколько недель женщина оправилась от этого психического шока. Мысли её теперь были заполнены религиозной тематикой, символикой, обрядами, непонятными для мужа, уводящими её от реальности дня. Она стала фанатом новоапостольского религиозного течения, следы которого остались в ней до последнего дня жизни. Женщина посещала „божественный храм“ по выходным. Братья и сёстры по религиозному сообществу помогали ей в организации этих посещений. Предварительно позвонив, справившись о состоянии её здоровья, они приезжали за ней на машине и после службы привозили обратно в нашу „обитель“.

Через два года после этого духовного срыва состоялся новый привод к психиатру. Она была несколько больше, чем в первый раз, возбуждена, на повышенных тонах доказывала врачу свою адекватность, вела с ним беседу, прерывающуюся внезапными истеричными криками, перемежающимися слезами. Для неё, казалось, больше не существовали правила этикета и принципы нравственности: она говорила всё, что воспроизводил её мозг, врачу не всё было понятно, но „салат» из слов и фраз, один из отличительных признаков шизофрении, был налицо.

Нервное состояние, доводящее её до агрессивных выпадов, подтвердило впоследствии мнение врачей. Переход от депрессии в виде ступора, когда она могла в течение нескольких дней пролежать в постели, не двигаясь, до противоположного состояния, проявляющегося в агрессивных выпадах по отношению к персоналу и другим пациентам, происходил неожиданно, без определённых на то причин.

После первого трёхмесячного лечения в клинике, психическое состояние женщины улучшилось. Она вернулась домой. Родным казалось, что здоровье стабильно, отклонений в поведении не наблюдалось.

Семейная жизнь продолжалась, но ни в одном из документов, относящихся к прошлому да и к настоящему, нет ни одного слова о судьбе сына этой женщины, столь противоречивой по манере поведения, высказываниям, действиям и поступкам.

Ещё через два года в состоянии умственного помешательства и физического недомогания, напомнившего мужу её состояние при первом приводе к психиатру, молодая женщина неожиданно для родственников совершила попытку самоубийства. Она приняла большую дозу снотворного. Попытка самоустранения из жизни не удалась. Муж вовремя пришёл домой, вызвал машину скорой помощи. Жизнь жены на этот раз была спасена. Врачи сделали всё, что было в их силах, отвоевали жизнь, но душу спасти было не в их власти.

Женщину так и не покинули мысли о нежелании жить. В этом же году, в период рождественских торжеств, она предприняла ещё одну попытку суицида: приняла большую дозу снотворного и, поняв разумом, что этого недостаточно для сведения счёта с жизнью, в дополнении ко всему выбросилась из окна третьего этажа.

Этот непредсказуемый прыжок в другое временное измерение, в небытие, привёл к сотрясению головного мозга. Кроме того она повредила ступню, что положило начало проблемам при ходьбе, передвижении, одним словом, привело к инвалидности.

С этого трагического случая прошло ещё лет пятнадцать.

Казалось, она нашла душевное успокоение, внутреннее равновесие, сумела свести их в одну реальность, привести внутренние порывы и действительность к одному знаменателю.

Но это только так казалось членам её семьи. Они хотели видеть её душевное выздоровление и видели то, что им подсказывало их сознание.

В сорокапятилетнем возрасте женщина выбросилась ночью из окна, нанеся себе необратимые увечья в форме многочисленных переломов: бедра, ноги, ступни.

Никому кроме неё неведомо, почему это произошло. Голос свыше отдавал ей приказы, или она сама доводила себя до исступления, видя картины фантастических видений, слыша лелейные бесовские голоса? Может, кто-то, шепча ей на ушко слова любви, вёл к пропасти, любя и завлекая, толкая к оконному проёму?

Правда жизни такова, что с того дня она покинула мужний дом и оказалась постоянной жиличкой клиники, а позже дома престарелых при психиатрии…

Сейчас бы ей было семьдесят два… Жить бы да жить… Судьба или провидение, или неведомые нам в пространстве явления, отрицательная энергетика или наследственная карма, мучения за грехи в семейном клане или происки тёмных сил не дали обитательнице нашего дома возможность прожить в счастье и согласии с мужем хотя бы лет двадцать нормальной человеческой жизни.

Прерываю рассказ. Достаточно и того, что поведано мною в этой короткой истории долгой жизни, начавшейся с несчастий и закончившейся ими. Кратко скажу: после описанных событий в различные моменты жизни женщину трижды реанимировали, она пережила припадки эпилепсии, сопровождающие её до последних дней, многочисленные инфаркты, операции, непрекращающиеся попытки суицида.

Сильный организм сопротивлялся физической смерти тела. Она боролась со смертью до последнего вздоха. Душа, её духовное начало, сопротивлялось до конца проискам тёмной силы, проникнувшей в её тело, вероятно, ещё в годы юности.

Кстати сказать, эта женщина, познавшая материнство, просыпаясь по утрам в светлом настроении духа, улыбаясь и радуясь дню, рассказывала персоналу, что сегодня ночью она наконец-то родила ребёнка. Она очень хорошо помнила муки рождения, свой крик в ночи, и, просветлённая, после перенесённых ночью страданий, находила в себе силы делиться радостью с окружающими. В такие дни душевного просветления, женщина держала в руках большую куклу, которую отвоевала когда-то у знакомой по соседней палате. Она точно знала, что это её ребёнок, и никто во всём мире не смог бы её переубедить в этом.

В такие дни женщина сообщала нам, что к ней в гости придёт муж, ждала его в коридоре, тщательно готовясь к его приёму: и в комнате было убрано, и одета она была опрятно, маникюр, губная помада, запах духов, дорогого крема, яркая одежда – всё выдавало её желание понравиться ему, дорогому, единственному. Ожиданием счастливых минут был пропитан воздух, дарующий ей минуты воспоминаний.

Драгоценности выдавали её не бедственное положение в прошлой жизни. Она, уверенная и спокойная в своём выдуманном величии, хозяйка вечера, неоднократно просиживая в фойе у телевизора бессонную ночь, громко сообщала дежурному о долгожданной встрече с мужем. О ребёнке в такие минуты она не вспоминала. Вокруг витал запах дорогих духов, ощущалось присутствие женственности в обстановке казённого интерьера.

Сын никогда не приходил к матери, чтобы навестить её. Мы до сих пор теряемся в догадках: „А был ли мальчик?“

Известно только то, что муж не оформил развод, но и в те годы, когда она ещё проживала дома, отказывался от совместного проживания с ней в одном доме. Он оказывал ей в течение жизни финансовую поддержку. В какое-то время она унаследовала от него имущество, которое было впоследствии переведено в денежные единицы и потрачено на содержание женщины в доме престарелых при психиатрии. Такова правда жизни.

 

 

 

 

 

↑ 512